Одним из главных событий литературной жизни Украины последнего времени стал выход романа Сергея Жадана «Ворошиловград», ставшего книгой года-2010 по версии Би-Би-Си. Для нас, жителей Луганска\экс-Ворошиловграда, значение этого события сложно переоценить. О Восточной Украине в современной украинской литературе пишут мало, о Донбассе не пишут практически вообще. Большинство украиноязычных писателей относятся к востоку страны с подозрением, как к потенциальному форпосту русификации. Сергей Жадан, сам уроженец Луганской области, попытался разрушить сложившие стереотипы – дав слово на страницах своего романа землякам. С тем образом Луганщины, который предстает в тексте Жадана, можно не соглашаться, но отрицать факт того, что он нанес на литературную карту Украины донбасское пограничье, где со времен Дикой Степи перемешиваются множество культур, практически невозможно. 6 апреля Сергей Жадан презентовал свой роман в Луганске. Родные края встретили Жадана не очень приветливо, чиновники исходя из какой-то не очень понятной политической конъюнктуры чинили ему препятствия. Так, были сорваны запланированные ранее выступления автора в Украинском музыкально-драматическом театре и в музее авиации (Сергей Жадан провел часть презентации под открытым небом), что создавало в итоге нездоровый, скандальный ажиотаж вокруг визита писателя. Все эти злоключения, впрочем, не помешали Жадану пообщаться со своими читателями и дать интервью «Восточному варианту». - Увы, начнем с неприятного. В Луганске вы получили недружественный прием от местной власти - с чего вдруг такой интерес политики проявили к фигуре писателя? - Я когда ехал сюда, то не очень ясно представлял ситуацию, мне казалось абсурдным, что чиновники будут мешать литературной презентации и дискуссии о цензуре. Я беспартийный, ни за кого не агитирую, не призываю к свержению конституционного строя. Но вот я был на записи на местном телевидении, и мне журналист сказал, что не гарантирует, что запись выйдет в эфир, потому что отношение к моему визиту сложное (подождем – к слову, выйдет или нет). То есть я лично убедился, что существуют какие-то негласные указания, неофициальные запреты. Я не знаю, какая здесь политика в области украинской культуры, знаю ситуацию в Харькове – тем, кто там при власти, глубоко начхать на культуру, они зарабатывают деньги, «прокачивают бабло», и все эти гуманитарные вопросы вне сферы их внимания. Их даже нельзя назвать украинофобами, настолько они далеки от всего этого. Ну, а в Луганске, как видно, все сложнее, то есть имеет место какой-то саботаж со стороны местной власти, и это плохо. Однако я думаю, что после того резонанса, что был в Интернете, вся эта история пойдет на пользу не чиновникам, а организаторам акции – «Поступу» и СТАНу, которые сделали все правильно. Если не пускают в зал, надо выступать на улице. Единственный путь противостояния давлению, это продолжать делать что-то свое, несмотря на запреты. - Сергей, вам не кажется, что последние события в литературной жизни Украины – как-то шумиха вокруг романа Лины Костенко «Записки українського самашедшого» или скандал вокруг книги Василя Шкляра «Чорний Ворон» – превращают литературу в фактор политической жизни? Писатели становятся гостями политических ток-шоу, политики комментируют литературный процесс. Как вы считаете, такое внимание политиков к словесности – это хорошо или плохо для литературы? - Да, такой процесс вырисовывается. К упомянутым писателям, я бы добавил еще и Марию Матиос, которая тоже была в центре политического скандала. Скорее всего, это у нас проявляется какой-то постсоветский рецидив, когда, как писал Евтушенко, «Поэт в России больше чем поэт». Мне все это кажется не очень симпатичным. Этот процесс свидетельствует, что общество остается чрезмерно идеологизированным, что оно начинает интересоваться литературой только когда она обслуживает какие-то политические интересы. Вне этого литературой интересуются мало и писателей на ток-шоу «просто так» не приглашают. Литература становится, таким образом, орудием политиков для каких-то очередных популистских деяний. Я не очень верю в любовь к литературе тех политиков, которые, например, посещали презентации романа Лины Костенко, или тех, кто сейчас поддерживает Василя Шкляра. - Но ведь есть и обратный процесс, запрос на идеологизированную литературу есть и у читателей, а не только у политиков… - Такой запрос со стороны читателя, безусловно, есть. Запрос не столько на политические, как на остросоциальные тексты. Есть читатели поэзии, есть читатели герметичной прозы, но большинству читателей нужен какой-то понятный герой. Герой своего времени. Время меняется, и читателю важно себя с кем-нибудь соотносить. Кто-то соотносит себя с программистом из романа Лины Костенко, а кто-то, кто принимает близко к сердцу все беды Украины - с атаманом Черным Вороном из романа Шкляра. Писателям стоит обращать на это внимание. Сегодня очевидно, что украинский читатель находится в ожидании нового литературного героя. На самом деле это очень интересно работать с какими-то социальными запросами, реагировать на них, получая обратную связь от читателя, но тут важно не переступать черту, чтобы не стать идеологом вместо писателя, и не попасть в какой-нибудь политический пул, когда твое имя и твои книги будут использовать в каких-то манипуляциях. - А где эта грань? - Тут важно писателю контролировать себя, следить за своими высказываниями и жестами, не плыть по течению. Легко впасть в соблазн, когда к тебе приковано внимание политиков, сильных мира сего, увлечься своей причастностью к их миру. И незаметно для самого себя начать играть по их правилам, их правила - подлые и нечестные. Чтобы, в конце концов, стать одним из них. - А вас пробовали ангажировать в политические проекты? - Пробовали, но я всегда отказываюсь. Подальше от политики, поближе к читателям. - Вот к слову, о близости к читателям. Тот образ жителей Донбасса, который вы описали в «Ворошиловграде», он оказался близок здешним читателям, или скорее вызвал отторжение? Хотя бы по вашим впечатлениям во время общения с ними в Донецке, Луганске? - Кто-то принял, кто-то не принял. Часть читателей не приняла роман изначально, увидев в нем определенную идеологему «советскости» Восточной Украины. Будем смотреть правде в глаза, много кто в Украине Донбасс воспринимает резко негативно без какой-либо внятной аргументации, на уровне каких-то глубинных стереотипов, чуть ли не инстинктов. Также и в Донбассе негативно воспринимают Западную Украину - без особых логических причин. Уже сам выход книги под названием «Ворошиловград» многие читатели восприняли негативно, даже не читая, мол, это книга наверняка посвящена ностальгии за советским прошлым. Мне сегодня на встрече представитель вашей патриотической общественности сказал, что моя книга «рекламирует Ворошилова». Я спокойно отношусь к тому, что роман может кому-то не понравиться. Мне тоже далеко не все нравится в этом мире. Зато для меня важно, что кто-то увидел в этой книге попытку «проговорить» Восток Украины, ввести его в украинскую литературу, освободить от политических, идеологических клише. - Мне кажется, вы точно ухватили суть Донбасса как пограничного региона, фронтира, где люди живут каким-то кочевым, полуцыганским образом жизни, но в то же время по-моему далеко не все местные жители готовы воспринять такой образ самих себя. - Все зависит от читателя, какими бы выразительными не были художественные средства автора, если человек смотрит в зеркало с закрытыми глазами, заставить увидеть его что-то невозможно. Несмотря на всю кажущуюся нереалистичность романа, какие-то сознательно введенные в повествование элементы гротеска и фантасмагории, я действительно воспринимаю Донбасс на уровне каких-то внутренних механизмов его функционирования как кочевую, приграничную территорию, через которую проходят целые народы, социальные, национальные группы. Понятно, что кому-то это не понравится, покажется «очернением» Луганщины. Но даже негативная реакция это лучше, чем равнодушие. - Как вы относитесь к выходу перевода «Ворошиловграда» на русский язык? В Луганске, например, сложилась странная ситуация: в книжных магазинах если ваш роман и есть, то только в русском переводе, причем без указания автора перевода, а все ищут книгу на украинском языке, которой нигде нет. - С этим переводом я знаком, он неплохой, я его вычитывал. Но я в целом отношусь скептически к изданию украинских писателей в Украине в переводе с украинского на русский. Ведь все, кто захочет, могут прочитать на языке оригинала. Я бы особенно хотел, чтобы в Луганске и Донецке мои книги продавались именно на украинском языке, потому что за украинскую культуру нужно бороться не квотами и запретами, а популяризацией качественного украинского продукта. Но это политика издательства «Фолио», это на их совести, у них права на русский перевод, но мне кажется, что у них этот проект не окупится. Судя по откликам на встречах с читателями, русскоязычный вариант «Ворошиловграда» не пользуется популярностью ни в Луганске, ни в Донецке. Есть еще один перевод, который сделал харьковский переводчик Завен Баблоян - перевод более резкий и «непричесанный», но мне нравится. Он должен выйти в России. - А как вы воспринимаете свою популярность в России? Вас переводят, вас часто хвалит российская критика. В чем секрет успеха? - Мне сложно об этом говорить, скорее всего, россияне ищут в соседних литературах что-то такое, что частично отображает их собственную реальность. А я пишу о каких-то универсальных общественных механизмах, которые работают и у нас, и у них примерно одинаково. Вообще я к этой популярности отношусь несколько настороженно. Приятно, конечно, но когда меня номинируют на «Человека года» в России (журнал GQ – в номинации «Писатель» - К.С.), то это уже просто смешно. Все-таки я - украинский писатель. - И в завершение: какие стереотипы Сергей Жадан планирует разрушать в следующем романе? - Одна из главных проблем современной украинской литературы – непрописанность ее регионов, писатели говорят в основном о Киеве или Галичине, а вот, например, про Крым никто не пишет. Я же планирую далее заниматься Востоком Украины. У меня в планах историческая трилогия, события которой будут разворачиваться в начале ХХ века на территории Харьковской, Луганской и Донецкой областей. Это потребует нескольких лет работы, но мне интересно попробовать полностью изменить формат того, что я пишу. Константин Скоркин, специально для «Восточного варианта»
