Совершенно случайно заметила новый параметр в описании человека: где он был летом 2014 и где он сейчас. Это не новые анкетные данные при трудоустройстве, это скорее новый штрих в описательной характеристике. Сегодня меня нашёл приятель, знавший меня в период моего детства. О чём обычно говорят столь давние знакомые? «А помнишь?» и «А Ромка как, из 5-й квартиры?» И вот описывая того самого Ромку, мой приятель по детству сказал мне о нём так (клянусь!): «Он уезжал, а сейчас вернулся. Ребёнок у него родился недавно…» До лета 2014 года первая смысловая часть из этих двух не только не имела бы никакого смысла в рассказе (куда уезжал? Откуда вернулся? Зачем вообще об этом говорить?), её бы просто не было. А сейчас это совершенно нормальная часть разговора с теми, кого давно не видел: «Где был? Уезжал? Чего вернулся?» И всем без лишних слов понятно, о чём идёт речь – о каком отъезда и когда. Первый раз с негативным отношением к уехавшим на период лета 2014 года я столкнулась сразу же – в сентябре того же года. Моя коллега, не выбирая слов и глядя в сторону, говорила: «Отсиделись на курортах, возвращаются… А мы здесь без воды и света… На полу между окном и кроватью…» И своё отношение с оттенком неприязни она сохранила до сих пор. Иногда в разговоре мелькнёт с иронией: «Попробовали там. Не получилось! Возвращаются. Назад просятся». Конечно, эта сохранённая обида понятна. Кому её предъявить за всё пережитое тогда? Выехавшему в июле 2014 и не вернувшемуся до сих пор руководству моего предприятия? От приближенных к руководству знакомых знаю, что всё в их жизни складывается не плохо – есть возможности для старта и покупки недвижимости. Хотя со стороны всегда кажется, что в чужой булочке больше изюма, чем в твоей. Поэтому обида за то лето и все тяготы жизни сейчас выливается на тех, кто рядом, ближе – на возвращенцев. Их так и называют между собой. Те, кто не уезжал никуда, и те, кто вернулся – как два лагеря. Внешне будто бы всё нормально. Но первые обижены на вторых, что те пережили самый тяжёлый период для оставшихся в городе без воды, света и зарплат где-то в комфорте и безопасности, а вторые измучены расспросами первых, что ТАМ у них не получилось и почему они решили вернуться. Первые иронично расспрашивают, вторые оправдываются. И чаще всего на все расспросы: «Почему решили вернуться?» отвечают предельно лаконично и уклончиво, кивками головы и междометиями. Они уже давно поняли, что для всех переживших то лето здесь они будут искателями лучшей жизни и комфорта и их вряд ли поймут. Недаром говорят, богатые тоже плачут. Я слышала о дискриминации в коллективах, когда большая часть сотрудников не уезжали никуда, а один человек из этого коллектива уехав спустя время вернулся. Для тех, кто не уезжал, вернувшийся всегда будет чёрным в белом офисе. Хотя лично я столкнулась с обратным. Полгода я работала в очень тесном помещении с теми, кто уезжал на то лето и провёл его как раз в курортной зоне у моря. Их было четверо, я – не уезжавшая из города – одна. И меня просто задавили вопросами, почему я не уезжала и какие у меня были на это причины. Мы настолько часто возвращались к теме, как им до тошноты надоело на тех пляжах за два месяца без связи с оставшимися здесь родственниками, что у меня уже начал появляться комплекс недалёкого и не повидавшего жизни человека – я-то всё время была здесь. И ещё меня удивило, что к пережившим здесь то лето у уезжавших есть какая-то снисходительная жалость, как к больным. Услышала недавно и поймала себя на том, что не хотела бы, чтобы так говорили когда-то обо мне: «Она то лето не уезжала никуда… Сами понимаете, последствия, нарушения психики, стресс…». В общем, это что-то вроде невидимой черты, признака, который сразу расставляет всё на свои места – мы повидали и пережили, а они нет. Хотя у не переживших и не повидавших свой пуд соли, о котором здесь говорят очень неохотно. На моей улице есть семья, вернувшаяся из России. Уезжали с чемоданом, вернулись на газели – скопившиеся за два года вещи уже было не увезти в руках. Но при таком нажитом «богатстве» глава семьи вернулся каким-то очень уставшим и сильно постаревшим – а ему нет и тридцати. Такими украинские авторы раньше описывали много раз обманутых заробитчан. О причинах возвращения охотнее говорит его мать – устали от положения нелегалов в России, от тяжёлых работ, их часто обманывали с зарплатой, не выплачивали заработанного, не за что было снимать жильё… Моя приятельница вернулась из России по причине не такой прозаичной, как деньги. Она тосковала по родителям и Луганску. И за полгода в России, и она, и её муж с относительным успехом нашли работу, прошли все медкомиссии, сняли жильё, но ни друзей, ни даже знакомых с тёплым к ним отношением они так и не нажили. Гулять по чужому городу на свои с таким трудом заработанные деньги не очень-то хотелось, идти в гости было не к кому, и вся их жизнь сошлась в алгоритме: чужой дом-работа до глубокого вечера – Скайп с родителями. И с каждым днём моя знакомая, объективно оценивая их шансы в России, понимала, что им будет лучше в Луганске – там есть поддержка семьи, своё жильё, друзья. И вернувшись назад, она ни разу не пожалела об этом. Много историй я слышу о тех, кто хлебнул по чужим квартирам и милости принимавших их поначалу родственников, которые потом становились едва ли не хуже врагов. Вернувшиеся знакомые понимали, что у них нет нужной хватки для старта в чужом городе, нет сил, финансовых возможностей, оптимизма, молодости. Кто-то просто не оценил своих сил и знаний, ехал, как и все, а на деле оказалось, что то, что было нормой в прежней жизни, не устраивает работодателей на новом месте. Кто-то приезжал после того, как дорабатывал в Украине до пенсии/выслуги, и возвращался в своё жильё в Луганск с украинской пенсией. Меня откровенно удивляют до сих пор истории о руководителях подразделений моего прежнего предприятия, которые спустя год-полтора после лета 2014 года возвращались в Луганск из Киева и шли работать на прежнее место, но к гораздо большим трудностям. Никто из них никогда не говорит о причинах своего возвращения. Закрытая тема. Я слышала когда-то, что земля чужих городов гораздо жёстче, и падать на неё много больнее… А в разговорах с коллегами и на праздниках, у всех вернувшихся из долгих странствий в Луганск, всегда роль слушателей этих бесконечных историй на всю оставшуюся жизнь о том, как было тем, кто был здесь всё время. Ольга Кучер, Луганск, для "ОстроВа"
