До начала полномасштабной войны россии против Украины Николай Осыченко был переселенцем из Донецка, занимал должность президента местного телеканала «Мариупольское ТВ» и был в курсе всех главных событий в городе. Но после 24 февраля деятельность телеканала в городе прекратилась, а Николай сконцентрировался на собственном выживании и эвакуации из Мариуполя. Сейчас он активно ведет свой блог, в котором рассказывает о жизни в Мариуполе сегодня и помогает мариупольцам, которые выехали на подконтрольную Украине территорию. В интервью «ОстроВ» Николай Осыченко рассказал о том, как Мариуполь встретил большую войну, как ему удалось выжить и выбраться из города, который забрасывали огромными авиабомбами, поведении мариупольской власти и своем отношении к прогнозам об окончании войны. «Имея опыт 2014 года, я был готов к жести. Но не к такой, какая произошла в Мариуполе» – О вторжении россии в Украину говорили всю зиму. Начало большой войны 24 февраля стало для Вас неожиданностью? – На момент 24 февраля Мариуполь находился на лини соприкосновения. Все прекрасно понимали, что война рядом. В какой-то мере мариупольцы были готовы к этому, а в какой-то - не придавали этому должного значения. Мы настолько адаптировались к боевым действиям поблизости, что день 24 февраля даже не стал для нас каким-то шоком. Лично я и предположить не мог, что наступление на Мариуполь начнется с юго-запада. Все ждали этого с Востока. И даже 24 февраля, когда разбили ракетами наше ПВО и радиолокационные станции по городу, начались боевые действия на левом берегу, никто не думал, что это двинется дальше. Казалось, что сейчас нас немного покошмарят, наши их выбьют и дальше все будет ок. Мы понимали, что Мариуполь как бы там ни было, был готов к обороне. И мы надеялись, что если что, то нам дадут какие-то ресурсы, чтобы выстоять. Ужас пришел 2 марта - это день, когда разбили основные электроподстанции города. Пропала вода, отопление, начались перебои с газом, который окончательно пропал через несколько дней. И самое страшное: мы не знали, что происходит в остальной части Украины. Со 2 марта город погрузился в полный информационный вакуум. Единственные счастливчики, у которых были какие-то данные, это те, у которых были старые радиоприемники. С их помощью можно было получать какую-то информацию. Я-то думал, что я опытный чувак, с 2014-го года. Позаряжал все пауэрбанки, накупил еды и воды, сформировал запасы. Я был готов оказаться без света, воды и прочих удобств где-то на неделю, был готов к жести. Но не к такой, как оказалось в реальности. – Но Вам удавалось как-то оставаться на связи? – Я держал мобильный телефон выключенным целый день. Даже в режиме полета мобильный телефон энергию расходует, как я установил опытным путем. Включал его, когда поднимался на 10 этаж своего дома в центре города. Там еще ловил интернет и я пытался подгрузить ленту нескольких телеграм-каналов, чтобы потом ее прочитать в режиме офлайн. – Сергей Тарута рассказывал мне, что в городе не было системы оповещения. Люди просто не знали, что можно как-то уехать. Правда? – Совершенно верно. Системы оповещения об эвакуации не было. Я, как руководитель телеканала, знал, что власть делает для эвакуации. Были какие-то вялые новости, которые мы давали в эфир. Что есть какой-то поезд, которым можно куда-то уехать. Но все же понимали, что никуда никто ехать не будет. Выехал очень маленький процент людей. Система тревоги по городу работала буквально несколько дней. Но она не была автономной. Когда в городе пропало электричество, сдохла и система. При этом даже в начале система тревоги работала не во всех районах города. До начала полномасштабных боевых действий, когда во всех мировых СМИ начали бить в колокола, что на границах стоит многотысячная армия россии и готовится напасть, ко мне пришел начальник управления гражданской обороны Мариупольского горсовета. И он сказал, что в таких случаях, по всем телеканалам и радиостанциям должны запускаться определенные видео или аудио ролики. Ролик номер 1 – это угроза артиллерийского обстрела или авианалета. В этом ролике рассказывалось, что нужно жителям делать. Ролик номер 2 – отбой тревоги. И ролик номер 3, который мы не поставили в эфир ни одного раза, о том, что объявлена эвакуация мирных жителей. И вот он пришел ко мне с компакт-диском, и говорит: «Наверное, оно здесь есть, но нам его негде посмотреть». Что мы с ним сделали: он дал нам текст для таких роликов и мы самостоятельно на телеканале их смонтировали. Поставили их в возможность оперативной ротации и раздали всем СМИ Мариуполя и горсовету, чтобы это было и у них. И горсовет потом попросил нас разослать их по остальным телеканалам Донецкой области. Потому что на тот момент у всех были только эти компакт-диски. Степень готовности такая себе. – И как это работало, когда началась война? – Системы ПВО были разбиты с самого начала. Их четко выжгли ракетами. Из ПВО остались ПЗРК, которые люди могут носить на плечах. И несколько дней у нас была неразбериха с этими роликами: ставить их или не ставить? Потому что я в определенных районах четко слышал звуки взрывов. Я звонил начальнику управления гражданской обороны, звонил военным и спрашиваю: ставим или нет? Одни говорят: «нет», вторые говорят: «да». Эту проблему мы решили где-то после 2 марта, когда телевизоры во всем городе одномоментно отключились. Наш телеканал, «Мариупольское ТВ», я продержал на генераторе еще сутки. Надеялся, что что-то еще будет. После того как я позвонил единственному заму мэра, чиновнику, который остался в городе, Михаил Михаиловичу Когуту (он отвечал за все коммунальные службы), я понял, что все пропало. Этот интеллигентный, образованный, приятный мужчина, на мой вопрос «Будет ли электричество» выдал тираду, в которой из нематерных слов было только «Коля», «нет» и «вообще». Он объяснил, что орки разбомбили подстанцию так, что отремонтировать ее уже невозможно. Тогда я и понял, что телевидение не восстановится точно. На телеканал своим сотрудникам я запретил приходить. Даже службе безопасности. У нас всегда была сложная система входа: только через лифт «Мариупольского ТВ», в котором весь город любил делать селфи. Мы подняли этот лифт к себе на пятый этаж, после чего лифт заблокировали. Я понимал, что кто-то может попытаться попасть на телеканал, поэтому его мы раскоммутировали таким макаром, что нельзя было выйти в эфир. Только я знал, где находятся три очень важные детали, которые позволяли эфир оттуда вести. Они находились в разных местах. Мы вышли через запасной выход с пятого этажа, заблокировали железную дверь и законсервировали канал. Тот самый лифт Мариупольского ТВ. На фото: президент Национальной лиги профессионального бокса Украины Михаил Завьялов и Николай Осыченко – И как тогда люди получали информацию о том, что происходит? – Я понимал, что люди лишились любых новостей и для них это вилы. Несколько дней мы делали для них дайджесты. Мои люди бегали с телефонами, что-то снимали, начитывали дома на телефоны, пока у них был заряд. Монтировали тоже на телефонах и выкладывали в социальных сетях, чтобы люди знали, что где есть, что работает, а что нет, где можно снять деньги и так далее. Потом у большинства из моих сотрудников электричество закончилось. И я остался один с правами администратора и доступом к нашим социальным сетям. Тогда я начал выдавать данные по тревоге в городе через телеграм-канал. За полтора дня количество подписчиков выросло с 4 до 22 тысяч. Надеюсь, если я хотя бы одну жизнь спас этими действиями, то свою прожил уже не зря. Потом я связался с администраторами других крупных телеграм-каналов в городе. Путем нехитрых переговоров убедил всех, что мы будем централизовано выдавать сигналы тревоги по городу. Мы договорились, я создал группу, где были все админы телеграм-каналов. На первом этапе там же были некоторые сотрудники Мариупольского горсовета. Тогда мне казалось, что они еще в Мариуполе. Я добавил их в эту группу, чтобы от них получать эти данные. Потом я заметил, что эти данные доходят до нас с диким опозданием, а иногда просто не соответствуют действительности. В итоге, я замкнул общение с военными напрямую на себя. Я получал от них инфу, что к нам что-то едет или летит. Мы тут же давали тревогу и разносили по телеграм-каналам. Сотрудников горсовета мы из группы исключили, и я их больше в эту коммуникацию не подключал. «Бомбоубежища в Мариуполе оказались готовы только на «Азовстали» и ММК Ильича» – А бомбоубежища в городе были готовы? – 24 числа, как только начались обстрелы окраин, Левого берега и Сартаны, к нам на канал начали обращаться люди, с просьбой осветить проблему бомбоубежищ, потому что их реально не было. То закрыто, то затоплено, то еще что-то. Мы сделали несколько сюжетов. Городская власть даже начала как-то реагировать. Но единственными бомбоубежищами в Мариуполе оказались подвалы жилых домов, где люди сами как-то обустраивали место, либо крупные предприятия: Азовсталь и ММК имени Ильича. На меткомбинатах убежища, кстати, построенные с расчетом на ядерную войну. Уже после своего выезда из Мариуполя, я говорил с Тарасом Шевченко и Энвером Цкитишвили, руководителями этих предприятий. Они рассказали, что с них некоторые смеялись, когда они обновляли еду в убежищах, контролировали состояние дизель-генераторов и так далее. Но они почему-то это делали. Вначале, в убежищах находились только сотрудники предприятий и их семьи, а потом уже туда пытались попасть все, кто могли, это был челлендж еще тот. – И вы тоже отправились в Азовсталь? – Нет. Я трезво оценил маршрут от моего дома до «Азовстали», и понял, что добраться туда будет очень рискованно. Убежище мы сделали на цокольном этаже нашего дома. Это помещение было предназначено для управдома или бухгалтерии. Это цоколь с маленьким окошком под потолком, как в «Мастере и Маргарите». Мы выкинули оттуда всю мебель, принесли матрасы и постелили их на пол. Комнатуха была небольшая, 5 на 5. А вдоль стеночки поставили стулья. У нас там ночевали дети нашего дома, а на стульчиках сидя спали дедушки и бабушки нашего дома. Дети спали лежа, под кучей одеял, а старички спали сидя в куртках. Дом, в котором жил Николай Осыченко Но это нам повезло, что дом новый, а в большинстве домов подвалами никто не занимался. Там вечно что-то протекает, сыро и так далее. Но воды уже не было, так что и течь было не чему. Люди как-то ютились в таких подвалах. А мы же понимаем, что размер подвала в обычной многоэтажке явно не рассчитан на всех жителей дома. Но люди ночевали там, потому что летело по всему городу. В Драмтеатре большой подвал, но там тоже не хватало мест. Я общался с одной семьей. Дедушка с бабушкой выжили, внучка старшая выжила, а дочь этой бабушки вместе с мужем и младшей внучкой погибли прямо там, под завалами. И самое страшное, что погибли на глазах у старшей внучки. Ей лет 6-7. Она это видела. И этот детеныш мне рассказывает, что сестричка в возрасте 2 года и 7 месяцев задыхалась под бетонной плитой… «Повезло, что у русских не было доступа в Google. Иначе мне был бы конец» – Как Вам удалось уехать из города, взятого в осаду, в котором падают огромные бомбы и ракеты? – Я искал возможности выехать все эти дни. Но рисковать жизнями и тратить впустую бесценный бензин не стоит. Я понимал, что выехать мы сможем только на автомобиле. Верить в какие-то эвакуационные колонны я перестал. Никто нас вывозить не будет. Я не знаю, чего я ждал. Собирал по крупицам данные, как можно уехать. Было несколько вбросов, что можно выехать по зеленому коридору. У меня соседи так пару раз пытались выбраться: они приезжали домой с машиной, которая была усыпана землей, потому что-то падало рядом с ней. Выехать им не удалось, но бензин они потратили, а это важно. 13 марта, в районе 12 часов дня, прямо под самый наш дом русский самолет выпустил три ракеты «воздух-земля». У нас повыворачивало все оконные рамы и повылетали межкомнатные двери. Дом после этого начал продуваться насквозь. Одну ночь мы переночевали там, с 13 на 14, на ступеньках того подвала, где спали наши дети, бабушки, дедушки. Мы спали в зимних куртках, в шапках, ботинках и в обнимку. Потому что так теплее и не страшно. 14 марта, когда я поднялся на свой «наблюдательный пункт» на 10-м этаже, где можно было поймать интернет, мне начали сыпаться сообщения, что у людей получается вырваться. Вроде как с кем-то договорились о каком-то коридоре. Я спустился на первый этаж, собрал соседей и объявил им, что мы завтра едем. Если кто-то хочет, может ехать вместе с нами. Большая часть дома согласилась, четыре семьи остались по разным причинам. Но и они потом выехали, 18 марта. Даже забрав лежачую бабушку, которая не могла выехать. Выехали все, выжили все. Мой дом прошел эту войну без потерь. – Какой была дорога из Мариуполя? С какими приключениями по пути столкнулись? – 14 марта вечером мы разнесли по этим оставшимся семьям те вещи и продукты, которые у нас оставались. Причем, я видел, что у нашей квартиры с 10 жителями и двумя попугаями, воды оставалось на день. Мы отдали еду и воду, ключи от квартир, чтобы они могли там что-то найти. 15 марта мы колонной машин выехали из нашего дома. Начали двигаться по улице Итальянской в сторону Нахимова, Набережной. Увидели ручейки таких же машин, ведь слух разошелся по городу очень быстро. Ты едешь, а, несмотря на зеленый коридор, боевые действия внутри города никто не прекратил. Били всем, чем только можно. В любое место. Плюс ты объезжаешь осколки, 20-50 сантиметров. Если ты наедешь колесом на такую штуку, то твое путешествие закончится. То же самое с проводами, которые лежат на земле. Если такой провод намотается на колесо, то дальше ты ехать не будешь, а останешься привязанным к столбу. И конечно же, объезжаешь тела убитых людей. Везде лежали трупы мирных жителей. Мы просили детей смотреть на небо, чтобы этого не видеть. Выехали мы в 9 утра. Ехали долго: из Мариуполя выехало около 2500 авто в тот день. На каждом стекле максимально большие плакаты с надписями «Дети», «Люди» и тд. На всех зеркалах, антенне, ручках, висят белые тряпки, чтобы военные видели, что едут мирные люди. Потом нам объяснили, что это мы зря сделали, потому что таким было обозначение русских. А вторая причина, по которой так долго ехали, это несчетное количество блок-постов. От Мариуполя до Запорожья после 20-го блок-поста я перестал их считать. С остановками, без остановок, с допросами и без них, с проверкой документов, с открытием багажника и так далее. Я на каждом блок-посту со всеми мысленно прощался. Ведь по версии русских, я – начальник нацистского телеканала. И если сейчас не дай Бог где-то у них будет доступ к каким-то данным, то я уже ехать никуда не буду. У меня была готова легенда, что я Николай, хоккейный режиссер, который остался без денег, потому что хоккей в Мариуполе прекратился из-за войны. Я надел на башку кепку с логотипом хоккейного клуба «Донбасс». А в телефонной книге я нашел номера телефонов хоккейных менеджеров из россии, которые теоретически могли бы подтвердить, что Николай был лучшим режиссером КХЛ в 2012 году. Слава Богу, ни на одном из блок-постов у русских не было даже мобильных телефонов. Я так понял, у них забрали все и оставили их на этом месте. Они зачем-то с умным видом читали техпаспорта, гражданские паспорта. Но меня спасло, что у них не было доступа даже к Гуглу. Если бы был, то мне был бы конец. В Запорожье мы приехали ближе к ночи. И это чувство облегчения было несравнимо ни с чем. Слезы катились, когда ты вымыл руки теплой водой. «Метинвест» дал нам место в шелтере в час ночи. Нас ждала горячая еда. Мои дети начали лопать пирожки и пить «Пепси». За несколько недель нас отбросили куда-то в каменный век. – 16 февраля в Мариуполь приехал Ринат Ахметов, анонсировал строительство нового цеха на металлургическом комбинате, много говорили тогда о строительстве частного университета в Мариуполе. Люди восприняли этот визит так, будто все будет хорошо, раз уже сам Ахметов приехал и собирается что-то строить и развивать. Неужели даже человек с таким высоким уровнем информирования мог не предвидеть того, что случилось с Мариуполем? – Ни приезд Рината Ахметова, ни приезд Папы Римского не поменяли бы планы россии. Да, Ринат Ахметов 16 февраля приехал в город. Это очень воодушевило людей тогда. Но скажем прямо: он такой же человек, как ты и я, просто немного богаче. Он же тоже смотрит на эти 8 лет. То, что россия делала на Донбассе, напоминало шоу, выверенное представление. Активных боевых действий там не было. Это был шантаж, квазиреспублика, буферная зона, но никто же не верил, что на самом деле начнутся такие ожесточенные боевые действия. О строительстве частного университета объявили еще летом прошлого года. С окна того самого 10-го этажа я видел строительную площадку. И когда я увидел, что по ней начали бить ракетами РСЗО, то понял, что россия будет разрушать все. Постройка цеха? Да, Ринат планировал инвестировать в него около 1 миллиарда долларов. Это дало бы много рабочих мест и сделало бы производство более экологичным. Это все лишний раз говорит о том, что никто не верил, что россия была готова пойти так далеко. Ахметов – бизнесмен, он бы не стал вкладывать в Мариуполь такие большие деньги, если бы знал, что путин сумасшедший. «С телеканала растащили все: мебель, микрофоны, мониторы и даже микроволновку» – Вернусь назад, к телеканалу. А что стало с ним? Имею в виду людей и технику. Удалось вывезти все и всех, или технику оккупанты разворовали? – После того, как стало понятно, что электричества не будет, я запретил людям туда приходить. Где-то 8-10 марта мы с частью сотрудников рискнули сходить на канал. Забрали воду, батарейки из пультов, кто-то забрал чай, кофе, мед. А через день-два было попадание в то здание, где находился телеканал. Оно выгорело. Когда пожар чуть-чуть стих, люди потянулись туда, как-то выломали нашу металлическую дверь и вынесли оттуда все, что можно. Но воровство мебели я еще мог понять, это ресурс, который можно было использовать для разжигания костра. А вот микрофоны, мониторы, микроволновку – мне непонятно, зачем… Телеканала больше нет. Что касается сотрудников, то утром 16 марта я ничего не знал, где мои люди и что с ними. Часть из них иногда приходили ко мне, пока мы были в Мариуполе. И я начал собирать информацию, кто и где. Где-то через месяц-полтора я смог выдохнуть: из 89 человек живы все. Вместе со мной в Запорожье оставалось несколько людей, несмотря на страх, что в Запорожье будет то, что и в Мариуполе. Мы сформировали две группы: журналист, режиссер монтажа и камерамэн. И девочка, которая все это дело курирует. Остальных раскидало по стране, по Европе, а часть, к сожалению, оказались в россии. С левого берега выехать в сторону Украины было невозможно. А кое-кто остался в Мариуполе и, к сожалению, работают на оккупантов. Мне очень жалко этих людей. У них очень незавидная судьба, ведь предателей не любит никто. – Почему Ваша должность на телеканале называлась президент, а не директор? – Это был повод для шуток надо мной со стороны всех моих знакомых медийщиков. На самом деле, такое штатное расписание существовало еще до моего прихода. В январе 2019 года я приехал в Мариуполь на должность генерального директора, при этом, еще существовала должность президента. Я за три месяца прошел испытательный срок на должности гендира, президента увезли дальше на повышение, а я получил должность президента. И я даже думал ее переименовать, но потом подумал: «а зачем?». В итоге, я просто упразднил должность гендира. Чтобы никто не подсидел (смеется – прим.авт). – Руководство города, которое пока остается легитимным, открывает в разных регионах Украины центры «Я Мариуполь». За чей счет этот праздник и реально ли там помогают людям? Что Вы знаете об этом? – Не могу комментировать деятельность центров «Я Мариуполь», потому что меня там не было. В их деятельность я не вникал. Очень надеюсь, что они действительно помогают людям. Что касается источников финансирования этих центров, то этот вопрос лучше задать нашей мариупольской, как Вы правильно сказали, пока еще, легитимной власти. – Вы общались с Вадимом Бойченко или Петром Андрющенко в первые дни войны? – В последний раз я видел Бойченко, наверное, 25 числа. Это был брифинг в шахматном клубе, мы его показывали в прямом эфире на «Мариупольском ТВ». Это был его последний брифинг в городе, было много иностранной прессы. И после этого я Бойченко не видел нигде. Ни в Мариуполе, ни в любом другом городе. Андрющенко… я с ним не был знаком ни до войны, ни даже сейчас. Единственное, что я его увидел один раз в жизни, 16 марта в Запорожье. Это был отель «Хортица», куда я заехал выпить кофе. Пресс-секретарь мэра Виталий Фальковский пообещал меня угостить кофе, если я выживу. Я выжил и приехал на эту встречу. Они всем горсоветом жили, в шикарном отеле. И вот там я увидел Петра Андрющенко. Уверен, что эта встреча ему запомнилась и не понравилась. – Насколько я знаю, эвакуацией людей из Мариуполя, пока это было возможно, занимались волонтеры, но не чиновники горсовета. Вы участвуете в этом процессе? – Я всецело в контакте с Денисом Мининым, это волонтер, который курирует этот процесс. Есть еще Денис Остапенко, мариуполец, волонтер, вот они вывозят людей. До недавнего времени они вывозили людей из Мариуполя. Сейчас, когда Васильевка закрыта надолго, они вывозят людей уже из Запорожья. Тех, кто хочет перебраться в более-менее безопасный регион. Но здесь очень важный момент: они могут помочь выехать, но где этим людям жить? Я вывез всех моих, семью, сотрудников, их родных и даже котов. Я могу поехать вывезти несколько людей, но важно, чтобы эти люди отдавали себе отчет: где они будут жить. Николай Осыченко и волонтер Денис Минин – Глава ГУР МО Украины Кирилл Буданов в последнее время несколько раз заявлял, что Украина к лету будущего года вернется в границы 1991 года. На Ваш взгляд, это реально? – Это вполне реально. Мы же видим успехи на суше. Мы понимаем, что единственный сдерживающий фактор – это не мобилизационный ресурс россии. Это незакрытое небо над нами. Это монопольное превосходство россии в ракетах. Они могут обстреливать ракетами все, что им вздумается. И если нам помогут закрыть небо, то мы сможем намного больше. Господину Буданову, конечно, виднее, у него огромное количество информации. Но если мы уже видим, что и Сальдо, и Стремоусов призывают жителей покинуть Херсон, а если Херсон возьмут и пойдут дальше, перекрыв сухопутный коридор в Крым, то все может быть. В Мариуполе, кстати, сегодня работало ПВО. Так что все может быть. Даниил Вереитин, «ОстроВ»
