Больше всего российские СМИ на прошедшей неделе интересовало произошедшее в центре Киева убийство журналиста Павла Шеремета. Для прокремлевских изданий и телеканалов убийцей Шеремета была однозначно киевская «хунта». Во всем остальном риторика была в целом довольно нейтральной — насколько она может быть нейтральной в кремлевских СМИ. Ярким исключением стала разве что «Комсомольская правда», руководство которой питает необъяснимую и, похоже, личную ненависть к Надежде Савченко. То, что в «Комсомолке» считают, очевидно, дискредитацией молодого украинского политика, продолжается с момента выхода Савченко из российской тюрьмы и еженедельно набирает обороты — и повышает степень абсурдности. На прошедшей неделе в «Комсомольской правде» решили, кроме прочего, высказаться относительно примирительных заявлений Надежды в адрес Донбасса. «Смешно и грустно видеть, как наши патриоты покупаются на элементарный политтехнологический фокус с бывшей летчицей Савченко, которая, выйдя из тюрьмы и послушав кого-то нам неизвестного, но, по всему видать, умного, перестала махать кулаками и изрыгать проклятия, и начала делать кое-что очень полезное для своей страны и своего народа, и очень вредное для нас, — написали там. — А именно, занялась традиционным южным убалтыванием северян, запела нежную песню имени Кучмы и Януковича, которая в переводе с братского и партнерского на русский звучит так: «Глупый Ванюша, отдай мне все свои деньги, землю, людей, газ, электричество, оружие и... Что там еще у тебя есть? Часы есть? Во, часы тоже давай, пригодятся. А я тебе за это - ну, скажу, что мы друзья, что я за мир, что нам надо простить друг друга, и еще, это, как его, а, вспомнила! Славянские народы! И еще, как его звали-то? А, партизан Ковпак. Очень уважаю партизана Ковпака. Ты часы-то снимай, снимай». «По-моему, даже интеллекта ученика начальной школы достаточно для того, чтобы понять, что любые зигующие головорезы из самого тарантиновского батальона с портретами хоть самого черта, а не только бандеры очередной, — для России бесконечно полезнее, чем эта льстивая песня, после прослушивания которой неизменно оказывается, что клофелин подействовал, клиент поплыл, кошелек пуст, дело сделано, целую, пока», — заключает корреспондент «КП». Валютная война? Дела в России, судя по всему, плохи, и развязанная Кремлем война, в том числе «холодная», подорвав украинскую экономику, не оставила в целости и российскую. Как пишет «Коммерсант», «помощник президента Андрей Белоусов вчера открыто обнародовал претензии экспортеров к курсовой политике ЦБ — он заявил о «чрезмерном укреплении» рубля, создающем проблемы для экспорта и импортозамещения. Банк России ответил столь же категорическим отказом от вмешательства в курсовой тренд. По мнению аналитиков РАНХиГС, проблемы экспорта РФ не в курсе, а в обвале спроса в СНГ и обострении конкуренции с Украиной». В сообщении «Коммерсанта» отмечается, что, «по данным июньского мониторинга РАНХиГС, российский экспорт в январе--июне падал по причинам, вряд ли связанным с курсом напрямую. Это помимо прочего продолжающееся сокращение экспорта на Украину и обвал спроса в СНГ; успешные попытки вытеснения Украиной РФ с рынка железнодорожного оборудования (рынки США, Азербайджана и Казахстана) и оборудования для атомной промышленности; прекращение экспорта морских судов и буровых платформ через Нидерланды и Сингапур; сокращение на четверть экспорта колесной военной техники. Наконец, это завершение сверхкрупного (на $1,4 млрд) контракта ООО «Т-Платформы» на поставку в Германию суперкомпьютерного кластера — добавленная стоимость РФ в нем, впрочем, невелика. Отметим, украинская девальвация превосходила российскую, и в какой-то степени идея «целевого ослабления рубля» — это призыв к первой в истории валютной войне на территории бывшего СССР». «Там как в раю: не бомбят, не стреляют…» Пока война горячая в Украине продолжается, «Новая газета» публикует ряд историй о жителях прифронтовых городов и поселков по обе стороны линии разграничения. Все они яркие и тяжелые. «Школа 77 (поселок Гольмовский, 6800 жителей до войны — 1500 сейчас) похожа на замок: красный кирпич, лепнина, старые тополя, — рассказывают, например, корреспонденты издания. — Бомбоубежище в подвале школы (бывшей раздевалке) сделали в начале войны, когда двухэтажки поселка посыпались под обстрелами. За два года сюда провели электричество, перенесли две печки из собственных домов, вывели дымоходы в окна. В войну здесь ночевали по 70 человек, теперь, в перемирие, — тридцать. Иногда бомбить Гольмовский начинают и днем, поэтому в школе не ночуют. В ней живут. До линии фронта — метров 500». «Саму школу закрыли еще семь лет назад. Наверху, над убежищем — синие стены с живописно осыпавшейся краской, пустой спортзал с лепниной, плакат «Размещение и роль военного производства в США», аккуратная поленница дров: никто не надеется, что война закончится до холодов. Внизу — составленные вплотную, прикрытые матрасами парты. Пожилая женщина в седых буклях застилает на парте постель, разглаживает складки на белом пододеяльнике. Работает телевизор, на телеканале «Россия» — новости. Прямо в проходе, на четырех составленных вместе школьных стульях, лежит очень маленькая, очень закутанная в платки старушка, вздыхает, ворочается во сне. Стулья скрипят. Мужчин мало. Некоторые стесняются ночевать в убежище, пересиживают в квартирах. Остальные воюют. Бывший шахтер Сережа заходит ненадолго, зовет на шашлык: «В сентябре, на мой день рождения. Если не убьют». Когда шахты вокруг Гольмовского закрылись, работы не стало, а ополчение — гарантированные 15 тысяч рублей. Хватит на семью». «Пока стреляют далеко, собираемся в каморке наверху, здесь тепло и можно поставить чайник, — продолжают авторы историй. — Алла, фактически главная по убежищу, «бывший мент» Галя, Валя. На стол достают три пакетика чая и пять печений — все, что есть. Говорят, что гуманитарку сюда привезли всего один раз, матерятся, вспоминая, как дрались женщины за три куска мыла, три шампуня и одну куклу. Галя говорит, что за время войны у нее выпали зубы и появились болезни печени, Валя — что стала отниматься рука. В Гольмовском они всю войну. «Мы только на два месяца в Мариуполь ездили, — говорит Валя. — Там как в раю: не бомбят, не стреляют…» Фразу «Конец войны» не произносит никто. «А ведь там, на Украине, наверное, как у нас? — спрашивает вдруг Валя. — Тоже прилеты?» — «Там не бывает. Дээнэры-то не стреляют, — Галя успокаивается, утирает рукавом лицо. — Наши туда не лупят, потому что там тоже наши люди живут». Тем не менее, «часов в 11 снаряд прилетает в жилой дом на украинскую половину разделенного фронтом села Зайцево. Вместе с подростками выскакиваем посмотреть, как горит: высокий столп пламени в черном небе. «О, дрон, — без интереса говорит кто-то из парней, показывает низко и быстро летящую точку посреди неба. — Укры нас видят, короче. Потом он к ним прилетит, они координаты запишут, базу просмотрят — и начнут обстреливать. Ну, короче, как обычно». Уходят в убежище. Одежду для ночлега нам собирают всем подвалом: свитера, зимние куртки, ватные штаны, шапки со стразами. На улице жара, но в подвале все это придется надеть. Холодно, воздух кажется липким от сырости и грибка, к утру волосы становятся влажными и пахнут тиной. К 11 жизнь в убежище замирает, все заползают в коконы одеял, накрываются с головой, чтобы не слышать разрывы». Еще одна история — из Красногоровки, что у линии фронта на контролируемой Украиной территории. Ее героиня Алла — единственная оставшаяся жительница одного из полуразрушенных недавними обстрелами многоэтажных домов на окраине этого города. «Для себя Алла обустроила дальний угол подвала: стена из досок и непромокаемой пленки, ковер на стенке, тахта, — пишет «Новая газета». — Лампочка, букет искусственных цветов. В центре — телевизор. Алла нажимает кнопку, и на Первом канале появляется лицо Путина. «Вот ты ж ***! — победно кричит Алла, поворачивается к фотографу. — Да вы снимите, снимите его!» В Красногоровке Алла — одна из немногих, кто не хочет, чтобы пришла ДНР (оставим эти умозаключения на совести авторов и редакции. — «ОстроВ»). Город Красногоровка Марьинского района (около трех тысяч жителей сейчас, 16 тысяч раньше) — «серая зона» на самой линии соприкосновения в трех километрах от Старомихайловки, пригорода Донецка. Спустя почти полтора года после конца войны обстрелы здесь продолжаются «каждую ночь без передыху», во время прихода гуманитарных конвоев и саммитов в Минске — даже днем». «Алла ведет нас между разбомбленных, обугленных зданий, показывает последние прилеты снарядов, рассказывает, что в квартале живет 57 семей — если кого-то из них не убило. Солнечно, жарко, воронки в асфальте заросли клевером, пахнет гарью и свежей травой. Минометов не слышно, только отдельные автоматные выстрелы. Спрашиваю, с какой стороны границы в прошлую ночь обстреляли дом. «Тут километров с двух прилетело, удар был слабый. Если б с 800 метров лупануло, весь подъезд бы посыпался. Значит, это оттуда, с ДНР». — «А нам говорили, что стреляли свои». Алла резко останавливается, распрямляется: лет 60, острые черты лица, всклокоченные седые волосы, пестрый халат. Отчеканивает: «Я не знаю вашу позицию. Моя позиция — Украина. Но 80% населения зомбированные. Они рассказывают, что снаряд летит, разворачивается и летит обратно». — «Тогда почему окна в доме разбиты с двух сторон, если стреляют только с ДНР?» — «Так это снаряд с одной стороны летел, а взрывной волной обе стороны разбило. Это волны тут идут, девочки, такие волны…» Спрашиваю, как будут уживаться здесь люди — когда-нибудь, когда кончится война. Алла говорит, что не знает: каждый раз, когда кто-то говорит о политике, «заканчивается все мордобитием». Пока она надеется, что люди сюда не вернутся. В отличие от верящих в приметы соседей, жителей Гольмовского, осколки снарядов Алла не собирает: «Путину на надгробную плиту». «Курс на лояльность к минским соглашениям сохраняется. Но…» А «Газета.ru» пишет об очередном переносе «выборов» в донецкой «республике»: на этот раз — с лета на осень. Донецк даже проводит «праймериз» кандидатов в «депутаты» и отрабатывает варианты возможного развития событий в ходе голосования. Как отмечает корреспондент «Газеты.ru», «насколько важная роль отводится этой демонстрации, подчеркивает привлечение к «репетиции выборов» вполне реальных международных наблюдателей из пророссийских кругов Сербии, Финляндии и Швеции. Так, например, в Донецке в качестве наблюдателя за проведением засветился отлично владеющий русским языком руководитель «Антифашистского комитета Финляндии» и один из инициаторов и защитников установки памятной доски в честь маршала Маннергейма в Санкт-Петербурге Йохан Бекман. В Луганске и Шахтерске (территория, контролируемая ДНР) практически синхронно прошли учения, на которых отрабатывалось противодействие силами мирного населения деятельности «иностранных вооруженных миссий». Официальный сайт ДНР сообщил, что в Шахтерске в учениях участвовал глава города, инвалиды-колясочники, молодые люди, женщины и дети — всего около 2000 человек. На фото видно, что им противостояли люди в камуфляже с полицейскими щитами с приколотыми распечатанными на принтере листами с надписью: «Иностранная вооруженная миссия». Как сообщает Донецкое агентство новостей, «участники мероприятия отработали способы блокировки транспорта, безопасного ограждения мирных граждан от представителей вооруженной миссии и разоружения последних». «Курс на лояльность к минским соглашениям сохраняется. Но демонстрация того, что тут может ждать полицейскую миссию ОБСЕ, не помешает», — говорит источник «Газеты.Ru» в ДНР». Обзор подготовила Софья Петровская, «ОстроВ»
