На прошедшей неделе западные медиа публиковали на редкость разнообразные истории об Украине. Многие касались боевых действий, другие – влияния войны на украинское общество. В том числе такого, о котором мы вряд ли когда-либо думали. Писали, конечно, также о новых обстрелах жилых домов. “Дмитрий подбежал к комнате, где спали двое его детей, после того, как российская ракета громыхнула в его многоквартирный дом в Умани, Украине, перед рассветом в пятницу, – рассказал корреспондент The New York Times. – Он распахнул дверь и уставился в беспамятстве. “За дверью не было комнаты. Тольку туча огня и пыли”, – сказал он. К концу дня он и его жена Инна не нашли следов 17-летнего Кирилла и 11-летней Софии”. “В пятницу Россия произвела первую за более чем месяц – и самую смертоносную с января – широкую воздушную атаку против гражданских целей, убив по меньшей мере 25 человек, сказали чиновники, – пояснили в американском издании. – По меньшей мере 20 человек погибли в многоквартирном доме в Умани, его фасад срезало взрывом ракеты. Эта атака обозначила возвращение сценария, который Россия приняла в прошлом году, когда ее вторжение не смогло поразить Украину военным путем: запускать масштабные обстрелы реактивными снарядами, ракетами и беспилотниками городов и городков далеко от мест боев на востоке и юге. Эта кампания была частично направлена на разрушение гражданской инфраструктуры, но она также, похоже, нацелена на терроризирование и деморализацию населения, со смертоносными напоминаниями, что ни единый угол в стране не находится за пределами российской досягаемости”. В NYT отметили, что “обстрел подчеркнул важность украинской противовоздушной обороны, высокоэффективной, но не совершенной. Даже небольшое количество ракет, которые ее пробивают, могут вызвать крупный ущерб. В массе документов Пентагона, связанных с войной в Украине, которые попали в открытый доступ, разведывательные службы США предполагали, что без крупного вливания западных боеприпасов вся сеть противовоздушной обороны Украины, ослабленная повторяющимися российскими обстрелами, может разбиться. Похоже, что Россия также снова приспосабливает свою тактику использования собственного сокращенного арсенала снарядов, чтобы избежать отслеживания. Южное командование украинской армии сообщило, что в недавних ударах силы Москвы совершили многочисленные перемены траекторий ракет и мест запуска, чтобы усложнить способность Украины их отследить”. "Украинская оборонная промышленность переживает возрождение" Собственно об одном, малозамеченном, источнике пополнения украинских складов боеприпасов – и не только – написали в The Wall Street Journal. “Способность Украины производить собственные снаряды и беспилотники, несмотря на продолжающиеся бомбардировки и трудности в приобретении западных комплектующих, играет ключевую роль на поле боя, – говорилось в тексте. – Боеприпасы от местных компаний, например, продолжают питать украинское оборудование советского времени, преимущественно полученное до войны, которое, по оценкам аналитиков, составляет до 70 процентов артиллерии страны. Местные компании также способны ремонтировать советское оружие, в то время как масса компаний-новичков начали ставить на поток производство беспилотников и другого оборудования”. В WJS напомнили, что оружие и боеприпасы местного производства принесли Украине несколько военных успехов. Так, разработанная и произведенная в Украине противокорабельная ракета “Нептун” потопила крейсер “Москва” – флагман российского военно-морского флота, а самоходная гаубица “Богдана” била по позициям россиян на острове Змеиный, вынудив их в итоге оставить остров. По словам Юрия Гусева, генерального директора “Укроборонпрома”, вопреки всему, Украина производит сегодня больше военного оборудования и боеприпасов, чем до войны. В американском издании отметили, что, “учитывая, что государственные заводы компании являются очевидной целью российских ракет, компания по возможности переместила операции в безопасные места и начала просить поддержки за границей. На сегодня в заводы компании попало больше 150 российских ракет, несколько заводов были разрушены. Украинская внутренняя разведывательная служба, СБУ, в прошлом году арестовала сотрудника “Укроборонпрома”, который предположительно передал российским силам локацию завода по производству бронированных машин, который был обстрелян, сообщила компания. Несколько работников “Укроборонпрома” были арестованы по обвинению в российском вмешательстве, добавила она”. “В начале апреля, как сообщил “Укроборонпром”, он договорился о производстве танков в Польше, – продолжался текст. – Украинская компания предоставит технологию и персонал для проекта с Polska Grupa Zbrojeniowa SA – оборонной компанией на востоке Польши. “Укроборонпром” также производит артиллерийские снаряды и минометные мины в другой соседней стране, которую Гусев отказался назвать. Это боеприпасы советского калибра, отличающиеся от тех, которые используют западные армии. Украина быстро истратила свои запасы, побудив США и других союзников искать для нее склады где-нибудь еще”. В The Wall Street Journal также отметили, что “Украина не производит или не может произвести на должном уровне большую часть того, что США и их союзники отправляют Киеву, включая реактивные системы залпового огня вроде Himars, противотанковое оружие и собственно танки… Некоторая продукция украинского производства, вроде беспилотников, зависит от иностранных комплектующих, которые стало труднее достать в связи с возросшим спросом. И все же украинская оборонная промышленность в последние годы переживает возрождение, которое побудила аннексия Россией Крыма и поддерживаемое Москвой восстание на востоке Украины в 2014 году”. “Вадим Юник, инженер без военного опыта, решил строить беспилотники после того, как стал свидетелем уличных протестов на Майдане 2014 года, которые свергли тогдашнего пророссийского президента Украины. Его компания ISR Defense сейчас производит беспилотники, которые используются для сбрасывания взрывчатки на вражеские цели вроде танков. Несмотря на трудности в приобретении комплектующих, по словам Юника, ISR производит сейчас до 70 беспилотников в месяц по сравнению с четырьмя ранее. Хотя пребывание в зоне боевых действий несет вызовы производству, по словам Юника, конфликт принес им пользу с точки зрения частых отзывов, которые ISR получает от солдат, о том, как беспилотники работают в полевых условиях. Например, беспилотники быстро перевели с навигации по Глобальной локационной системе (Global Positioning System) после того, как пользователи сказали, что Россия глушит американскую систему”. “UkrSpecSystems, еще один местный производитель беспилотников, разработали новый разведывательный беспилотник, который назвали Shark, по запросам солдат. Завод компании бомбили и сейчас она производит беспилотники по всей стране и в Польше. Вскоре после того, как Россия вторглась, снаряды упали у завода AeroDrone в Киеве, побудив Дмитрия Шимкива, одного из партнеров компании, эвакуировать незавершенную продукцию в грузовике. Через несколько недель AeroDrone перенес производство и начал адаптировать свои беспилотники с сельскохозяйственного на военное использование”, – написали в WSJ. "Тут повсюду кровь. У нее есть запах. Особенно у свежей крови" Снова о цене, которую Украина платит, чтобы выстоять. Две очень человеческих истории опубликовал The New York Times. “Звук выпускаемых и падающих артиллерийских снарядов вдоль линии фронта пробивает тишину леса в отдалении всего нескольких миль, где боевые медики ожидают, чтобы получить раненых, – говорилось в одной из них. – Боевая машина на горизонте движется пыльной дорогой и резко останавливается, достигнув деревьев. Солдат по имени Валентин паркует ее там для естественного камуфлирования от российских беспилотников, которые ведут разведку украинских боевых позиций. Группа солдат, видимо потрясенных, быстро грузит три тела, которые только что вынесли с линии фронта, помещая каждое в пластиковый патологоанатомический мешок и закрывая их на молнию. Их позицию обстреляли, а затем атаковали беспилотником, сказали они. “В тебя стреляют со всех сторон. Ты разворачиваешься, бежишь, по тебе бьют, и невозможно вырваться, – сказал Максим, переживший атаку. – Для нас это большая трагедия”. “Одно тело осталось у российских солдат”, – добавил он”. “Хотя больше всего мирового внимания сосредоточено на кровавом городском бое в Бахмуте, российская кампания на востоке Украины свирепствует также в лесах и полях на примерно 50 миль севернее, возле Кременной. Там солдаты занимают позиции в окопах, окруженных высокими, тонкими деревьями, припав к земле, чтобы избежать прямой видимости со стороны их российских врагов. “Говорят, что в Бахмуте жестко, – сказал Валентин, который присоединился к армии семь месяцев назад. – Но здесь тоже жестко”. “Для Валентина работа по реагированию на боевые потери – страшная и непрестанная. “Тут повсюду кровь, – сказал он, очищая от нее свою машину. – У нее есть запах. Особенно у свежей крови”. Ярко-красная жидкость просачивалась сквозь его пальцы, когда он промывал окровавленный кусок ткани. Он выжал ткань и использовал ее снова для обтирания заднего сиденья. “Тяжело видеть, как умирают молодые парни, – сказал Валентин. – Иногда я тихо плачу”. В более спокойные моменты, когда некого эвакуировать, Валентин едет глубоко в лес, чтобы перевозить солдат к и с контактной линии, где украинские и российские солдаты иногда размещены всего в нескольких сотнях метров друг от друга. Он сказал, что как минимум одна группа солдат не смогла вернуться на свои позиции, потому что их уже заняли российские войска. “Здесь каждый день страшно, – сказал Виктор, солдат, который вернулся с Валентином. – Я чувствую постоянную тревогу, за нашу страну и за наши жизни”. Его мужественное лицо отражало страх и ужас, знакомый только тем, кто видел бой в лесу. “Те, кто не был там, никогда не поймут”, – процитировали в NYT. “44-летний (Артем) Мороз бегал с детства, – начиналась другая история. – Он и его семья живут в Ирпене, западнее Киева, и “было невозможно не бегать” там, сказал он. До того, как Россия вторглась в Украину в прошлом году, Мороз начинал свой день с бега: на рассвете, через ближайший лес, перед тем, как пойти на работу на крупных стройках, где он был начальником строительства. Потом пришла война. Мороз присоединился к армии в конце марта 2022 года, после того, как видел атаки российских солдат на Ирпень, и стал командиром взвода. 14 сентября в его часть в Херсонской области ударила ракета. Если бы не польские врачи и парамедики, он был умер, сказал он, но обе его ноги ампутировали ниже колена. Поначалу он не мог представить, что сможет снова стоять, сказал он. В больнице в Николаеве он посмотрел на YouTube документальный фильм о теракте на Бостонском марафоне в 2013 году и о том, как город и сообщество бегунов восстановились и стали сильнее в 2014. Фильм дал ему цель: пробежать Бостонский марафон, до которого тогда оставалось шесть месяцев”. Как рассказали в The New York Times, об истории Артема узнала Надежда Османкина – украинка, которая прибыла в США, чтобы пробежать Бостонский марафон, в 2022 году и осталась там из-за российского вторжения. Она связалась с Артемом в социальных сетях и свела его с Клубом украинских бегунов в Нью-Йорке и главой благотворительного фонда Revived Soldiers Ukraine, который помогает раненым украинским военнослужащим, – тоже бегункой и уроженкой Ирпеня. От фонда Артем получил две пары протезов: для повседневной жизни и для бега. Изготовление протезов, конечно, потребовало времени, поэтому у Артема не было достаточно времени, чтобы научиться ими пользоваться. Тем не менее, он был решительно настроен бежать в Бостоне – пока не марафон, но пробег. “Мороз получил, наконец, свои беговые протезы за несколько дней до бостонского пробега, но он не был готов бежать на них, поэтому для пробега с пятью тысячами участников использовал протезы для ходьбы, – пояснили в NYT. – После пробега он надел беговые протезы для фотографирования на финише с Османкиной. Он не мог стоять, тем более – идти, без того, чтобы опираться о кого-то для баланса. Когда Османкина отступила, Мороз едва не упал. И все же, через семь месяцев и один день с тех пор, как Мороза на грани смерти унесли с поля боя польские медики, он впервые бежал, в Бостоне. Это не был марафон, как он воображал, но это не имело значения. Он бежал”. В американском издании отметили, что “вскоре у Украины будет больше собственных возможностей для помощи людям, раненым на войне, вместо полагания на европейские и американские медицинские центры. “Незламні” – организация, сосредоточенная на помощи украинцам восстановиться после травматических ранений, перенесенных в результате войны, модернизирует старый советского времени военный госпиталь во Львове, сказал Дэвид Кренделл, директор по медицине в центре ампутантов реабилитационной больницы в Бостоне, состоящий также в технической рабочей группе по реабилитации в Украине Всемирной организации здравоохранения. В следующем месяце “Незламні” планируют открыть бывший госпиталь как центр помощи тем, кто перенесли ампутации и тем, кто страдают от посттравматического стресса. Спрос высок. В Первое медицинское объединение Львова каждый день поступают от 25 до 100 новых травмированных пациентов, сказал Кренделл. По его оценкам, из-за войны стране нужно будет обеспечить от пяти до шести тысяч ампутантов”. “Этот пробег, идеей которого Мороз вдохновился всего несколькими месяцами ранее со своей больничной койки, начался с того, что Мороз толкал инвалидное кресло с Османкиной, державшей флаг, – рассказала корреспондентка NYT. – Немного далее, когда на скользком участке дороги он начал скользить, они поменялись местами. Османкина толкала Мороза: его ноги были подняты, чтобы пятки его повседневных протезов не касались земли. Он поднял руки, поощряя зрителей, которые выстроились вдоль дороги, приветствовать громче. …Мороз позже сказал, что во время пробега слышал многих людей, болевших за него и Украину, чего он не ожидал. Когда они приблизились к концу пробега, Мороз и Османкина снова поменялись местами. Мороз бежал, толкая свою провожатую к финишной линии. …Когда он говорил, через добрые 20 минут после того, как пересек финишную прямую, его руки все еще дрожали от адреналина. “Мне, может быть, не захочется спать этой ночью”, – сказал он”. "Есть шанс, что Украина перестанет, наконец, быть бандитским раем" Между тем, в Le Monde обратили внимание на коммерциализацию связанной с войной символики в Украине. Некоторые из случаев ее использования коммерческими компаниями заставляют улыбнуться, однако другие вызывают возмущение, говорилось в тексте французского издания. В качестве примера там привели брендирование напитка комбуча одной из украинских компаний с использованием ссылки на Бучу – город, который стал нарицательным названием российских зверств на оккупированных территориях. Депутаты парламента Украины, с которыми общались корреспонденты издания в связи с их инициативой запретить коммерческое использование патриотической символики, также подчеркнули, что сложилось так, что “Слава Украине” – это для одних надпись на бутылке водки, а для других – последние слова перед смертью. В комментариях Le Monde украинские спикеры к тому же осудили привлечение некоторыми компаниями покупателей обещаниями передать часть выручки Вооруженным силам Украины: множество украинских компаний производят регулярные отчисления как само собой разумеющееся, не делая себе рекламы на этом. “Для философа Владимира Ермоленко реклама частных компаний с использованием военной тематики иллюстрирует факт, что в Украине есть разный опыт войны, – говорилось также в тексте. – “Для некоторых это только картинка в телевизоре, где на первый план выдвигается героизм. Но для других это совсем иначе – например, для тех, кто утратил члена семьи. С одной стороны, война создает общее для всех пространство, с другой – непреодолимые различия, связанные с этим разным опытом. Чувствительность (к такой рекламе) отличается от человека к человеку”. А The Economist сделал рекламу одесскому Музею контрабанды – между прочим (который, впрочем, к сожалению, не работает с 2020 года). Текст был, в основном, о другом. О контрабанде. И отчасти об Одессе. “Александр Отдельнов владеет необычной достопримечательностью: музеем контрабанды, – начинался он. – Поток контрабанды проходил через его родную Одессу с 18 века. Пока его не закрыли в связи с covid-19, музей выставлял все от жемчуга до пистолетов, от тайно проникшего в имперскую Россию до более современного добра. Затем, в феврале 2022 года, пришла война. “Порт перестал работать, и все остановилось”, – говорит Отдельнов. Прекратился не только поток туристов. Одесса была ключевым узлом в широкой преступной сети, сосредоточенной в Украине и России, которая простиралась от Афганистана до Анд. Она была частью “самой сильной криминальной экосистемы в Европе”, считают в аналитическом центре Глобальная инициатива против транснациональной организованной преступности (GITOC). Российское вторжение ударило по преступному миру с силой землетрясения. Подавляющее большинство закаленных украинских бандитов перестали сотрудничать со своими российскими коллегами. “Мы воры, мы против любого государства, но мы решили, что мы за Украину”, – сказал один из них. Прибыльные маршруты контрабанды героина переместились, повлияв на цены и прибыль криминальных синдикатов в других частях мира. Если этот разрыв связей окажется продолжительным, он может изменить лицо всемирной преступности. Он также изменит Украину”. “В преступном мире на территории Украины под контролем украинского правительства за влияние периодически – и жестоко – боролись несколько разных групп, – утверждал корреспондент британского издания. – Тем не менее, в нем было три аспекта, которые соединяли Украину с мировыми криминальными рынками. Первый – это “супермагистраль”, связывавшая Россию и Украину, проходившая через части востока Украины, которые Россия оккупировала в 2014 году. Второй – мировые хабы контрабанды в Одессе и других черноморских портах. И, наконец, заводы в Украине для производства незаконных товаров на экспорт. Эта инфраструктура поддерживала разные бизнес-модели для разной продукции. Украина была растущим “побочным” транзитным путем для героина из Афганистана, вдобавок к путям через Балканы и Кавказ. До войны она была четвертой в Европе по конфискациям героина. Кокаин из Латинской Америки шел потоком через Черное море. В другом направлении бандиты экспортировали оружие в Азию и Африку, в первую очередь, из порта в Николаеве. В 2020 году Украина обошла Китай, став крупнейшим источником нелегальных табачных изделий, поступающих в Европу. Местное производство амфетаминов тоже росло: в том же году было ликвидировано 67 нелегальных лабораторий – больше, чем в какой-либо другой стране”. К текущим переменам привел, конечно, не только неожиданный патриотизм украинских бандитов. Поддерживать прежние контрабандные пути стало невозможно из-за неработающих портов, разделения Украины непроходимыми фортификациями двух сторон военного противостояния, присоединением к вооруженным силам части тех, кто были задействованы в организованной преступности, введением комендантского часа, написали в The Economist. В то же время, отметили там, “лояльность к Украине – это об управлении рисками, а также о патриотизме. “Если бы нас аннексировала Россия, многих парней, которые в тюрьме, могли бы увезти далеко, – объяснил один бандит. – Российские охранники безжалостны. Никому из нас это не нужно. Поэтому мы делаем грязную работу для Украины”. “Для тех, кто изучает организованную преступность по всему миру, это прописная истина, что война и общественный беспорядок создают возможности для бандитов и их сообщников в белых воротничках. В украинском опыте, однако, есть необычные элементы, которые могут допустить другой результат. Война заморозила десятилетиями существовавшие физические и социальные артерии между этой страной и преступными сетями России, возможно, на долгие годы. Она дала украинскому государству дальнейшую публичную легитимность бороться с олигархией и может увеличить западное участие в экономике и ее критическое исследование. Никто в своем уме не предположит, что контрабанда в Одессе будет сдана в музей. Но есть шанс, что Украина перестанет, наконец, быть бандитским раем”, – подытожили в The Economist. Обзор подготовила Софья Петровская, “ОстроВ”
