"Честно говоря, мне не хочется снова обо всем этом вспоминать... Да, я признаю, что нуждаюсь в помощи психолога. Но сейчас мне ее не предоставляют", - говорит "ОстроВу" военнослужащий 3 пограничного отряда имени Героя Украины полковника Евгения Пикуса (Луганского пограничного отряда) Александр Зарва. Вместе с еще четырьмя побратимами - пограничниками он считался пропавшим без вести почти 2 года и вернулся из рашистского плена в январе 2024 года. Александр - один из немногих возвращенных пленных, кто готов говорить об этом с журналистами. Однако чувствуется, что и его готовность может вот-вот иссякнуть. Александр Зарва - единственный из пяти обменянных луганских пограничников, готов говорить с журналистами о плене Большинство же - хоть из числа тех, кого вернули из плена, хоть из числа раненых военных, нуждающихся в реабилитации - просто отказываются говорить об этом публично. Вот слова одного из тех военных, кто после сложного ранения был "списан" из армии: "Желания говорить в публичном пространстве на тему армии, войны, лечения, реабилитации, мобилизации, демобилизации не имею. Это очень нелегкий путь - и физически, и психологически. И пожалуй, морально даже тяжелее, чем физически. Хочу просто перезагрузиться и социализироваться". Масштабы проблемы: в помощи нуждаются десятки тысяч людей, цифра растет Военных, нуждающихся в психологической помощи после плена или после ранений в Украине становится все больше. Если говорить о точных цифрах - по состоянию на 8 февраля в Украину вернулось 3135 пленных защитников и защитниц. Так, на 1 февраля, как сообщал Уполномоченный Верховной Рады по правам человека Дмитрий Лубинец, Украина смогла вернуть 3035 военнопленных, а 8 февраля вернулись еще 100 защитников. Правда, сейчас таких людей в Украине немного меньше - по банальной причине - "...потому что люди смертны". Например, резонансной стала история, когда военнослужащий из Покровска Донецкой области Юрий Галкин, вернувшись из российского плена 31 января 2024 года, буквально через неделю погиб в ДТП. Об этом со ссылкой на дочь Галкина сообщал Телеграм-канал "Донбасс. Важно". Вероятно, что подобные истории могут случаться и с другими военнослужащими - просто не все они приобретают резонанс. В любом случае, количество военных, вернувшихся из плена, сейчас превышает три тысячи. Юрий Галкин через неделю после возвращения из плена погиб в ДТП Относительно количества раненых - здесь точную цифру власть не озвучивает. "Я не скажу, сколько раненых, потому что Россия будет знать, сколько ушло с поля боя", - так по этому поводу высказался в эфире "Єдиних новин" Президент Украины Владимир Зеленский 25 февраля 2024 года. В то же время, по данным военных и различных СМИ, речь идет о десятках тысяч. Военные, прошедшие плен, во многих случаях получили и ранения. Причем "лечили" их - оккупанты. Как и упомянутого нами выше пограничника Александра Зарву, после осколочного ранения в ногу. Можно себе представить, что это за "лечение". С учетом того, что активные боевые действия продолжаются, таких людей становится все больше и больше. "Психологическая и психиатрическая помощь пережившим плен - это вообще очень сложная и деликатная тема, - говорит "ОстроВу" доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой неврологии, психиатрии и наркологии ГУ "Луганский государственный медицинский университет", главный врач релоцированного Центра восстановительного лечения и реабилитации участников войны при Луганской ОВА Николай Овчаренко. - В релоцированные учреждения, каким является наш центр, они не обращаются вообще". От "...я хотел, чтобы люди об этом знали" до "...советы сейчас неуместны" Описание опыта одних военных, чтобы его смогли применить другие, было возможным и эффективным между 2014 годом и полномасштабным российским вторжением. Но сейчас подавляющее большинство тех, кто вернулся из плена, и тех, кто получил ранения, отказываются об этом говорить. Причем, в последнее время - часто в резкой форме. Людей в определенной степени обижает и оскорбляет, что их горе, их тяжелые судьбы благодаря медиа становятся как бы "развлечением" для читателя или зрителя. Все собеседники автора статьи признают: то, что сейчас происходит в Украине, кардинально отличается от других боевых действий, в которых приходилось участвовать нашим согражданам. То есть, если до полномасштабного российского вторжения АТОшнику мог помочь опыт человека, который воевал в Афганистане или Югославии, то сейчас это невозможно. Потому что война идет именно на нашей территории, потому что значительная ее часть остается оккупированной и большинство после ранения или плена НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ ДОМОЙ в прямом смысле. Это касается всех без исключения военных из Луганской области - из-за практически полной оккупации области "возвращение домой" каждого из них является условным, ведь все они возвращаются в другие регионы Украины. Почти то же самое касается военных из Запорожской области, которая в оккупации на 78%, а также Донецкой и Херсонской областей. "Советы сейчас неуместны! Все изменилось и все иначе, ни на одну войну не похоже, и даже очень отличается от 2014 года", - категорично говорит по этому поводу один из собеседников "ОстроВа", который отказался называть свою фамилию. "Опыт плена очень страшный, и это нормально, что люди не идут на контакт. "Это никому не нужно, меня никто не поймет, зачем это кому-то знать, они это не выдержат" - типичные фразы военных в таких случаях", - объясняет групповой психоаналитик, кризисный психолог и травматерапевт, глава ОО "Кризисный центр психического здоровья" Оксана Иванцова, которая оказывает профессиональную помощь украинским военным и их семьям с 2014 года. Оксана также подтверждает, что опыт тех, кто воевал в так называемых горячих точках за пределами Украины, в нынешней ситуации применить очень сложно: "По сравнению с войнами в Афганистане и Югославии - у нас совершенно другие реалии". Впрочем, некоторые из тех, кто вернулся из плена или получил ранения, все-таки готовы говорить о проблеме публично. "Тогда я очень хотел, чтобы люди об этом знали", - так объясняет свою готовность говорить с журналистами после возвращения из неволи Александр Зарва. После обмена, в январе 2024 года, Государственная пограничная служба опубликовала интервью с ним. В разговоре в основном речь шла об ужасах плена. Александр Зарва дал видеоинтервью пресс-службе Государственной пограничной службы Украины С тех пор прошло почти три месяца, и настроение 36-летнего пограничника изменилось. У него вообще исчезло желание говорить о плене, а опыта преодоления своих психологических проблем он еще не наработал. Это, как говорит Николай Овчаренко, делается долгими годами. Александр Зарва живет с мамой у себя дома, в Хмельницкой области (отец умер, пока сын считался пропавшим без вести, так и не узнав, что тот жив). Он уже работает - начал это делать практически сразу после возвращения домой. Поддерживает теплые и близкие отношения с теми, с кем служил. Будучи "при деле", имея друзей и поддержку мамы, Александр все же признает, что имеет психологические проблемы и нуждается в соответствующей помощи. Кстати, общаясь с Александром и анализируя его опыт, понимаешь одну из причин, почему военные отказываются говорить публично о своих проблемах. Потому что у военных есть ощущение: их истории интересны "потребителям контента" просто потому, что ловят зрителей и читателей на эмоциональные крючки. А потом в медиа появляются новые инфоповоды с новыми эмоциональными крючками... И военнослужащий перестает быть интересным обществу, он остается один на один со своей бедой. "Я чувствую, что мы никому не нужны", - говорит по этому поводу другой собеседник "ОстроВа", который просит не указывать его фамилию. Александру Зарве сложно объяснить, почему именно он из пяти обменянных пограничников оказался готовым говорить с журналистами, почему его собратья от этого категорически отказались и продолжают отказываться. "Думаю, у всех это происходит очень по-разному, все очень индивидуально", - говорит Александр. В то же время даже те, кто отказываются говорить публично, признают, что им нужно выговориться. А выговориться и быть понятыми они могут только в кругу тех, кто прошел через то же самое. Поэтому Александр Зарва согласен с мнением, что люди, которые пережили плен, да и вообще войну, могут общаться в кругу себе подобных - извиняемся за сравнение, вроде "клуба анонимных алкоголиков". И это - единственное, что Александр на данном этапе может назвать действенным. Согласен с тем, что такое общение максимально полезно, и заместитель командира стрелковой роты одного из батальонов, который воевал на Авдеевском коксохиме, Николай Х. 46-летний офицер недавно был уволен в запас, сейчас оформляет инвалидность и просит не указывать его фамилию, но говорит при этом достаточно откровенно. "Государство сейчас не делает ничего для того, чтобы организовывать для военных такое общение и, по моему мнению, мы, то есть военные, просто будем собираться в определенные группы объективно, без участия государства, потому что есть такая потребность, - говорит Николай. - А сейчас, пока война продолжается, мы встречаемся в основном на похоронах..." По сравнению с началом войны - 2014 годом - осознанных обращений за профессиональной помощью стало больше Между тем психологи и психотерапевты утверждают, что после полномасштабного российского вторжения к ним стало больше обращений от военных - по сравнению с периодом между 2014 годом и февралем 2022 года. "По сравнению с началом войны (2014 год) сейчас обращений больше. Больше именно осознанных обращений. Часть тех, кто к нам приходит, - это комбатанты со времен АТО, они уже имеют опыт общения с психологами. Часть обращений - направление от медицинских учреждений", - говорит Оксана Иванцова. Она в основном работает с военными в Сумской области. Оксана Иванцова (на фото слева) рассказывает журналистам о работе возглавляемого ею Кризисного центра психического здоровья в Сумах По словам Оксаны, возможностей получить психологическую помощь для военных - как раненых, так и тех, кто вернулся из плена - много, но одновременно с этим есть феномен, когда человек не знает, куда обратиться, или не пользуется теми возможностями, которые есть. "Возможно, одно из объяснений - то, что мы имеем дело с травмированными людьми. Их опыт часто детерминирует (обусловливает. - "ОстроВ") избегающее поведение, изоляцию от других с одновременной потребностью в помощи", - говорит травматерапевт. По ее опыту, причины обращения военных к психологам сейчас разные, в том числе такие: проблемы в семье из-за изменения поведения и эмоциональных проявлений; потребность выговориться; тотальная усталость, потеря смыслов; одиночество из-за приобретенного опыта; возмущение из-за несправедливости и тому подобное. "Специалистов по ментальному здоровью сейчас достаточно много, трамвматерапевтов много, их постоянно становится больше, возможность для них повышать свою квалификацию также есть. Эффективность этих специалистов очень качественно отличается по сравнению с 2014 годом", - говорит Иванцова. "ОстроВ" также попросил Оксану Иванцову объяснить нашим читателям, что именно может дополнительно травмировать человека после плена уже в мирных украинских реалиях, что может вызвать у такого человека агрессию при общении с посторонними. "Пристальное внимание, приветствие на улице от незнакомых людей, слова благодарности от них - это то, на что мне жаловался обменянный пленный. Для него это было очень тяжело и вызывало агрессию", - приводит специалист пример из собственного опыта. Юлия Сабаева - для "ОстроВа" Мы создали этот материал как участник Сети "Вікно Відновлення України". Все о восстановлении пострадавших регионов Украины узнавайте на единой платформе recovery.win.
