Оглядываясь на последние 10 лет, понимаешь, что смерть была чуть ли не главной характеристикой этого времени. Первой умерла мамина подруга в начале сентября 2014-го. В августе без света и воды она давила виноградный сок, а в сентябре умерла. Её похоронили сразу же без всяких вскрытий с предположением, что был инсульт. Ей внезапно стало плохо, и она отправила сидевшего возле неё мужа прилечь, а сама умерла сразу, едва он отошел. Это был шок, который длился потом годы. Мы обходили эту тему, замолкали, наткнувшись на её имя. Каждый чувствовал какую-то вину и не проходящий ужас перед чем-то совершенно новым. Ещё была сгоревшая машина, на которую мы наткнулись после ночи обстрела; лежащий мужчина на газоне, когда мы шли за гуманитаркой; похороны первого мужа знакомой, которому отсекло руки, когда он возвращался с работы на велосипеде. Череда историй, одна ярче другой, они притупляли страх и делали тему смерти предметом шуток. "Вам хоть есть кому подать стакан воды?", – спросила я у знакомого, который только что узнал о своей болезни. "Есть", – поспешил заверить он, стесняясь, что может быть иначе. И умер. Умер, как и многие, кто узнал о своей болезни слишком поздно, когда ни о какой помощи уже не могло быть речи. Рак стал выявляться на той стадии, после которой счёт жизни шёл уже на дни. И как жили и работали с этим до последнего – оставалось загадкой. Болели, умирали как-то наспех, как и жили все эти 10 лет. Сам тон происходящего резко поменялся. Живые близкие спешили жить, а умерший как будто стремился не отнимать у них времени собой и своими проблемами. Все истории о смерти были похожи: погиб, умер, внезапно умер. Истории о долгих болезнях, о какой-то семейной череде дежурств у постели близкого ушли за черту десятилетней давности, когда болели долго и этим сплачивали всю семью, делая отношения только крепче. Рассказывая о ком-то, непременно говорили, что все прошло слишком быстро – смерть, удивление, печаль. Возможно, что это просто стало так явно на фоне оттока молодёжи, но смерть подошла слишком близко. Умирать стали соседи, знакомые, родители друзей, а часто и сами друзья, оставляя полное недоумение после этого. Как розыгрыш, самая большая шутка, которую мог устроить приятель. Последним сообщением от него очень долго висело в телефоне "Хочу тебя", что было вовсе не про смерть. А потом попытки открыть дверь, запертую изнутри, уютный свет ночника и кровоизлияние, которое мы все истолковали одинаково – он тоже не уезжал в 2014-м. Как будто смерть догоняла его все это время и всё-таки догнала, дав отсрочку, чтобы пожить. Мы уже перестали этому удивляться. После историй про то лето, мы перестали воспринимать смерть по-прежнему с мистическим трепетом перед неизвестностью. Мы стали шутить, мы пытались защититься иронией и между этим, как бы небрежно, говорили близким: если что-то случится со мной... Подруга написала мне: "У твоего ребёнка невероятное детство". Я согласна с ней, но после лета 2015-го у реки я узнала, что мы гуляли под заминированными вагонами. Их после убрали. Сколько же было историй за эти 10 лет о том, что могло случиться и не случилось за малым. Мальчику оторвал ноги найденный боеприпас. Он гулял там же, где всегда гуляли мы. Товарища, который вынес его, наградили. Мы после перестали гулять там. Мы, вероятно, везунчики. И детство, вероятно, и правда невероятное. Но я не хотела бы такого второго, потому что на все это нужно мужество, сейчас я понимаю это особенно хорошо. Нам просто везло. Но второй раз пройти все это заново я бы не смогла. Я была на похоронах у знакомого, который умер нелепо от не оказанной своевременно помощи. Нас было трое. И это тоже о том, что сейчас происходит. О новом, к чему мы почти привыкли за эти 10 лет. О быстрой смерти, скомканных похоронах наспех одним днем, о шутках про смерть, о почти бытовых разговорах, кто погиб и как. Смерти стало так много, и она стала такой разной, что мы утратили какой-то трепет перед ней. Как будто то, что могло произойти, случилось сразу и очень быстро. И все, уйдя с похорон, поспешили продолжать жить самой обычной жизнью, чтобы не терять ни минуты. Море, наращённые ресницы, мечты, ремонт, юбилей в кафе стали в один ряд с похоронами. Мы как будто выплакали свой запас слёз и исчерпали запас сочувствия. За шоком пришло вытеснение этой темы и стремление успеть сделать как можно больше: увидеть, пожить, родить. От горя спешили туда, где жизнь бьёт ключом. Стали ценить то, что было будничным – смех, счастье, общение, детей, радость материнства. То, что шло противовесом смерти. Все чаще говорили о том, что не читают новостей о войне, что смотрят только кулинарные каналы и комедии. Может, это вид защиты. Или какой-то новый этап: принятие того, что война надолго, а жизнь имеет срок годности, и нет сил и времени оплакивать, горевать, сожалеть. Быстрые отношения, быстрые семьи, быстрые решения – время на жизнь и смерть сильно сократилось. Исчезло время на раздумья и долгие размышления. Встречаясь, сходились, торопились завести детей, не оглядываясь на чужое мнение. Стали другими отношения, ценности и темп жизни. Старики, оставленные уехавшими детьми, не скрывали, что мечтают о быстрой смерти, чтобы не быть обузой ни уехавшими детям, ни себе. Похороны стали дистанционными – выехавшие дети прощались заранее с ещё живыми. О конце войны и каких-то возможных сценариях перестали говорить, принимая любые исходы и не тратя время на прогнозы. Самым ценным стали встречи с близкими, общение, возможность быть вместе. Общение стало самой ценной валютой, а встречи – на вес золота. И ради этого стоило жить, копить, ждать, преодолевать трудности, чтобы увидеться где-то в Турции, съехавшись туда на несколько дней всей семьёй с разных концов света, чтобы насмотреться и наговориться впрок, обнять внуков и бояться пропустить хоть минуту встречи. А потом смаковать эти дни, жить ими, лелеять и пересказывать, проживая заново. Жизнь стала совсем другой. Быстрой. Торопливой, с короткими планами и стремлением чаще радоваться жизни. Мы сильно поменялись за эти десять лет. И это ведь не конец. И есть вещи, о которых стоило бы подумать, остановиться, но на это нет времени и желания. Мы торопимся жить, успеть и делать это здесь и сейчас.
