Говорят, люди стали добрее. Ну, будто из-за войны стали лучше понимать друг друга, больше помогать. Я всё время была здесь, и я не знаю, что сказать на это. Мне кажется, все стали сами за себя. Как в последнем рывке. Как будто, другого шанса изменить что-то в своей жизни уже не будет. Кто-то спешит обогатиться. Поспешно, быстро, наспех. Как голодный, который ест руками, не в силах ждать ни минуты. И ещё люди стали отталкивать других локтями, чтобы что-то успеть. Как будто это последний шанс изменить что-то к лучшему в своей жизни. Бабушки ради двух пенсий готовы очень на многое, чтобы пусть напоследок, но подержать в руках столько денег, способных, кажется, решить в их жизни всё. Иногда это многое в самом прямом смысле на грани жизни и смерти, этики, воспитания, порядочности.. Да, это их деньги - это самый веский аргумент. Этих денег никто не принесёт им домой, за ними нужно идти, за них нужно бороться, стоять часами и сутками в живых очередях, спать, где попало и часто в очень не человеческих условиях... В таких вот квартирах на одну ночь предлагают спать вместе незнакомым людям, сдавая койко/место или место в коридоре за те же деньги… Уже в Станице, по пути к банку, прямо на пешеходной дорожке лежали трусы. Полные того, что человек не смог, не успел "донести" до туалета и сбросил, как только рядом не было никого. Я прождала в тех очередях тогда 12 часов, и всё вместе увиденное было настолько сильным впечатлением, что этот увиденный штрих был только деталью, не сильнее остальных в тот день. На одном отрезке очередей (я была в самом начале!) военный с украинской стороны махнул рукой: «Можно!», и все побежали тот отрезок в несколько десятков метров до пункта пропуска документов – последнего рубежа. Самым первым оказался последний – мужчина в спортивных трусах, который сильно отталкивался ногами от земли и ловко лавировал между бегущими старухами. Я видела его потом в магазине в Станице – он покупал шампанское и был счастлив. Дети катили, вели под руки и толкали по мосту тех, кто по всем человеческим логикам не должен был быть там. Те, кому показана счастливая старость дома, в своих постелях, с горячим чаем, книгой, любовью и заботой близких, но никак не в этих очередях, стоя, не в силах идти, ждать, терпеть... Передо мной старуха рыдала: "Я не могу больше, я умру сейчас, у меня нет сил идти, оставьте меня здесь, я не могу больше". А дети упорно вели её под руки, держа в обеих сторон, не слыша криков, причитаний, слёз. И никому не нужно было слышать этого, потому что таких историй вокруг были буквально все. И люди черствели, видя всё это. Спешили пройти, обойти, опустить глаза. Не замечать, не впитывать, не впечатляться. На остановке "Завод ОР" в Луганске с марта этого года жил бомж. Тихий старик, который спал сидя и никого ни о чем не просил. Его не видели и не замечали, потому что так было удобно всем. Мимо проезжали тысячи. В автобусах и машинах "правительства", но не нашлось никого, кто смог бы "выбить" или выделить для него койку в доме инвалидов или престарелых. Его попросили уйти, чтобы не мешать. Жить там, где он будет менее заметен. "Республике" не нужны такие "мозоли" на репутации. На моей улице мародёры влезли в дом, оставленный первым. Забрали самое ценное, выбив окно. Доброта или человечность в этой истории в том, что спустя три месяца соседи забили выбитое окно фанерой. Молодой человек рассказывал мне, что его мать была одной из первых, кто вывозил стариков за пенсиями через Россию. Она была бойкой, предприимчивой и ловкой. Наняла автобус, нашла молодого водителя, дала рекламу. Дальше процесс пошёл сам - люди спешили успеть в этот последний вагон. К пенсиям подтянулись заказы на обналичивание денег, на покупку лекарств... И она моталась без продыху туда и назад, спеша накопить, заработать, успеть. Сын-школьник жил с бабкой эти два года, мать почти не видел. Она в своём честолюбивом рывке стремилась накопить ему на квартиру, на образование, на свадьбу, ремонт...Деньги лились рекой. А потом тот нанятый молодой водитель заснул за рулём. Это было в России. Она погибла сразу. Полная сумка банковских карточек, автобус стариков. Сын-школьник остался с бабкой. Повезло, люди поняли, не стали требовать с них назад денег. Думаете, эта история парадокс? Множество людей вокруг меня ПРОТИВ войны и воссоединения с Украиной, и при этом каждый из них ЗА деньги, которые можно выбить из Украины: "Почему я должен дарить им эти деньги?", "Я сам их зарабатывал", " Пусть заплатят мне за всё". И часто так говорят дети тех стариков, кому, в общем-то, по состоянию здоровья те «несметные» деньги двух пенсий уже не очень-то и нужны. Дети толкают идти вперёд, ищут инвалидные кресла, платят за транспортировку родителей… И видят в таких вот немощных стариках свою инвестицию в короткий период благополучной жизни. Множество людей поспешно стали зарабатывать деньги, увидев нишу для нового бизнеса – контрабанды лекарств, ввоза стройматериалов, комплектующих, украинских паспортов (и, как ни странно, всё это стоит в один ряд, потому что всё это бизнес нового времени). Кто-то ловко воспользовался тем, что освободилась ниша за счёт выехавших специалистов, и занял её. Кто-то занимается изготовлением продукции прямо в Луганске, занимая лидирующие строчки продаж по той же причине – конкурентов нет. И если качество не соответствует никаким требованиям, всегда можно сказать: езжайте в Ростов и покупайте там. Может быть, люди стали добрее. Может быть, поменялось что-то, чего нет на поверхности, и что обнаружит время. Но пока я вижу другие краски, других людей, другие настроения... Увы. Мне не часто встречаются счастливые люди, а многие ищут своё счастье в алкоголе – самом простом способе уйти от реальности. И почти все, кого я вижу вокруг себя, смотрят в будущее очень тревожно, понимая, что жизнь диктует новые правила – жить одним днём, не загадывая наперёд и не планируя ничего. Ольга Кучер, Луганск, для "ОстроВа"
