Руководитель Мариупольского металлургического комбината им. Ильича Владимир Бойко никогда не лез за словом в карман. Его выступления были яркими, и когда он шел в блоке «За ЕдУ!», и в Партии регионов. Не изменил он своей привычке и во фракции социалистов. Впрочем, даже оппоненты всегда признавали: об экономике и управлении производством Владимир Семенович всегда говорит по существу. И справедливо считается одним из крупнейших экспертов в области металлургии. Наш разговор с народным депутатом Украины Владимиром Бойко состоялся сразу же после того, как он зачитал с трибуны Верховной Рады заявление фракции Соцпартии о критическом состоянии отечественной экономики и неотложных мерах по разрешению ситуации, призвав к созданию специального политсовета при Президенте Украины и антикризисного комитета во главе с премьер-министром. Вопреки ожиданиям, одно из первых выступлений представителей фракции на новой парламентской сессии было посвящено не «популярной» ныне теме газовых расчетов, а неизбежным последствиям неопределенности в этом вопросе — падению рентабельности металлургического производства. Отдельным пунктом в заявлении шло требование на 30% снизить тарифы на железнодорожные перевозки. За комментариями мы обратились именно к Бойко. — Владимир Семенович, так ли уж страшен приближающийся кризис? В предвыборной горячке, знаете ли, принято перегибать палку в прогнозах... — Вы само заявление слышали? К нам не просто кризис приближается. С таким отношением к промышленности нас ждет катастрофа. Да-да, такая же, как в начале 90-х. Сегодня только официально бюджет теряет 400 млн. грн. ежемесячно. Повышение энергетических и транспортных тарифов нашу экономику угрохало еще полгода назад. А после падения мирового спроса на заготовку и прокат наша промышленность может работать только себе в убыток. Уже в этом году металлурги недосчитаются 9 млрд. Так что нынешние газовые проблемы — это уже как контрольный выстрел. — Не поздно ли тогда комитеты собирать? — Лучше поздно, чем никогда. Если есть сознание и воля, еще не все потеряно. Причины катастроф ведь не в механизмах, а в людях. Просто сейчас всем кажется, что есть вопросы поважнее. А когда поймут — может быть уже действительно поздно. — А зачем нужен политсовет при президенте? — Для осознания происходящего. Ну и, конечно, для получения высшей санкции на действия. Пока ведь у нас еще парламентская республика не утвердилась. Президентская еще сохраняется. Хотя, по-настоящему, президентской у нас никогда не было. У нас просто ЦК партии на президентскую администрацию заменили. Ну и ответственность у нее была соответствующая. Пусть хоть раз эта модель на пользу обществу сработает. Ну и, конечно, оперативность важна. На этом политсовете решения можно принять быстрее. — А антикризисный комитет, значит, вроде исполкома. Скажите, а кто в него должен войти? — Вам конкретные кандидатуры нужны? Нет, наверное, я их сейчас называть не буду. Мы же не административную структуру для чьего-нибудь трудоустройства предлагаем создать, а временный рабочий орган. Деловых и квалифицированных людей у нас в стране вполне хватает. Была бы политическая воля. Дело же не в названии. Назовите комитет как угодно, лишь бы работа шла. — Но вы могли бы в нем состоять? — Если позовут — подумал бы. Но меня не позовут, не волнуйтесь. Да и нечего мне там делать. Я этому комитету лучше «на местах» помогу. — В заявлении, которое вы зачитывали, речь шла в основном о проблемах металлургов. Не похоже ли это на ведомственный лоббизм? — А то, что весь бюджет сидит на металлургических доходах, — это тоже лоббизм? Просто так наша экономика устроена. Не будет украинской металлургии — не будет украинской экономики, вообще говорить будет не о чем. Мы же не предлагаем дотировать металлургов за чей-то счет. Просим, чтобы последнего не отнимали. Сегодня рентабельность уже почти на нуле, кто-то уже в минус перешел. Завтра пойдет сплошной убыток, производство сворачивается. Уже сейчас бюджет от металлургии недополучил где-то два с четвертью миллиарда. За год. А это, между прочим, одна десятая от выручки за «Криворожсталь». Это значит, что если б нам палок в колеса не совали, то мы бы эту сумму за десять лет получили в бюджет «просто так», автоматически. И предприятие бы осталось. — А сейчас с ним что? — Как что? Оно уже не наше. Даже если его захотят закрыть, правительство ничего всерьез сделать не сможет. Да и сегодня проблемы есть: донбасский уголь там покупать не хотят, везут дешевый казахстанский. Наши шахты почти без заказов. Собираются добычу руды увеличить чуть не вдвое — явно же на экспорт. Комбинату с такими объемами не справиться. И это при том, что мы уже пару лет сырье в России докупали. Никаких выгод от всего этого ни украинскому бюджету, ни украинскому рабочему нет. — По-вашему, «Криворожсталь» продавать не следовало? — Я всегда об этом говорил. А иностранцам продавать — вообще дело последнее. Тут правительство со своими олигархами справиться не может, куда ему еще с иностранными тягаться. Особенно в части защиты интересов трудящихся. — Ну, это ваш любимый конек. — Это не конек, а позиция. Да, наш завод удалось сделать собственностью трудового коллектива, и я этим горжусь. И все прежние социальные завоевания сохранены. Это главное. Вообще, первейшей задачей экономики должно быть обеспечение интересов трудящихся. Это понимают даже капиталисты. Но только цивилизованные. А у нас капиталисты — как из ХIХ века. — А на «Криворожстали»? — А там, наверное, из восемнадцатого. Профсоюз каждый месяц за зарплату торгуется. Зря комбинат продали. — Вы, наверное, и против продажи Никопольского ферросплавного? — Конечно, против. Всегда был против. Такие предприятия должны быть государственными. Если его сейчас продать, то последствия могут быть вообще непредсказуемыми. А вдруг монополия? Лучше уж так, как есть. Пока монополиста в ферросплавном производстве не было, кое-как жить было еще можно. А иначе пришлось бы за ферросплавы платить столько, сколько скажут. Доходили же они уже до 7 тыс. грн. за тонну. Мы их аж из Китая возили... — А трудовому коллективу что до того? — Так трудовой коллектив же не против монополии выступает. Он свои права отстаивает. И если кто-то там об этом говорил — ну, так это он, видимо, чиновникам о государственных интересах напоминал. Могут же эти интересы с интересами коллектива совпадать — с интересами Пинчука совпали же. У них на заводе сейчас вполне приличный социальный пакет, зарплата высокая. Что им дадут перемены, о которых никто еще ничего толком не знает? А раз никто им ничего гарантировать не может, конечно, они будут против перепродажи. Да и не верят они гарантиям… Я думаю, что в конфликте между Пинчуком и правительством государство все-таки должно быть на стороне трудового коллектива. Потому что оно должно защищать интересы граждан, а не предпринимателей или правительства. А если будет не так, то будут опять революции. С полагающимися последствиями. — То есть и революции вам не нравятся… — А они нормальному человеку и не должны нравиться. Революции — это неразбериха и разруха. И безответственность. Когда назначили первое революционное правительство, я говорил, что пройдет немного времени — и во всем окажется виновата Юлия Владимировна. Но дело-то было не в ней, а в самой заявленной тогда политике. Зачем нужно было повышать цены на транспорт? Олигархов подоить? Ну, и много получили? Мы же тогда предупреждали, что этого делать нельзя, что это потянет за собой повышение цен на все. Теперь имеем то, что имеем… Пришло новое правительство, вроде бы не авантюрное, но установки-то те же. Мы говорим, что в стране кризис, что нужно срочно предпринимать какие-то меры. Мы ж не со скуки предлагаем этот антикризисный комитет создать. У нас сейчас ситуация не лучше, чем в 92-м или 98-м. Никто не слышит, все к выборам готовятся. Сплошная брехня... Сергей Уманский, "Зеркало недели", №5 (584), 11-17 февраля 2006 г.
