К концу июля созрела необходимость поездки в Луганск. Нужно было сменить С. К. , который присматривал за нашей квартирой. Также я хотел вывезти неоконченные рукописи, кое-какие книги и документы. А главное – забрать любимца семьи домашнего кота Бонифация. Правда, С. смотрел и за котом: кормил его, менял воду и туалет, а его девушка даже игралась с Боней, привязав бантик к ниточке. Но это были лишь краткие эпизоды в жизни несчастного рыжего кота. Боня метался по квартире, открывал двери шкафов в поисках бросивших его людишек; при звуках артобстрела он прижимал уши, прятался в ванной или в туалете, жалобно мяукал, порицая хозяев-изменщиков. Ехать в Луганск следовало через Старобельск. Старобельск – старый уездный город (по одной из версий – прототип Старгорода из «Двенадцати стульев») летом 2014-го расцвёл. АТО пошла ему на пользу: гостиницы были забиты, чтобы снять квартиру платили втридорога, в супермаркете на автовокзале торговля шла бойко, как никогда. На улице Володарского бронзовый Киса восседал на высоком стуле работы мастера Гамбса; бронзовый Махно произносил речь с углового балкона над магазином мужской одежды «Аполлон», как в 1920-м, когда залечивал раны в местном госпитале (правда, тогда на первом этаже располагались меблированные комнаты). Водитель автобуса, который шёл из Белокуракино на Луганск через Старобельск, заверил меня, что места будут. Действительно, автобус оказался полупустым – охочих ехать в Луганск много не набралось. Ехали молча, в тревожных предчувствиях. Останавливали на блокпостах, проверяли паспорта и дорожные сумки. Последний украинский блокпост был в городе-спутнике Луганска – Счастье. Дальше – мост через Донец и блокпост ополченцев. Но проверявший нас национальный гвардеец не посоветовал ехать дальше. - Вчера на этом блокпосту расстреляли маршрутку, - сказал он. Решили ехать через Станицу Луганскую. Это был крюк километров в тридцать, и по времени он занял бы, в лучшем случае, не меньше часа. Возникли даже настроения: а не повернуть ли обратно? Но желание проникнуть в осаждённую областную столицу пересилило – двинулись на Станицу. Дорога тянулась через сосновый лес. На повороте образовалась пробка. Здесь метров на двести пролегал довольно глубокий песок, машины буксовали в нём. Два трактора буксировали их. Вытащить один автомобиль стоило тридцать гривен. Говорят, трактористы зарабатывали по несколько тысяч в день. Пассажиры вышли из автобусов и автомобилей. Они бродили по лесу, садились на устланную хвоей землю. Одни ехали в Луганск, другие – гораздо более многочисленные – из Луганска. Последние смотрели на первых с некоторым недоумением. Тут и там путешествующие кучковались, обменивались впечатлениями. Среди выезжавших я заметил А.С. Какая приятная неожиданность! С. преподавал в нашем вузе. Он был активистом евромайдана, мы с ним несколько раз обсуждали, так сказать, особенности текущего момента. Где-то в конце июня – начале июля прошёл слух, что сепары взяли С. И вот – он здесь, в сосновом лесу возле Станицы Луганской. Стало быть, вырвался. Мы поздоровались. - Рад тебя видеть! - Я тоже! Но я слышал, что ты… - Да, верно. Неделю просидел в подвале, под дулом автомата. Чудом удалось вырваться. Подошла жена С. с дочерью. Женщина была возбуждена, на её глазах блестели слёзы. Видимо, её расстроила бурная беседа с попутчицей, которая увязалась за ними. Попутчица была растеряна. Она говорила: - Я никогда не думала, что до такого может дойти. А сейчас: у меня сестра живёт во Львовской области. Родная сестра! Так она меня ненавидит, говорит: «Общаться с тобой не хочу, вы там все сепаратисты, из-за вас наши мальчики гибнут». А чего я хотела? Я хотела просто жить на своей земле, тихо, мирно, чтобы меня никто не угнетал. Не хотелось мне вступать в полемику, да пришлось. - Луганчане расплачиваются за свою глупость. И за предательство, конечно, но в первую очередь – за глупость. Вы в референдуме участвовали? - Участвовала. - Вот! А что сказал Путин, которого вы, наверное, уважаете, о чеченских сепаратистах? Где он собирался их мочить? А в Чечне, между прочим, тоже референдум был, и более 90% высказалось за независимость от России. Так что, обожаемому Путину можно бомбить сепаратистов, а украинскому правительству нельзя? Я воспроизвёл рассуждения моего друга Н.Ф. - И кто вас угнетал? – перешла в наступление жена А.С. – Мой муж в Киеве защищался, начал по-украински. Так члены совета ему говорят: «Знаете что, переходите на русский. Мы видим, что на украинском вам трудновато». Так это – в Киеве! - Я уже ничего не понимаю, - растерялась попутчица. – Я, конечно, не хотела, чтобы до такого дошло. Но кто же мог подумать, кто же мог подумать! - А надо было думать. Мы с другом на евромайдане недоумевали: почему нас так мало? Почему луганчане проходят мимо? Неужели им нравится то, что происходит в городе? Да собралось бы тысяч десять-двадцать, да взяли б за шкирку того Болотова… - Я работала, мне некогда было майданить. - Ничего страшного, после работы. Вот как мы с А.: занятия провели – и на майдан. - Это не моё дело – это дело милиции. Милиция должна была навести порядок. - О чём вы говорите! Да большинство милиции было за сепаратистов. А всё дело в том, что нужно быть гражданами, а не обывателями, особенно в такие моменты. А подавляющее большинство луганчан оказалось не гражданами, а обывателями. О чём они думали? «Да всё само собой наладится, всё устаканится». Нет! Само собой ничего не налаживается. Между тем, попытки трактористов отбуксировать наш автобус не увенчались успехом. Вновь появилось настроение вернуться в Старобельск. Мелькнула мысль: «А может и к лучшему? Ну его, тот Луганск!». Но судьбе было угодно привести нас в столицу «Луганской Народной Республики». Мы поехали какими-то ухабистыми просёлочными дорогами, песчаными, пыльными, разбитыми, петлявшими среди каких-то убогих заброшенных дач, перелесков, пустырей. Попался какой-то обгоревший склад с выщербленными стенами, выбитыми стёклами. Въехали в Станицу. Изредка попадались обгоревшие развалины. На горизонте стелился тёмный дым. На въезде в Луганск – единственный за всю дорогу блокпост сепаратистов. Входит весёлый ополченец с автоматом, с георгиевской ленточкой в петлице. - Миномётчики есть? Снайперы? – задорно спрашивает он. Пассажиры оживились, стали отшучиваться. Неприятно было осознать: контраст между блокпостами АТО и сепаров был явно не в пользу украинских силовиков. Нацгвардейцы все хмурые, недовольные, шмонают на каждом блокпосту – дотошно, въедливо. У сепаратистов блокпост всего один, и на том боевики какие-то легкомысленные. Или это неистребимый луганский пофигизм? Не знаю. Но боевой дух у ополченцев явно выше. Скажут: «Нетипичный блокпост, нетипичный ополченец». Моё дело маленькое – я передаю то, что видел. А типичное оно или нет – об этом не мне судить. Луганск встретил нас полуденной жарой и безлюдием улиц. Редкие прохожие брели по своим делам, норовя спрятаться в тень от палящего солнца. Смотрели они, в основном, в землю, словно хотели что-то найти на потрескавшемся асфальте. Оказалось, что буквально за полчаса до моего приезда в городе отключили свет и воду. - Это ничего, - заверил меня К., - у нас время от времени что-нибудь отключают, а потом часа через два включают. Как бы не так: за двое суток, которые я провёл в Луганске, свет включили часа на четыре. Хорошо хоть я успел подзарядить фонарь и мобильник. Когда я уезжал из Луганска, свет и воду так и не включили. Таким образом, это было начало длительного отключения воды и электричества. Но мне было не привыкать: ведь я приехал из Лисичанска, где последние три дня не было ни воды, ни света, ни газа. Еду лисичане готовили на кострах. А в Луганске, по крайней мере, газ подавали, и благодаря этому выдающемуся достижению технического прогресса я без труда поджарил себе яичницу. Вечером сидели с К. при свете фонаря. Зная любовь С. к хорошим винам, я привёз из Старобельска бутылку приличного вина, прихватил и бутылку коньяку, как оказалось, весьма кстати. Для К. главный украинский злодей – Коломойский. Послушать С., так этот олигарх чуть ли не во всех бедах Украины виноват. Я не собираюсь защищать Коломойского, мне он также неприятен, как, впрочем, почти каждому украинцу неприятен почти каждый олигарх. Но вообще-то говоря, олигархия как класс не вызывает у меня ни классовой ненависти, ни даже неприязни. Это может показаться странным, особенно в глазах тех моих знакомых, которые знают меня как последовательного сторонника демократии. На самом деле, если я и являюсь последовательным сторонником демократии, так разве что афинской рабовладельческой. Олигархи сами по себе не зло. Куда большим злом является оголтелый плебс шариковых и швондеров. Плохо то, что наши олигархи необразованны, неотесанны, путают Ахматову с Ахметовым; отвратительно то, что они плохо воспитывают своих детей, плюют на права человека, воруют, в конце концов. Если украинских и российских олигархов цивилизовать, то из них может получиться весьма полезный и достойный социальный слой. Цивилизованная олигархия есть опора демократии. С. рассказал о своей беседе с местным священником Московского патриархата. Это было ещё в ноябре или декабре тринадцатого, то есть в самом начале цепи событий. Священник принадлежал к интеллектуальной прослойке клириков МП. Разговор зашёл о национальной идентичности и об идентичности Донбасса. К. стал рассуждать о том, насколько это непростые и неоднозначные вещи. Но священник прервал его. - Мои прихожане меня не поймут, если я стану с ними так разговаривать, - сказал он. – Не этого они хотят от меня. Они просят: «Батюшка, скажите нам просто и ясно: кто мы такие, как нам верить, с кем дружить, а с кем враждовать». И я говорю им: «Мы с вами русские, наша вера православная, дружить нам с Москвой, а враждовать с Западом». Мои прихожане хотят простых ответов. Вот эта любовь к простоте, ясности, чёткости, - великое зло современности. Её оборотной стороной является боязнь сложности, неопределённости, неоднозначности, бегство от сложности. «Скажите нам, кто мы такие и как нам жить». Простые хорошие люди, которые так мыслят и чувствуют, в итоге становятся исчадиями ада. Они берут в руки оружие и начинают убивать тех, кто «не мы» и кто живёт «не так как мы». Пора перестать умиляться цельностью «простых хороших людей». Эта цельность – от Дьявола. Истина вовсе не в простоте, истина в сложности. К. ушёл от меня уже в начале одиннадцатого. Хотя он живёт неподалеку, но всё-таки: идти в темноте, одному, по улицам города, оккупированного, по сути, бандитами. Надо сказать, что С. – смелый парень. Наш дом не оборудован бомбоубежищем. Памятуя, что наиболее безопасными при артобстреле считаются ванная и туалет, я, на всякий случай, постелился в ванной. Лёг спать на диване, но среди ночи проснулся от звуков канонады. «Бережёного Бог бережёт». Перебрался в своё логово. Боня последовал за мной, разместился, по своему обыкновению, у меня на животе. На следующий день я зашёл к Н.Ф. В его районе уже с неделю не было электричества. Он угостил меня кофе. Рассказывал о бедствиях луганчан. Не буду пересказывать натуралистические подробности – как говорится, и смех, и грех. И тут же Н. рассказал забавную историю. - Пошёл в гастроном скупиться. Какой-то парень покупает пиво. Бабушки увидели – пришли в ужас. «Молодой человек, не берите, оно же «Львовское»!» - «Ну и что?» - «Как что? Разве вы не знаете? Львовяне сюда отравленное пиво присылают, чтоб всех наших отравить». Но молодой гражданин «ЛНР» не послушался бдительных патриотических бабушек, купил-таки львовскую «отраву». Да, луганские бабушки – прелюбопытный феномен! Но меня не умиляет их наивно-простодушная глупость. Она меня раздражает, даже злит. Умиляет наивность ребёнка, а наивность старика возмущает. Особенно если эту наивность хотят навязать взрослым, адекватным современности людям. Ни А., ни К., ни Ф. не могут выехать из Луганска – приходится досматривать своих стариков. Их мужество достойно восхищения. Особенно тяжело Ф. – его тесть парализован. Надеюсь, Аллах спасёт моего друга. Под вечер зашёл ко мне К.О. Как всегда, пили с ним кофе. О. – русофил и украинофоб. Впрочем, при его крайнем православном фундаментализме я не замечал в нём особого энтузиазма по поводу «ЛНР»/ «ДНР». Видимо, всё-таки, рационализм берёт своё. К. спокоен, а возможно, играет в спокойствие. Продолжает ходить в университет – работает на кафедральном компьютере. Говорит, что сепары, расположившиеся вблизи учебных корпусов, время от времени пуляют из «Градов». Первое время он реагировал на эти залпы, а затем перестал. - Надоело: всё время одно и то же, - пояснил он. – И потом: стреляют-то не по нам, а от нас. Об украинских силовиках говорит: - Но па саран. Но былой уверенности не чувствуется в его голосе. Ещё бы: после того, как «великий и ужасный» накануне референдумов дал задний ход, всё пошло не по тому сценарию, на который надеялись явные и тайные сторонники Великой Российской Империи. В этот же день пришлось проехаться по городу: по центру и старому центру. На Карла Маркса – двухэтажный дом разбит до фундамента; в районе завода Ленина фасады домов посечены осколками и пулями, деревья разбиты. Неподалеку от Городка прямо по проезжей части хлещет вода, судя по цвету – не канализация. - О, а говорят воды нету. Набирай – не хочу, - бурчит таксист. Приехал на Оборонную. Здесь в районе стадиона кучковались желающие уехать. Перехожу от группы к группе, пытаюсь выяснить правила эмиграции. - Мы здесь с шести утра, а люди занимают и с пяти, и с четырёх, - говорят напряжённо, во всяком интересующемся видят потенциального нарушителя очереди. - А очередь на следующий день не переходит? - Нет, запись только сегодня на сегодня. Вчера я договорился с водителем автобуса, на котором приехал из Старобельска. Он сказал, что на его рейс можно записаться по телефону. Но связь пала, мобильные не работали. Подошла ко мне женщина примерно моих лет. - Ну, что они говорят? Я вкратце пересказал. - Сегодня вряд ли удастся уехать: людей ещё много, а автобусы неизвестно – будут ли… А у вас много вещей? - Порядочно. Да ещё и кот. - О, а я кошку хочу увезти. Может, скооперируемся? У меня тоже много вещей. Будем присматривать, если кому куда отойти. - Давайте. Её звали Нелей. Худощавая шатенка в очках. К тому же выяснилось, что мы живём по соседству: я - на Комарова, она - на Левченко. Договорились с таксистом, что завтра он заедет ко мне к семи утра (в четыре я не стал бы вставать даже под страхом смерти). Затем заезжаем к Неле – и к стадиону. На следующий день ранним утром сгрёб впопыхах своё логово, перекусил на скорую руку, с трудом защёлкнул раздувшийся портфель, также с натугой застегнул молнию неподъёмного чемодана. Теперь оставалось самое трудное – засунуть Бонифация в корзину для перевозки. На удивление, Боня не убегал, не прятался под шкаф или под диван. Правда, в корзину удалось его впихнуть не без сопротивления. Господи, как я его повезу?! Ведь он сугубо домашний кот, никогда не покидавший пределы квартиры, к тому же, кот почтенного возраста – ему уже лет тринадцать, по кошачьим меркам – старость. Заехали к Неле, с трудом запихнули в багажник её раздувшиеся сумки. Сразу же обнаружились моменты неорганизованности моей попутчицы. - А что ж вы кошку не берёте? Кошка у Нели рыжая, как и Боня, но пушистая, видимо, сибирская. - А я её не повезу. Я с подругой договорилась – у неё оставлю. - Погодите, а как же?.. - Я договорилась с соседкой, она с вами сядет в такси. Вы там выгружайтесь, она за вещами присмотрит и за вашим Боней – она очень любит кошек. А я – к подруге, а потом подъеду. - К скольки ж вы подъедете? - Часам к одиннадцати, мне ещё кое-какие дела сделать надо. Однако, что за поворот! А если подвернётся транспорт раньше одиннадцати? И соседка: оно ей надо – за чужими вещами присматривать? Нет, всё-таки лучше спасаться в одиночку. Соседка Нели оказалась интеллигентной старушкой с робким взглядом, бывшей учительницей украинского. Видно было, что она из породы тех, кто готов безропотно служить ближнему, а ближние и рады стараться. Пока ехали к стадиону, соседка рассказала любопытную историю. - Да, мир перевернулся. Я живу на первом этаже и всегда насыпаю на подоконник снаружи корм для бродячих котов. Они это знают и всегда у меня кормятся. А это смотрю недавно: голуби отгоняют котов. Представляете! Голубь же кота боится, так ведь? Коты же всегда на голубей охотились. А это смотрю: голубь наседает на кота, да так нагло, смело. Бедный кот в сторону, а голубь всю его еду поклевал. Выгрузились у стадиона, почти у торгово-кулинарного техникума. Соседка говорит: - Вы идите, разузнавайте, записывайтесь. Я посторожу. Пошёл пытать счастья. Одни группы были на старобельское направление – до Троицка и Белокуракино, другие – на краснодонское, до Изварино. Я записал Неллю и себя до Старобельска. Мы оказались девяносто девятой и сотым. Учитывая, что к каждой группе подъедут максимум два автобуса типа маршруток, то есть вместимостью двадцать два – двадцать пять пассажиров, наши шансы на отъезд приближались к нулю. Пошёл договариваться с таксистами – они кучковались, главным образом, возле украинского драмтеатра. - Полторы тысячи до Изварино, - сказал таксист. - А дальше куда? - Как куда? В Россию. - Спасибо, мне туда не надо. До Старобельска поедем? - О, нет-нет, в Старобельск не поеду. - А за две? - Ни за какие деньги. Там же нацгвардия. - Ну и что? - Как что? Они же меня арестуют. Точно так же ответил второй таксист, третий. Я решил рискнуть. - Не арестуют, - говорю. – Я вас отмажу. - Каким образом? - У меня жена в СБУ работает. Скажу, что вы выполняли спецзадание. - Да, а потом вы сойдёте, а я назад поеду. Тут-то они меня и сцапают. Вернулся к стадиону. Какой-то частник готов был ехать в Старобельск. - Сколько? - Две тысячи. - Подождите. Я, в принципе, согласен. Но я с попутчицей, сейчас посмотрю, есть ли она. Соседка по-прежнему сидела на нашей поклаже, беседовала с Бонифацием. Нели не было и в помине. Ну что за люди! Навязалась на мою голову. Сейчас бы уже уехал. Вернулся к частнику, но того и след простыл. Подвернулся следующий. - До Старобельска? - Да. - Сколько? - Две с половиной. Однако! Тут же нашлись желающие, облепили, стали поспешно грузить чемоданы и сумки. «А может, ну её, ту Нелю? Она какая-то странная, семь пятниц на неделе. Следующего частника брать за любые деньги. Соседка сказала, посторожит до одиннадцати. А если та и к одиннадцати не явится? Это их проблемы. Причём тут я? Я сам по себе. Так я никогда не уеду. А как вода закончится? Связи не будет, деньги растают… Нет, так нельзя. Договорились же помогать. Случай не зря связал. Мало ли что договорились? Тут уж спасайся, кто может… Нет, нельзя. Ничего не бывает случайного. И вообще, ты джентльмен или барахло?». Появилась молодая женщина с девочкой лет трёх-четырёх. Женщина переставляла с трудом неестественно вывернутые ноги. Видимо, перенесла что-то вроде полиомиелита. Женщина волокла тяжёлую сумку, дочь тащила кулёк. Все прониклись сочувствием, но желающих подобрать что-то не наблюдалось. Двух тысяч у женщины явно не было. Впрочем, вскоре нашлась сердобольная душа – кто-то из частников сжалился, увёз бедолаг. Между тем, Боня успел сходить в туалет в своей корзинке. Общими усилиями вытащили его, посадили на травку. Домашний кот никуда не убегал, прижимался к моим ногам, озирался с испугом. Он тяжело дышал, высунул язык, как пёс, нос его был сухим. - Вы его попоите, - советовали кошатники из очереди. У многих дома были коты: одни их вывезли ранее, другие оставили приятелям, третьи бросили на произвол судьбы. - Да он не пьёт. - Как это не пьёт? - А вот так. – Я налил воду в ладони, подсунул к бониной мордочке. Кот отвернулся. Это было не удивительно. Бывало уедем на пару дней, оставим ему еды, нальём воды в баночку по самые края. Возвращаемся: всё съедено до последней крошки, а вода не тронута. - Ну тогда помочите ему голову, мордочку, - советовали опытные кошатники. – Видите, как он дышит – у него же тепловой удар будет. За этим занятием меня и застала Неля. Было начало двенадцатого. Подошёл автобус на Белокуракино. Отъезжающие ломанулись, наплевав на список. Минута – и автобус заполнен. Рядом с нами ожидала своей очереди симпатичная молодая пара – то ли молодожёны, то ли в гражданском браке. - Вот так люди превращаются в толпу, - прокомментировал парень. Они сидели рядом с нехитрым скарбом. Парень не унывал и балагурил. Хотелось, чтобы они добрались до намеченного пункта. Я подошёл к женщине, у которой был список нашей очереди. - А у нас что, тоже так же будет? – я указал на автобус. – Зачем же тогда список? - Нет-нет, у нас будет цивилизованно, - заверила она. – Строго по списку. Кстати решили провести перекличку. Мы с Нелей были уже шестьдесят шестой и шестьдесят седьмым. Многие выбыли, либо уехав своим ходом, либо вернулись домой, до следующей попытки. Если приедет автобус типа маршрутки, то сядут человек двадцать пять, максимум тридцать. Весёлая перспектива! Между прочим, так всё и оказалось. В маршрутку поместилось двадцать два человека – строго по списку. Теперь мы были примерно сорок пятые. Но знающие люди сказали, что сегодня автобусов больше не будет. Между тем, бойцы «Армии Юго-Востока» развлекали отъезжающих своеобразной культурной программой. Утром по Оборонной в сторону педуниверситета промчался сверкающий чёрным лаком джип. - О, гудят ополченцы! Сегодня, между прочим, день ВДВ, - пронеслось по толпе. Через минуту послышался визг тормозов и глухой удар. Беженцы выбежали на середину улицы, заполонили трамвайное полотно. - Ни фига себе! - В дерево – на всей скорости. - Пьяные, в усмерть пьяные! «Хорошо, если насмерть, - подумал я. – Если покалечились – тоже неплохо: в ближайшее время стрелять не смогут». События Луганского мятежа делали меня всё более человеконенавистником. Примерно через полчаса со стороны автовокзала к центру проехала колонна бронетранспортёра. Бойцы в камуфляже опирались на автоматы, показывали знак «виктории», что-то кричали. Многие из них были бородатыми и толстыми (последнее показалось мне странным). Над бронемашинами развевались российские триколоры, флаги ЛНР и флаг с ликом Спасителя. Ещё через полчаса та же колонна с теми же возгласами и «викториями» проследовала в обратном направлении. - Небось, аэропорт обстреливать поехали. На войну, как на праздник. Ближе к полудню где-то вдалеке послышались взрывы. Показалось, что на восточных кварталах. «Ах ты, Господи! Никак где-то в нашем районе». Так оно и оказалось – в этот день бомбили восточные кварталы Луганска. Наконец, в самую обеденную жару послышался треск автоматных очередей где-то в районе одиннадцатой поликлиники. Люди заволновались: это уже поблизости. - Это не «калаш», - авторитетно заявил всезнающий молодой человек. – Это крупнокалиберный пулемёт. Между тем, Неля затеяла полемику с молодым человеком. Видимо, она была любительницей эзотерики: стала грузить парня духовными измерениями Космоса, тонкими энергиями, упомянула и Библию. Это упоминание почему-то рассердило парня. - Ой, только не надо мне про Библию – не верю я во всё это. Неля просто взорвалась: - А ты её читал? Ты если в чём не понимаешь, не вякай! Не верит он – да кто ты такой, не верить! Ты не дорос ещё до понимания Библии. Парень в долгу не оставался: - Не дорос – и не надо! Вы прям переросли! И отстаньте, и не грузите меня своей Библией. Пусть мне сначала покажут, что такое настоящая Библия. А то оказывается – в ней куча вариантов, а настоящего текста никто не знает. Мне лень было ввязываться в этот спор. Лекция о различиях между Септуагинтой и масоретской Библией с вкраплением сведений об апокрифах в нынешней ситуации была бы явно неуместной. Толпа жаждавших покинуть столицу «Луганской Народной Республики» заметно поредела. Осталось около сотни, надеющихся неизвестно на что. Я взглянул на часы – без двадцати два. - До скольки будем ждать? – спросил я. - Может, часов до двух? – неуверенно предложила Неля. - Согласен. Если не уедем – возьмём такси, вернёмся, а завтра повторим. - Ну, давайте так. - Но завтра надо попытаться приехать пораньше. «Ничего не выйдет. Застряну в Луганске, неизвестно когда выберусь». - Я бы на вашем месте не торопился, - сказал молодой человек. - Почему? - Вы смотрели фильм «Блеф»? - Конечно. - Помните, там старый жулик говорит: «Я всегда ставлю на «зеро». Рано или поздно оно выпадает». Я предлагаю вам поставить на «зеро». Лично я всегда так делаю. Неля сидела в задумчивости. Она стала молиться вслух: - Отче наш, сущий на небесах. Ты сотворил небо и землю, и всю Вселенную, и Ты придал ей смысл. Да святится имя Твое на всех языках и во все времена. Да придет царствие Твое, да воцарится везде мир, да восторжествует справедливость, да возлюбят люди друг друга. Да будет воля Твоя на небе, как и на земле, и во всех мирах, которые Ты сотворил, и да не упадёт ни один волос с наших голов без Твоего соизволения. Хлеб наш насущный дай нам на сей день и дай нам то, что Ты считаешь нужным, а не то, чего мы хотим по неразумию своему. И остави нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим, и прости нам, если мы кого-то обидели. И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого, и будет наша Тебе благодарность и любовь во веки веков. Прими наши души, сохрани их и спаси, а мы во всём покоряемся Тебе. Аминь. Я посмотрел с удивлением на свою случайную спутницу. Что это было? Искренняя молитва чистого сердца? Или гнусная отсебятина, недопустимое искажение Молитвы Господней, заслуживающее костра инквизиции? Стрелки часов неумолимо приближались к 14-00. По пустынной Оборонной двигались в нашу сторону два автомобиля-«Ланос» и «Опель». Они притормозили недалеко от нашей группы. Я подошёл к ним. - Вы по городу или и по области? – спросил я водителя «Ланоса». - И по области тоже. В Изварино довезу. - А в Старобельск? - Не поеду. - А за две тысячи? - Ни за какие деньги. - Да я вас отмажу. Водитель взорвался: - Что вы нас под пули посылаете! «Отмажете», говорите. Да если даже и отмажете, нацики меня схватят, автомат дадут, пошлют сюда, чтобы я стрелял в жену, в детей, - вы этого хотите? Не поеду и за десять тысяч! Создавалось впечатление, что таксисты у драмтеатра рассказали водителю о странном субъекте, который опасается ополченцев «ЛНР», но не боится национальных гвардейцев. За рулём «Опеля» сидел молодой русоволосый мужчина. - А вы только по городу или и по области? - Могу и по области. - А куда именно? - А куда вам надо? Такой ответ обнадёживал. - В Старобельск. - Полторы тысячи. - Едем! Погодите, я сейчас организую группу. Подошёл к попутчикам: - За полторы тысячи до Старобельска. По семьсот пятьдесят с пары. Неля взглянула испуганно-обречённым взглядом: - Я не смогу заплатить больше сотни. Мне ещё в Харьков ехать, а оттуда в Крым. - Ничего, я доплачу остальное. А вы? – обратился я к молодой паре. - Нет, мы не поедем. У нас нет таких денег. Подошёл мужчина с подростком, как затем выяснилось, отчим с пасынком. Сторговались. Парень, не веривший в боговдохновенность Библии, помог нам загрузиться. - Ну, счастливо. Удачи. - И вам удачи. Пусть «зеро» всё-таки выпадет. Мы тронулись. Поехали на Станицу через восточные кварталы. На выезде из города – тот самый блокпост, где спрашивали про снайперов и миномётчиков. Подумалось: «Что у меня кот в корзине – это хорошо. Да ещё и так жалобно мяукает». По моим наблюдениям, злодеи, зачастую, сентиментальны: они любят маленьких детей и домашних животных. Блокпост миновали благополучно. Водитель сказал: - Нам повезло, что сегодня хорошая смена. В другой смене обычно пьяные. Иногда машины отжимают, иногда пуляют вслед. Миновали Станицу, углубились в лес. У «песочного» поворота вновь пробка. Снуют тракторы – трактористы зарабатывают свою копейку. Дожидаются своей очереди те, кто выехал раньше. Бонифаций многим знаком. Подходят, интересуются: - Ну что, как ваш Боня? Кот, казалось, на глазах похудел. Мордочка осунулась, нос сухой, дышит тяжело, розовый язык дрожит, как одинокий лепесток на ветру. Выпустил Бонифация на травку. Никуда не убегает, забился под ёлку. Подошла бывалая кошатница: - Он у вас английский? - Нет, безродный. - А похож на нашего английского. Наш, знаете, такой умный. Почти разговаривает. Мяукает так членораздельно. - А, наш Боня тоже так умеет. Дашь ему что-нибудь вкусненькое – и он начинает почти членораздельные звуки издавать. Что-то вроде: «мя-ля-ля, ня-ня-ня-ня». Такое впечатление, что младенец лепечет. Прошёл слух, что какой-то тип везёт говорящего кота. Подбежали два бульдога знакомиться. Бонифаций безропотно полез в опостылевшую корзину. Сидел тише воды, ниже травы. - А у вас какой-то странный «Отче наш» получился, - сказал я Неле. – Какой-то импровизированный. - Я считаю, что молитва должна идти из сердца, - ответила она. – Я знаю канонический текст, но обычно добавляю что-нибудь своё, что я именно в этот момент чувствую. Наконец нас отбуксировали. Едем по нейтральной полосе. С обеих сторон дороги – стена сосен. - Вот тут снайперы и сидят, - сказал водитель. – Какую-нибудь машину, глядишь, и расстреляют. - А от чего это зависит? - А кто их знает? Не понравится им чем-нибудь машина, они и замочат. Спасибо, обнадёживающая информация. Сидит за ёлкой какой-нибудь специалист по меткой стрельбе, разглядывает в оптический прицел движущийся по дороге «Опель». А что это там за толстый очкарик на переднем сиденье? Да ещё с какой-то корзиной. Не нравится мне этот очкарик… Показался украинский блокпост. - Ну вот мы и на украинской территории, - сказал водитель. – Это Счастье. Кстати, этот блокпост очень вредный. Но помимо «вредного» блокпоста следовало пройти ещё и контрольно-пропускной пункт. Его оборудовали в школе. Во дворе были расставлены столы, к которым выстроились очереди беженцев. Сотрудники органов проверяли их паспорта, расспрашивали, откуда едут, куда, зачем. Затем каждого фотографировали с раскрытым паспортом у лица. - А вы в ЛУВД работали? – улыбнулся мне сотрудник, проверявший мой паспорт. - Да. - Философию читали. - Всё верно. - Проходите. Мне осталось пройти сотрудника, который что-то проверял по ноутбуку. Он заинтересовался моим паспортом, отложил его в сторону. Затем велел мне присесть на скамейку, взял ноутбук, пошёл в здание школы. Через пару минут вышел с кем-то из начальства. Офицер произнёс банальность из детективов и шпионских фильмов: - Пройдёмте. Что за чертовщина! Вот тебе и нацгвардия, от которой я так самонадеянно собирался отмазать перепуганных луганских таксистов! В просторном кабинете на втором этаже сидел за столом высокий мужчина спортивного сложения, видимо, начальник КПП. Рядом с ним ещё двое сотрудников что-то высматривали в ноутбуке, время от времени бросая придирчивые взгляды на мою физиономию. - Вы участвовали в этом движении? – спросил начальник. - В каком? – не понял я. - В сепаратистском. - Да о чём вы говорите! Я сторонник единой Украины и евроинтеграции. Я на евромайдан, как на работу ходил, пока его не разогнали. – Моему возмущению не было предела. - Кого вы знаете из евромайдана? Я назвал несколько фамилий. - У вас братья есть? - Двоюродные есть, родных нету. - Как их зовут? Где проживают? Я сообщил. - А в Станице Луганской у вас никого из родственников нету? - Никого. А в чём, собственно, дело? - А вот Ерёменко Анатолий Михайлович вам кем приходится? - Не знаю такого. Первый раз слышу. - Дело в том, что это активный участник сепаратистского движения. Из тех, кто с оружием. Вот посмотрите, - один из сотрудников придвинул ко мне ноутбук. – Ведь похож? С экрана смотрело на меня лицо мужчины моих лет. Седые волосы зачёсаны, как и у меня, набок, нос с горбинкой, лицо, правда, потолще моего. К тому же, он без очков, ну, очки снять и надеть нетрудно. Я вынужден был согласиться: - Похож, но это не я. Обнаружилось, что один из офицеров учился в ЛУВД, и я вёл у него лекции. Да и сам начальник поступил в адъюнктуру ЛУВД. Началось моё прощупывание на предмет работы в милицейском вузе. - Я вот хочу перевестись с дневной адъюнктуры на заочную, - сказал начальник. – Будут у меня проблемы? - Думаю, что нет. - А какая у меня будет основная проблема? - Написать диссертацию – вот и вся ваша проблема. Стали дальше ненавязчиво прощупывать: с кем работал, кого знаю из ЛУВД, знал ли Дидоренко. Мне это уже поднадоело: чтобы мои попутчики без меня не уехали! Не уедут: в конце концов, я основной спонсор путешествия. А бедный Бонифаций? Сидит в своей корзинке, язык высунул, дышит изо всех сил. - Ну вы же видите, что я не Анатолий Михайлович. Вы же не отрицаете, что я действительно преподавал в ЛУВД. А этот сепар – просто однофамилец, хоть и похожий. - Вы правы, - сказал начальник и подал мне паспорт. Я протянул руку, но один из сотрудников напомнил начальнику: - А мы ж вызвали сбушников. Они приедут, а мы его отпустили. Скандал получится. Начальник подумал, отложил паспорт. - Да, пожалуй. Извините, Александр Михайлович, придётся вам минут десять подождать в палатке до выяснения некоторых формальностей. Ах ты господи! Если такой будет евроинтегрированная Украина, то может, и впрямь, ну её? В большой армейской палатке стояла походная кровать. На ней сидели мужчина, женщина и юноша, судя по всему, семья. Я расхаживал по палатке, размышляя о парадоксах фортуны. Из здания школы послышались какие-то крики. Я прислушался. - Стоять! Стоять, сука! – в возгласах клокотала ярость хищника. Затем пауза – и глухой стон донёсся. Опять скажут: «Нетипично! Исключение, а то и клевета». И опять я отвечу: «Типично или нетипично – мне неведомо. Я знаю одно: что я это слышал, и это для меня неоспоримо». Душно было в палатке. К тому же, прошло явно больше десяти минут. Я вышел. Навстречу шёл начальник КПП с моим паспортом. - Всё нормально. Спецпроверка закончилась, - сказал он, пожимая мне руку. – Приносим вам свои извинения, Александр Михайлович, и всего вам доброго. - Спасибо. И вам всех благ. Желаю вам поймать моего однофамильца, - сказал и пожалел. Видимо, я становлюсь оголтелым. Мне казалось, что мои попутчики уже проклинают день и час, который свёл их со мной. Оказалось – ничего подобного. Отчима с пасынком тоже тормознули – откатали у них отпечатки пальцев. По пути к Старобельску миновали ещё несколько блокпостов, и на каждом нас шмонали по-взрослому. Вот и уездный город. Расстались на автовокзале. Неля беспокоилась, как ей доехать до Харькова, а затем до Крыма. Попрощались, как старые приятели. На следующий день за мной заехали жена и сын. Я благополучно доставил в Лисичанск и документы, и книги, и рукописи, и толстого рыжего кота. Мы опасались, как преодолеет Бонифаций последнее испытание – встречу с хозяином лисичанской территории – котом Портосом. Боня, конечно, потяжелее, но ведь он пожилой интеллигентный кот, никогда не выходивший за пределы квартиры. Ему ни разу не приходилось оборонять свои владения. А Портос – молодой поджарый кот, гуляющий сам по себе, хулиган, закалённый в уличных потасовках. Поспешил ретироваться. Они встретились лицом к лицу. И мы были совершенно обескуражены: воспитанный интеллектуал Бонифаций зашипел так грозно, что Портосик съёжился и поспешил ретироваться. Что касается дворняжки Дины, то она, обнюхав Боню, дружелюбно подала ему лапу. До чего, всё-таки, умны домашние животные, до чего наблюдательны. Как они всё перенимают у двуногих! Я хотел обернуться, когда мы выезжали из Луганска, но забыл в нервотрёпке пути. Теперь я мог видеть родной город лишь на телеэкране, да читать в Интернете всё более зловещие сводки. Августовская жара дохнула на Луганск. И в этом раскалённом дыхании был не только зной: в нём переплелись страх и мужество, эгоизм и самоотверженность, смерть и страстное желание жить, сепаратистское безумие и трезвомыслие обывателей. Настойчиво повторялись сведения о нехватке воды и продовольствия, о трупах на улицах города; ходили слухи об одичавших домашних псах, сбивавшихся в стаи. Ещё более зловещие слухи об одиноких стариках, умерших в своих квартирах от инсультов и инфарктов, о волне самоубийств, прокатившейся по городу, ввергали сердца луганчан в отчаяние. Луганск погрузился во тьму, и вместо всадников рыскали по его улицам бронетранспортёры с разжиревшими боевиками «ЛНР». Александр Еременко, профессор Восточноукраинского университета им.Даля, специально для ОстроВа
