Стойкое ощущение, что буквально все норовят поиметь тебя сейчас в самой причудливой форме. И чем меньше у человека должность, тем его стремление унизить тебя будет сильнее, а форма – изысканнее, хотя в этом нет ничего нового. В больницах установили компьютеры. В регистратуре, в кабинетах всех врачей, буквально везде. Большинство работников больницы – глубокие пенсионеры. И эта компьютерная инновация для них – из области космических технологий. На все – талоны. Россия внедряет предварительную запись везде: ГАИ, пенсионный, поликлиника. Как раньше, по живой очереди, практически невозможно. В детской поликлинике, где атмосфера всегда была располагающей, гром и молнии – изгоняют тех, кто без бахил. Изгоняют, как дьявола на сеансе экзорцизма, но уходят не мамочки, уходят врачи – от невозможности принять новые правила игры. Жизнь становится какой-то совсем другой, очень отличной от той, к которой мы привыкли и на которую также привычно сетовали. Камеры видеонаблюдения, предварительная запись, робот Маша в МФЦ (многофункциональный центр предоставления услуг – ред.) и аншлаг с шести утра под запертыми дверями, чтобы взять талон на предварительную запись в Росреестр. Кажется, что все происходящее намного быстрее тебя, и именно сейчас появляется какая-то усталость от того, что ты не «вытягиваешь» всего происходящего, потому что темп жизни выше твоего личного темпа и куда выше твоих возможностей. Весь прошлый год – очереди. ГАИ, паспортный стол, ЗАГС, налоговая. Год очередей часами за новыми документами, печатями, правом жить в старом месте по-новому. Привычные отношения рушатся под натиском огромной бюрократической машины России. Годами сформированные связи оказываются не нужны в этой форме устройства мира. И все будто то же и так же, но как-то значительно сложнее, словно где-то наверху специально придумывают новую схему: как усложнить твою жизнь, чтобы тебе некогда было думать в погоне за выполнением новых правил. Очень много пугающих разоблачений. Раскрытые шпионы, найденные схроны с оружием, студентки-отличницы, которых разоблачают за фотографированием колонн военной техники, борьба с экстремизмом на уровне учебных заведений и давящая реальность с чётко очерченными границами про «хорошо» и «плохо». Твои соседи справа осуждены за терроризм. А сосед слева может оказаться вчерашним офицером СБУ, который вернулся домой, заработав украинскую пенсию и откупившись сдачей пары украинских товарищей ФСБ. Странные, странные времена! Нельзя нигде говорить лишнего. Вообще нельзя давать никаких оценок, осуждающих или цепляющих ярлыки. Нельзя сочувствовать тем, кого осуждают сообща все. Нельзя плыть против течения. Нельзя быть вне времени. Правильно – молчать. Правильно – слушать максимально безучастно и реагировать в контексте принятых законов. Границы личности заканчиваются на семье, все что шире – государство, и там ты себе уже не принадлежишь: должен быть, как все, значит – никем. Очень много неславян, которые строят буквально все вокруг – дома и дороги. Они чинят школы, они латают крыши и делают то, чего наши делать не хотят. Наши смотрят издали и перебрасываются короткими фразами: "Говорят, у них пятёрка в день". Но наши не хотят так работать, поэтому к нам приезжают таджики, которые работают сутками, без выходных и без устали. Тысячи стали называть просто: два рубля, три рубля, пять. Имея в виду две тысячи или три. Дома растут, как грибы. Мы, как Алиса в будущем: смотрим, узнаем и не верим, что наш город может быть таким. С открытыми спортивными площадками, с лавочками, беседками, навесами. Очень наивно, но приходит в голову только одно сравнение – как в СССР. Меняют кровлю домов, меняют трубы отопления, убирают рельсы, приводят в порядок недострои. Они сажают деревья зимой, укладывают плитку в ливень, не устают и не знают выходных. После 8 лет запустения в «республике» масштабы всего происходящего кажутся грандиозными. И от этого странно – как в далёком будущем из фильма. Говорят, в Луганске скоро снова будет аэропорт и начнут ходить поезда. И это уже не кажется фантастикой. Но ощущение, что «хорошо» может быть короткое время, а потом снова становится сложно. Колоссальное подорожание всего. Нехватка автомехаников и обилие машин. Пробки. Город, наводненный техникой, новыми машинами, оборудованием. Очередное расслоение на богатых и бедных, как будто миру 10 лет назад просто нужен был передел, встряска, шанс выйти из тени тем, кто не мог пробиться до этого передела. Очень четко пролегла линия между там и здесь. Кто уехал, оставив здесь недвижимость, озадачен новыми правилами – обещанием национализировать брошенное имущество с задолженностями по коммуналке, требованием зарегистрироваться в Росреестре до 2026 года, а для этого нужен российский паспорт и СНИЛС (страховой номер индивидуального лицевого счёта – ред.). И те, кто отважно кричал, что никогда не получит паспорт РФ, озадачен этими новыми правилами – что дальше? Как решить этот вопрос и обойти систему? И те друзья, кто уехал, считая, что всегда смогут вернуться, говорят о том, что сейчас не прилететь из Америки, не успеть на похороны, да и живые нужны живым, а их старые родители оказываются пленниками телефона, Интернета, зыбкой ниточки, пролегающей через океан между старым родительским домом и уехавшими от войны детьми. Хоронить без детей стало новой модой. Другая жизнь, другие правила. И там, за линией разграничения, все меньше друзей. Общение вне политики. О еде, одежде, детях… Странное и детское желание – сохранить баланс между этой стремительно меняющейся реальностью и жизнью близких. Пусть как можно дольше они будут рядом, являясь подушкой безопасности в этом странном меняющемся мире. Это как ходить по тонкому льду, когда под лед можно уйти после всего одного неловкого движения. Новости об обстрелах где-то и погибших стали привычными. Если задуматься, это пугает. Но стараешься не думать. И новая молитва, о которой мало говорят вслух: пусть мои близкие, как можно дольше, будут рядом со мной. Ольга Кучер, Луганск, для «ОстроВа»
