Который раз я слышу о том, что в Луганске последние четыре года ВСЁ делается правильно. Не просто правильно, а повышенно правильно, как в России. И, естественно, - все совсем не так, как при законной украинской власти четыре года назад. Последнее вообще самое важное в этой истории. Раньше было неправильно ВСЁ, а сейчас ВСЁ ЭТО нужно исправлять, потому что за годы украинской власти было испорчено всё донельзя – дороги, наука, водопровод, система родовспоможения и армия. Когда об этом говорят как о чём-то абстрактном, это бла-бла можно слушать, сильно не вдумываясь. Но когда эта ПРАВИЛЬНАЯ машина своим безжалостным катком проходит по твоей жизни, ты едва можешь оправиться от этого, потому что этого ПРАВИЛЬНО добиваются вопреки всякой логике и здравому смыслу: дороги латают в проливной дождь, крыши перекрывают в мороз, а родовспоможение налаживают посредством российской гуманитарки. 21 декабря, когда впору ставить ёлку и писать Новогоднее меню, к нам в дом позвонили. Двое парней помахали перед лицом удостоверениями инспекторов Горгаза. Приехали обрезать газ. На нас донёс контролёр, который был пару недель назад. Но донёс как-то криво, как в испорченном телефоне. Мол, у нас нет тяги. Какой тяги, где? Тягу он и не проверял, хотя претензий имел к нам на пару томов – гибкие шланги у нас не газовые, не того цвета, куплены не там, документы не с теми печатями… Но всё это почти пустяки по сравнению с тем, что у нас нет вытяжек на газовое оборудование, которому… по двадцать лет! Двадцать лет это не беспокоило никого, а при ПРАВИЛЬНОЙ власти это вдруг вызвало горячее желание обрезать нам газ. На секундочку, - долгов по газу мы не имеем. В доме трёхлетний ребёнок. Зима. В общем, срок нам дали до понедельника. С кем-то перетирали наш вопрос по телефону, сказали подъехать к их начальнику сегодня же, выдали акт и уехали. Мчусь к начальнику с пакетом документом и квитанциями. Пока еду, успокаиваюсь: это просто недоразумение, иначе ситуации не объяснить. Мы жили так последние двадцать лет, открывали дверь контролёрам, не имели ни одного замечания, и вдруг, внезапно, нам нужно обрезать газ за отсутствие вытяжных каналов, которые у нас отсутствуют двадцать последних лет… Меня встречает вальяжный, ухоженный и сытый господин Ш. Начальник службы эксплуатации газового оборудования. Явно не бедствующий и пришедший на работу не пешком. На пальце скромный золотой перстенёк, сам чистенький, с причёской, а за спиной портрет Путина – всё, мол, делается, здесь правильно. Все мои иллюзии о том, что я смогу что-то пояснить, внять к здравому смыслу и логике рассыпаются прахом сразу же – право голоса в этом кабинете имеет только господин Ш.. Я слушаю о том, что мне нужно за следующие два выходных дня пробить три вытяжных отверстия в доме и узаконить их. Если я не сделаю этого, в понедельник с утра нам обрежут газ. Никакие доводы или что-то ещё чистенький господин Ш. слушать не хочет. Даже о том, что на улице лютует декабрь, я могу не найти мастера, не найти денег или просто не уложиться в эти максимально сжатые сроки. Он стучит перстеньком по своей Библии – учебнику по эксплуатации газового оборудования 1986 года и декламирует по слогам: «Я хочу доработать здесь до пенсии» и «Я не хочу сесть в тюрьму из-за вас». В его кабинете светло, чисто, ремонт. Парень за компьютером рядом в наушниках смотрит кино, не скрываясь от нас. В общем, работа кипит. Я ухожу. Три вытяжки. От 20 000 рублей. Мне так сказали по тому номеру, который выписал мне господин Ш. на листочке со своего телефона. Сжалился и дал номер тех, кто мне поможет. Как врач, который говорит, что лекарство нужно покупать только в определённой аптеке со словами, что пришли от него, чтобы там не забыли начислить процент этому врачу. Я спрашивала, что мне делать, если я не найду за два выходных дня нужной суммы. И мне совершенно ПРАВИЛЬНО ответил мужчина с золотым перстеньком и портретом Путина: «А мне всё равно». То есть у меня два выходных дня, чтобы найти 20 000 рублей и тех, кто пробьёт мне три вытяжки, выдаст на них ПРАВИЛЬНЫЕ документы и даст возможность встретить Новый год с газом. Выходя, я предпринимаю последнюю попытку разобраться – поднимаюсь в приёмную этажом выше. Спросить, удостовериться, что я поняла всё правильно. Секретарь неохотно вникает в мой вопрос, но идёт на компромисс – предлагает мне прийти завтра в половину седьмого утра, чтобы уговорить высшее руководство не обрезать мне газ. Предлагает мне именно уговорить их, потому что в это время кто-то из руководства уже на месте, и я могу его застать, объяснить ситуацию и просить помочь. Просить, - может быть, мне и помогут. Я хорошо представляют завтрашний разговор – я прошу выслушать меня, караулю с шести утра у запертых дверей приёмной, и очередной руководитель будет слегка брезговать этой темой и мной. Это не то место, где слушают и вникают в ситуацию, здесь все хотят доработать до пенсии, выполняя операцию конкретно по своему участку… И уже дома я судорожно ищу тех, кто согласиться выполнить все работы за два следующих дня. В мороз, в конце декабря. И мне нужно не когда-то в общем, а именно завтра, чтобы успеть всё выполнить в обозначенный срок. И в понедельник в мой дом звонят новые инспектора – проверять работу и бумаги. Как на школьном экзамене. И они слегка недоумевают, отчего их прислали, отчего нам нужно было так торопиться, и почему кого-то не устроили окна рядом с газовыми приборами, если с нас потребовали пробить дополнительную вентиляцию. И они снова кому-то звонят отчитаться, что у нас всё выполнено, и есть акт, и есть печати, но им отвечают, что у нас проблемы с документами, и мне снова нужно срочно приехать, чтобы разобраться с проблемами в документах на месте… И я понимаю, что в поиске ошибок украинского периода можно не останавливаться никогда. И устранив что-то одно, я могу приниматься за следующее. Да, на месте оказалось, что то, следующее, было ошибкой. Не моей, а их. Не досмотрели, не проверили, простите. И напоследок мне милостиво говорят о том, что я могу жить пока со всеми теми недоработками в документах, на которые проверяющие пока закрыли глаза. Ольга Кучер, Луганск, специально для «ОстроВа»