Громкие заявления польских чиновников, сделанные в адрес Украины, все еще резонировали на прошедшей неделе. И хотя президент РП Анджей Дуда дал понять, что все-таки собирается посетить нашу страну в декабре, а информация о запрете на въезд в Польшу для главы украинского Института национальной памяти Владимира Вятровича не подтвердилась, обе стороны остались при своем. На прошедшей неделе стало ясно, что продолжение поиска и эксгумации польских жертв конфликтов и репрессий первой половины ХХ века — главный на сегодня камень преткновения — украинская сторона поставила в прямую зависимость от восстановления демонтированного недавно в Польше памятника УПА. Для польской стороны, оценивающей УПА исключительно как вдохновителей, организаторов и прямых участников массового убийства поляков в 1943-1944 годах, это условие является однозначно неприемлемым. Польша взяла курс на Россию? На прошедшей неделе в польском Сейме прошли специальные слушания о состоянии отношений РП с ее ближайшими соседями в контексте последних решений и заявлений членов правительства. Как сообщила Rzeczpospolita, слушания инициировали депутаты оппозиционной "Гражданской платформы". На вопросы отвечал заместитель министра иностранных дел Бартош Цихоцкий. "Представляя информацию, Цихоцкий признал, что польское правительство вынуждено реагировать в "ситуации, когда мы имеем дело с решениями наших партнеров, даже наших союзников, которые не вмещаются в рамки союзнических, партнерских или соседских отношений", — рассказывала Rz. — Как сказал он, примером того является "непонятное, скандальное решение чиновников украинского государства о запрете поисков и эксгумации останков польских жертв военных конфликтов на территории Украины". По его словам, беспокойство вызывают также заявления главы украинского ИНП Владимира Вятровича, который "в публичных заявлениях называет кладбище в Быковне нелегальным". "Мы задаем украинской стороне вопрос, как нам это понимать", — сказал он. Мы пребываем в конструктивном контакте на разных уровнях, включая наивысший, президентский, где стараемся это прояснить", —добавил Цихоцкий". По словам Цихоцкого, руководство Украины "принимает сегодня решения, которые ставят под вопрос декларации о стратегическом партнерстве". "Он добавил, что в отношениях с Украиной нет недостатка контактов, — пишет дальше Rz. — "Есть недостаток решений украинской стороны, содействующих прогрессу в некоторых двусторонних вопросах, называемых обобщенно историческим диалогом", — подчеркнул вице-министр иностранных дел. "Эти вопросы известны украинской стороне годами, они не возникли во время этой каденции Сейма. Это вопрос использования языка советских времен о польской оккупации. Это вопрос церковной собственности римско-католического сообщества. Это вопрос безоговорочной реабилитации или героизации УПА и недостатка переосмысления волынского преступления", — перечислил Цихоцкий. Он сказал также о решениях, "разрывающих наши двусторонние отношения", таких, как "нацеленный на доброе имя Польши" памятник на Верецком перевале солдатам "Карпатской Сечи", открытый недавно с участием вице-премьер-министра Украины Иванны Климпуш-Цинцадзе. Этот памятник, по его словам, представляет собой обвинение в адрес поляков в массовом убийстве в 1939 году". В статье Rzeczpospolitej также говорилось, что депутат Мирослав Сухонь в ходе слушаний отметил, что единственным государством-соседом, отношения с которым у Польши сегодня лучше, чем были раньше, является Беларусь, однако достигнуто это было "слишком высокой ценой замалчивания вопроса прав человека". "Взамен мы не получили ничего", — сказал он. Gazeta Wyborcza, впрочем, как раз на прошедшей неделе предположила, что именно от улучшения отношений с Беларусью власти Польши рассчитывают получить кое-что. По мнению ее корреспондента, ПиС намеревается через Беларусь улучшить отношения с Россией. Поскольку Москва не делает никаких шагов навстречу, понадобился такой посредник, как Минск. "Что случилось с многократно анонсированной жалобой в Международный суд ООН на Россию, которая не хочет вернуть нам обломки президентского туполева?" — Размышляли в Wyborczej. Речь шла о самолете, потерпевшим в 2010 году крушение под Смоленском, куда правительственная делегация РП направлялась, чтобы почтить память польских офицеров, казненных в Катыни. Жертвами крушения стали ряд высокопоставленных польских чиновников, включая президента РП Леха Качиньского, брата-близнеца главы ультраправой партии "Право и справедливость" Ярослава Качиньского. После прихода к власти в 2015 году, ПиС подняла вопрос о новом расследовании этого происшествия, подозревая, что это было покушение, организованное Россией, и обвиняя своих предшественников из "Гражданской платформы", якобы недостаточно расследовавших это дело, в сговоре с РФ. Россия отказалась передавать Польше обломки президентского самолета. "В понедельник на радио "Тройка" глава МИД заявил, что министерство к этому (обращению с суд. — "ОстроВ") готово, но "нужно решение на высшем уровне", — отмечала Wyborcza. — Значит ли это, что глава ПиС Ярослав Качиньский блокирует эти шаги, чтобы не раздражать соседа? К тому же никто не вызвал российского посла в связи с новостью о том, что на месте смоленской катастрофы россияне прокладывают трубопровод. Никто не протестовал против интервью посла для газеты "Труд", в котором он обвинил Польшу в ведении информационной войны против России. В случае Германии достаточно оказалось половины вырванного из контекста и плохо переведенного утверждения министра обороны (о мнимой поддержке "движения сопротивления в Польше"), которое было сделано во время ток-шоу, чтобы вызвать дипломатическую заваруху с Берлином". "В европейской политике сложно найти две стороны, согласие между которыми было бы до такой степени обоюдно полезным, — продолжал развивать свою идею корреспондент польского издания. — С точки зрения тактики, поскольку на союзном форуме все слабее тенденции к сохранению санкций в отношении Москвы за агрессию в Украине. До сих пор Варшава и Берлин были их главными сторонниками, но сегодня воля наказать Путина уменьшается в связи с падением значения Польши, ключевого игрока в делах восточной политики Союза. ПиС не хотел бы понести очередного имиджевого поражения на международной сцене. Существенным с точки зрения Москвы является сохранение в центре Европы правительства, разбивающего единство Союза и подрывающего основополагающую идею либерального правового государства, которое является врагом как ПиС, так и Путина. Убеждение о загнивающем либеральном Западе, который заполонил ислам, — это общая сказка Путина и Качиньского". "Для ПиС согласие с Россией — это шанс на самый крупный успех во внешней политике, — писала также Gazeta Wyborcza. — Разблокирование экспорта на восток означало бы поддержку основного электората ПиС, каковым является село. А самое важное значение имело бы возвращение реликвии, коей является остов Ту-154, чего не смогли добиться его предшественники. Что сделал бы с обломками туполева министр Мацеревич и его смоленская подкомиссия, вопрос уже второстепенный. Политически ему на самом деле не обязательно доказывать, что покушение на делегацию, летевшую в Смоленск, осуществил именно Путин. Вопрос, как потепление отношений с Россией воспринял бы электорат ПиС, второстепенен. Ведь это ПиС выборола себе монополию на патриотизм и называние противников предателями. Если какой-нибудь политик в состоянии совершить это без политических последствий, то этот политик — Ярослав Качиньский". Пособники Холокоста? Между тем, с украинской историей 1940-х годов разбирались на прошедшей неделе не только в Польше. Как сообщило агентство The Associated Press, текст которого опубликовал The New York Times, в Нью-Йорке в годовщину "Хрустальной ночи" ученики ортодоксальной еврейской школы устроили демонстрацию, выкрикивая "Ваш сосед нацист" у дома 94-летнего Якова Палия. Палий был охранником в концентрационном лагере Травники в Польше в 1943 году. Американский суд еще в 2003 году постановил депортировать его в Германию, Польшу или Украину, однако ни одна из этих стран не согласилась его принять. Суд определил, что Палий, как говорится в статье АР, "подделал иммиграционную анкету", а также что он участвовал в подавлении заключенных, однако не стал обвинять его в чьей-либо гибели. Сам украинец утверждал, что его заставили быть охранником. В октябре этого года 29 членов Конгресса США из Нью-Йорка подписали письмо к Государственному секретарю Рексу Тиллерсону с призывом депортировать Палия. "Сосед, живущий прямо на противоположной стороне улицы, сказал, что никогда не видел Палия у дома. Айнджел Тенесака, живущий несколькими квартирами ниже в течение 25 лет, рассказал, что редко видит соседа. "Иногда, проходя мимо, я пытался поймать его взгляд, но он всегда смотрел вниз", — сказал Тенесака", которого процитировало The Associated Press. В то же время в Германии ровесник Якова Палия, житель Оснабрюка, подозревается в участии в убийстве 33,7 тысяч евреев в Бабьем Яру в Киеве. Обвинения в адрес мужчины, чье имя и происхождение не указываются, поступили, в частности, от Центра Симона Визенталя, который занимается поиском нацистских преступников по всему миру. Расследования пока на начальной стадии, когда прокуратуре Оснабрюка только предстоит искать в архивах информацию о событиях в Киеве в сентябре 1941 года. Как пишет Der Spiegel, сам мужчина в комментарии одной из немецких радиостанций опроверг свое участие в бойне, утверждая, что занимался только ремонтом транспорта. В прокуратуре, однако, заявляют, что ему могут предъявить обвинения, даже если он не принимал непосредственного участия в преступлении, о котором идет речь. Der Spiegel напоминает, что так было с делом Оскара Грёнига, бывшего унтер-офицера СС, работавшего в концлагере Аушвиц. Грёниг был признан виновным в пособничестве убийствам, при том, что сам он никого не убивал. Война, о которой все забыли The Guardian на прошедшей неделе написал о войне на востоке Украины — редкий в последнее время случай. Британское издание так и пишет: забытая война. "В феврале исполнится четыре года с тех пор, как президент России Владимир Путин аннексировал Крым и способствовал разжиганию восстания на промышленном востоке Украины, — начинается его статья. — Около 10 тысяч человек с тех пор погибло, включая 3 тысячи гражданских, и свыше 1,7 миллиона остались без дома. По данным гуманитарных организаций, 4,4 миллиона человек непосредственно затронуты продолжающимися столкновениями, из которых 3,8 миллиона требуют срочной помощи. Однако мир обратил свой взор в другие места. Центр внимания Запада заняло продвижение Исламского государства и сопутствующие ему бесчинства в европейских городах. Москва сосредоточилась на том, чтобы влиять на кровавую, бесконечную гражданскую войну в Сирии. Связанная с ней миграция, охватившая южную Европу, вызвала противодействие, которое доминирует в повестке дня европейской политики. Судьба восточного куска бывшего советского государства, за который идет борьба, неумолимо уступила свое место в последовательности приоритетов. В 2015 году Киев и Москва подписали "Минское соглашение", которое обусловило перемирие и специальный конституционный статус для удерживаемых повстанцами территорий Донбасса, который возвращался бы в состав Украины и проводил выборы. Ничто из этого не вступило в силу, а количество нарушений перемирия доходит до тысяч. Так этот малоинтенсивный конфликт, запущенный, но смертоносный, стал гнетущей обыденностью для региона, который больше не видит выхода из своей беды". Одна из героинь The Guardian — местная жительница, которая в статье названа Людмилой Брожик, тогда как автор этого текста отмечает, что некоторые имена в нем изменены ради безопасности его собеседников: "Сидя в зале для встреч культурно-спортивного центра, обустроенного Save the Children International, Брожик говорит, что это одно из немногих прибежищ, где ее 10-летняя внучка Марина может собрать обломки ее разрушенного детства. "Марина приходила бы сюда каждый день, если бы могла, — говорит она. — У нас есть сильный страх. Дети до сих пор постоянно спят в одежде. Даже когда они спят, они слышат стрельбу, и это на самом деле не сон. Один из наших родственников потерял ногу из-за минометного обстрела. Как объяснить это ребенку? Когда мы слышим обстрелы, я говорю: "Не переживай, это от нас, а не к нам". Это немного ее успокаивает"". "В начале конфликта Авдеевка короткое время была в руках повстанцев, а в прошлом январе перенесла самый тяжелый обстрел с 2015 года. Никто, однако, не ожидает новых уличных боев в скором времени. Истощенные боями местные жители переживают нечто вроде меланхолического застоя, прерываемого отдельными взрывами новых снарядов, нашедших цель. Гигантский советских времен коксохимический завод наполовину простаивает. Разбомбленный мост на побитой дороге в город свидетельствует о пришедшей в упадок инфраструктуре, которая не будет восстановлена в скором времени. Тысячи человек живут без центрального отопления при наступающей зиме из-за поврежденных войной труб. Многие из городских профессионалов уехали. "Адвокатов и судей больше нет, — говорит Брожик. — Тут нет суда. Нет специальных докторов для детей, нет психологов. Нам приходится арендовать машину и ехать час для получения медицинской помощи". Британский корреспондент пишет об огромных очередях на блок-постах, через которые усталые и отчаявшиеся пенсионеры вынуждены выезжать, чтобы получить свои деньги. "В прошлом месяце, в один из последних теплых дней этого года, истории, появившиеся в очередях в Майорске, создавали портрет зоны конфликта, сочетавший жестокое с невероятным и отчаянно печальным, — рассказывает, в частности, он. — Татьяна Чевченко держала фотографию ее сына, Егора, который пропал в 2014 году. По словам его матери, он ездил в Россию, чтобы купить лекарства. Когда он вернулся, его дом был ограблен, а потом Егор пропал. До 2 тысяч человек считаются пропавшими с начала конфликта". В статье говорится также о том, что даже в самом регионе не все имеют представление о происходящем на линии фронта, тогда как в прифронтовых поселках обстрелы не прекращаются ни на день. Многие местные жители были бы рады оставить эти места, однако ехать им некуда. "В культурно-спортивном центре Save the Children в Авдеевке Ольга Реброва мечтает о маршруте эвакуации для ее семьи, — пишет корреспондент The Guardian. — Муж Ребровой бросил ее, когда начался конфликт, и уехал жить по повстанческую сторону линии разграничения. С тех пор она сама растит троих детей в зоне боевых действий. Ее средний ребенок страдает от психического заболевания, обострившегося в связи с конфликтом. Ее старший сын, 12-летний Сергей, — хороший боксер. "Я надеюсь, что он будет хорошо развиваться физически и становиться лучше и лучше, — говорит она. — Так что он сможет участвовать в соревнованиях и ездить в безопасные места для бокса. И если он будет успешен, возможно, его пригласят тренироваться туда, где безопасно, где будет хорошо для его карьеры. И мы поедем вместе с ним". Это может быть далекой перспективой. Но Реброва надеется, что Сергей сможет пробить себе путь из забытой зоны боевых действий в Европе. Для сотен тысяч других, имеющих несчастье жить близко к линии фронта, повседневная жизнь в обозримом будущем будет упражнением в мрачной покорности и уклонении от минометных выстрелов". Обзор подготовила Юлия Абибок, "ОстроВ"
