Мы привыкли. Ужасно, но это так. Как привыкают в конечном счёте ко всему. От "это ужас" и "не могу спать, все думаю" мы перешли к вполне обывательским категориям "у сына все хорошо, он уже в Швеции, а бывшая невестка в Праге, нашла работу". Война стала неким мерилом изворотливости и приспосабливаемости. Подвалы и бомбоубежища оказались для тех, кто не имел этих качеств или возможностей рвануть за рубеж, укрепиться там и уже от туда слать сообщения, что все на самом деле хорошо. Я ещё после 2014-го поняла, что далеко не все понимают и разделяют наши истории про лето в погребе. Кто-то просто слушал, а кто-то не скрывая брезговал - почему не уехали, не нашли выход, не смогли как-то крутнутся и провести то лето иначе? Как тест, который не прошли. Подруга рассказывала про то самое лето совсем другие истории: "Мы каждый день на море покупали шашлык. Всей семьёй, на море! Когда все затянулось, стали покупать реже, но все равно отдыхали на широкую ногу". С этой войной все очень похоже. Кто-то прячется в подвалах, где вповалку спят чужие люди, а кто-то начал жить в другой стране, подальше от всего… Я поняла ещё одну удивительную вещь. Нас не любят ни русские, ни украинцы. Нас, - тех, кто здесь. Началось-то все, по сути, из-за нас. И проблемы "из-за вас" сейчас и у тех, и у других. И если в Украине война, то Россия трепещет от санкций и страха, что восстанавливать все разрушения им. И мы оказались теми бедными родственниками, которые по своей наивности внесли ссору и разлад в большую семью и изумляются, почему их не любят. Ощущение, что наша роль ущемляемых в правах, была удобна всем все восемь лет. Украинцы на приграничных территориях жили за счёт наших пенсионеров. За этот же счёт жили тачечники, перевозчики, таксисты, деляги. Все налаженные схемы от ночлега по 150 грн за койку коту под хвост. Что взамен? И одно дело помогать по желанию, как бросают монетку убогим у церкви, как бы откупаясь, и совсем другое, когда роли меняются, и помощь становится принудительной. Очень много каких-то тайных разговоров о погибших. Как будто смерть враз стала стыдной. Не героической, а именно постыдной. Нет официальных сводок. Есть именно такие истории о тех, кого мобилизовали и уже похоронили. Истории, которые передают шёпотом. И в ответ ещё сильнее прячут мужчин по домам. В офисах уже не таясь говорят: "Всем понятно, где сейчас мужчины". И под этим "понятно" понимают совсем не фронт. Иметь белый билет стало не то что не зазорно, а даже "козырно". Появилась льгота на бронь от мобилизации которую могут дать на предприятии и которую можно купить. Понятия "прятаться" и "скрываться" перестали быть символами трусости, скорее - синонимами адекватности. В знакомой семье такой вот скрывающийся стал ходить делать ремонты соседям, в другой - выбираться на работу огородами. Буквально в каждой семье излом - это как раз о братских народах. Разные взгляды, родственники в Украине, бесконечные разговоры, ссоры, попытки выяснить что-то. Тех, кто спокойно переживает сейчас эту войну - единицы. Знакомая очень спокойно парирует на мои эмоции: "А они нас жалели?" Возразить сложно. И вместе с тем неимоверно больно видеть разрушенные города, смерть, убитых, которых пачками выкладывают в интернете. Вместе с этим тотальное подорожание всего, даже хлеба. Дефицит круп, масла, макарон, сахара. Пустые полки. Недоумение - что дальше? И снова страх, потому что научиться жить в условиях войны невозможно. И жить спокойно, зная, что рядом у кого-то нет воды, света, продуктов, тоже нельзя. ... По дороге в магазин попались три пустующих дома, в которые влезли. В одном выбили стекло, в другом стекло вынули, в третьем взломали калитку. Это ответ на подорожание, местный ответ. И это тоже страшно, потому что это как коррозия разрушает сильнее войны. Ольга Кучер, Луганск, для "ОстроВа"
