В то время, как российские военные конвои продолжают вторжение России в Украину, Владимир Путин решил реабилитировать союз между Гитлером и Сталиным, который начал Вторую мировую войну. Выступая перед аудиторией российских историков в Музее современной российской истории, Путин сказал: «Советский Союз подписал соглашение о ненападении с Германией. Они говорят: «Ой, как плохо». Но что в этом плохого, если Советский Союз не хотел воевать? Почему это так плохо?» На самом деле Сталин хотел воевать. В августе 1939 года пакт Молотова-Риббентропа имел секретный протокол, который разделял Восточную Европу между Гитлером и Сталиным. Он прямо вел к немецко-советскому вторжению в Польшу в следующем месяце, которое начало Вторую мировую войну. Говоря об этом соглашении, известном как пакт Молотова-Риббентропа, как о хорошей международной политике, Путин не только нарушает долговременное советское табу, но и меняет собственную прежнюю позицию, что соглашение было «аморальным». Что он мог иметь в виду? Что такого в сближении с нацистской Германией, настолько соблазнительного в настоящий момент? Историческое значение пакта Молотова-Риббентропа вряд ли могло бы быть больше: он стоит в начале немецкой и советской агрессии в Восточной Европе и всех последующих трагедий, которые она принесла, в Польшу и куда-либо еще. Сталин заключил договор с Гитлером, будучи полностью осведомленным об антисемитизме его партнера, и даже рассчитывая на него в своей дипломатии. 20 августа 1939 года Гитлер попросил Сталина о встрече, и Сталин был более чем счастлив согласиться. В течение пяти лет советский лидер искал случая разрушить Польшу. Сталин был готов уволить своего еврейского комиссара иностранных дел, Максима Литвинова, заменив его русским Вячеславом Молотовым. Отставка Литвинова, по мнению Гитлера, была «решающей». 23 августа в Москве Молотов заключил соглашение с гитлеровским министром иностранных дел, Иоахимом фон Риббентропом. В Женеве, где сионисты собрались на свой всемирный конгресс, эта новость стала шоком. Каждый присутствующий сразу понял, что Гитлеру развязаны руки и что наступает война, с особенно страшными последствиями для евреев. Хаим Вайцман, лидер Всемирной сионистской организации, закрыл конгресс словами: «Друзья, у меня только одно пожелание: чтобы все мы остались живы». Это не был пустой пафос. Спустя меньше чем два года точно в той части Европы, которая была определена секретным протоколом к пакту, начался Холокост. К 1945 году почти все из миллионов евреев, живших в этих регионах, будут мертвы. Сталин произнес свое знаменитое высказывание, что пакт Молотова-Риббентропа был союзом, «подписанным кровью». Большая часть крови, пролитой в странах, затронутых соглашением, была кровью еврейских мирных жителей. Союз Сталина и Гитлера имел разрушительные последствия для Польши и трех балтийских государств - Литвы, Латвии и Эстонии. В Польше 17 сентября 1939 года Сталин присоединился к своему союзнику Гитлеру в военном нападении, отправив Красную армию захватить страну с востока. Она встретила союзный Вермахт внутри страны и организовала совместный парад победы. Советская и немецкая тайная полиция пообещали друг другу противодействовать любому польскому сопротивлению. В тылу советский НКВД организовал массовую депортацию приблизительно полумиллиона польских граждан в ГУЛАГ. Он также казнил тысячи польских офицеров, многие из которых только завершили бои с Вермахтом. Десять месяцев спустя страны Балтии были также оккупированы Красной армией и аннексированы Советским Союзом. Эти три маленьких страны потеряли десятки тысяч граждан в депортациях, включая большую часть своих элит. Балтийские государства были объявлены советским законом никогда не существовавшими, чтобы сама служба этим государствам стала преступлением. Советская идея, что государства могут объявляться существующими или нет, отдающаяся сейчас в российских высказываниях об Украине (выд. ред.), глубоко въелась в историчемкую память Польши и Балтии. Поскольку Польша, Литва, Латвия и Эстония были захвачены Советским Союзом, когда Сталин был союзником Гитлера, их сегодняшние лидеры тоже очень быстро разоблачили позиции российской пропаганды, например, нелепое заявление, что Россия вынуждена была вторгнуться в Украину в этом году, чтобы защитить Европу от фашизма. Они помнят не только пакт Молотова-Риббентропа, но и серию экономических соглашений между нацистами и советами, которые были заключены в 1940 и начале 1941 года, и фиктивные выборы и пропаганду в советской зоне, которые, похоже, отдаются жутким эхом в нынешних действиях России в оккупированной Украине. Фактически реабилитация Путиным пакта Молотова-Риббентропа следует за другими недавними движениями Москвы в сторону возрождения идеи раздела Восточной Европы между Россией и Западом (выд.ред.). В марте российский парламент предложил польскому министерству иностранных дел разделить между двумя странами территорию Украины. Никто в Варшаве не принял это предложение всерьез. В своей победной речи после аннексии Россией Крыма Путин убеждал, что защита этнических братьев была законной причиной вторжения в Украину. Таким было и оправдание нацистской Германией захвата Австрии и части Чехословакии в 1938 году и Советским Союзом - нападения на Польшу в 1939 (выд.ред.). Именно с такими историческими справками в памяти мы должны понимать предположение Путина в его речи, что Германия должна симпатизировать доктрине изменения границ. Какую-либо поддержку такому доводу было бы сложно представить в Германии, чье превосходное положение как ведущей силы в Европе зависит именно от европейской интеграции. И все же важные немецкие государственные деятели вроде Герхарда Шредера и Хельмута Шмидта предпринимают значительные шаги для поддержки позиции Москвы, ставя под вопрос правомерность украинского государства. Было бы ошибкой, однако, воображать, что значение позиции президента Путина ограничено судьбой Восточной Европы. То, что происходит, на самом деле является попыткой Кремля продвинуться от одного образа России во Второй мировой войне к другому - сдвиг в национальной исторической памяти, который будет иметь последствия для всей Европы. Две версии поминания войны всегда присутствовали, поскольку Советский Союз воевал по обе стороны этой войны. В первую половину войны, с 1939 по 1941, Советский Союз был союзником Германии, воюя на восточном фронте и обеспечивая Германию полезными ископаемыми, нефтью и продуктами, если нужно, чтобы вести войну против Норвегии, Дании, Нидерландов, Бельгии, Люксембурга и, что еще важнее, Франции и Британии. После того, как Гитлер предал Сталина и Вермахт напал на СССР в июне 1941 года, Советский Союз внезапно стал по другую сторону, и вскоре оказался в большом альянсе с Британией и Соединенными Штатами. В течение десятилетий советское участие в войне замалчивалось относительно ее первой части, праздновались советские подвиги во второй. На международной арене Советский Союз хотел представить себя силой, выступавшей за мир, он вынужден был отрицать, что был одной из сил, начавших войну. Советская послевоенная пропаганда, как российская пропаганда сейчас, ассоциировала Запад с фашизмом: это был один особенно драматический путь просто забыть, кем был тот, кто воевал на той же стороне, что и фашисты, когда война началась. Ввиду миллионов советских граждан, убитых немцами после июня 1941 года, и, несомненно, решающей роли, которую играла Красная армия в конечном поражении Вермахта, поминание борьбы против нацистов имело прекрасный политический смысл. Вместо этого оно стало чем-то вроде второго основного мифа Советского Союза: Великой Отечественной войной. Но в этом изложении истории пакт Молотова-Риббентропа должен был отрицаться: не столько как преступление, сколько как ошибка. В конце концов, он позволил немецким войскам хорошо изучить Советский Союз перед вторжением, помог Германии стать силой в Европе, почти сопоставимой с Москвой, и создал ложное чувство беспечности у советских лидеров. Весной 1941 года, несмотря на более чем сотню предупреждений разведки, Сталин отказывался верить, что Германия вторгнется в Советский Союз. Поскольку сегодняшняя Россия ведет агрессивную войну в Восточной Европе, Кремль, кажется, все больше готов объединить традиционный советский самоимидж страны, которая поборола нацистскую агрессию, с персональными действиями Сталина как блистательного агрессора. Это подразумевает положительную оценку союза 1939 года с нацистской Германией. У вещей такого порядка уже был пробный запуск. Между 1939 и 1941 годами Советский Союз представлял нацистскую Германию в собственной внутренней пропаганде как дружественное государство, воздерживался от критики немецкой политики и начал публиковать нацистские речи. Люди на митингах время от времени оговаривались, восхваляя «товарища Гитлера» или призывая к «триумфу международного фашизма». На зданиях и даже плакатах советских лидеров начала появляться свастика. Сегодня положительный акцент на военной агрессии сочетается с тенденциями в российских СМИ, когда громкие декларации российского антифашизма все больше погружаются в риторику, которая может казаться скорее фашист ской (выд.ред.). На национальном телевидении евреев обвиняют в Холокосте; близкий к Кремлю интеллектуал восхваляет Гитлера как государственного деятеля; российские нацисты маршируют на 1 мая; нюрнбергского стиля факельные шествия в форме свастики представляют как антифашистские; и кампанию против гомосексуалистов презентуют как защиту европейской цивилизации. В своем вторжении в Украину российское правительство призвало членов местных и европейских ультраправых групп поддержать и распространить московскую версию событий. На недавние «выборы», организованные в поддерживаемых Россией восточноукраинских Донецкой и Луганской областях, как и на более ранний фальшивый референдум в оккупированном Крыму, европейские ультраправые политики прибыли как «обозреватели», чтобы подтвердить достижения российской войны. Далеко не эксцентричная шутка, приглашение этих «обозревателей» показывает, почему пакт Молотова-Риббентропа значим сегодня для Москвы. Несмотря на то, что Путин был бы определенно доволен, если бы нынешние политические лидеры Германии или Польши оказались достаточно глупы, чтобы попасться на крючок соглашения о новом разделе Европы, он выглядит удовлетворенным на данный момент теми людьми, которые уже ответили, так или иначе, на его призыв разрушить существующий европейский порядок: сепаратистами по всей Европе (включая британскую Партию независимости, чей лидер, Нигель Фарадж, называет Путина мировым лидером, которым он больше всего восхищается); антиевропейскими правыми популистскими партиями (среди которых самой важной является французский «Национальный фронт»); а также ультраправой периферией, включая неонацистов. Пакт Молотова-Риббентропа был не только о территории в Восточной Европе, но и обо всем европейском правопорядке. В заключении союза с Гитлером Сталин имел политическую логику. Он воображал, что, поддержав нацистское государство в его начавшейся тотальной войне, он повернет германские вооруженные силы против Запада, подальше от Советского Союза. Таким образом будут разоблачены собственные противоречия капиталистического мира, и Германия, Франция и Британия придут к одновременному краху. В свою очередь, Путин сейчас предпринимает во многом то же самое. Точно так же, как Сталин старался обратить самые радикальные европейские силы, Адольфа Гитлера, против самой Европы, Путин объединяет в одну связку антиевропейских популистов, фашистов и сепаратистов. Его союзники из ультраправых - это именно те политические силы, которые хотят положить конец существующему европейскому порядку: Европейскому Союзу. Можно не говорить, что возвращение к национальным государствам в Европе было бы катастрофой для всех, кто с нею связан, включая, в конце концов, и Россию. Но есть важная разница между Сталиным в 1939 году и Путиным в 2014. Можно все же уважить Сталина за попытку решить реальную проблему: Гитлер действительно намеревался разрушить Советский Союз. В союзе с Гитлером он поступился своей идеологией и совершил стратегическую ошибку, но он определенно отвечал на существовавшую угрозу. Путин, с другой стороны, не имел врага в Европе. Без какого-либо видимого повода в 2013 году российское правительство впервые обозначило Европейский Союз как противника. В российских СМИ и, более того, в официальных международных политических заявлениях, оно характеризовало Европейский Союз как «упадочный», то есть, близкий к распаду. За этой переменой в политике в отношении Европы, сопровождаемой созданием конкурирующего Евразийского Союза, последовало российское нападение на Украину. Кремль постоянно представлял свое вторжение в Украину как сопротивление европейской агрессии. Это несколько странно. Российское вторжение в Украину ускорило разрыв с Западом, который, с точки зрения защиты основных интересов России, не имел абсолютно никакого смысла. Это был выбор России, и это едва похоже на образец стратегического мышления. Теперь мучительный поиск Кремлем оправдания и повода привел к отвержению одной из главных моральных основ послевоенной политики: противодействия военной агрессии в Европе вообще и нацистской военной агрессии 1939 года в частности. Тимоти Снайдер для The New York Review of Books Присоединяйтесь к "ОстроВу" в Facebook, ВКонтакте, Twitter, чтобы быть в курсе последних новостей.
