Я абсолютно уверен в том, что есть сотни тысяч украинских мужчин и женщин, которые могут рассказать куда более значимые и страшные вещи. Потому что стираемые с лица земли города, мертвые тела и разорванные взрывами дети – куда страшнее. Но я хочу рассказать то, что болит у Меня. Ту крошечную часть большой общей беды, которую прожил Я, и которую не забуду никогда. Поехали. Война не пришла неожиданно. И все же, когда в один миг становится ясно, что ехать нужно вот прямо сейчас, немедленно, и не куда-нибудь, а за 1300 километров с гаком – это ощущения сильные. Непередаваемые ощущения. Эффект усиливается тысячекратно, когда к точно такой же необходимости вдруг и сейчас приходят сотни тысяч твоих сограждан. И вся эта гигантская масса народа втискивается в рамки автодорожных трасс. Но это – впереди, а пока… Радио бормочет такое, что трудно вдохнуть-выдохнуть. Сигареты испаряются в три затяжки. А навигатор выставляется на маршрут не в масштабах от города к городу, а четко по центру страны. Потому что радио говорит, что прут и с юга, и с севера. И тебе нужно не проехать – п р о п е т л я т ь по центру собственной державы. Звонки с незнакомых номеров. Третий, пятый… С разными интервалами, то казенные, то вкрадчивые мужские и женские голоса: «Говорит министерство информации дэээнэр. Вы – такой-то? Предупреждаем вас об уголовной ответственности за распространение лживой информации о проведении специальной военной операции…» «Пошлатыварь! Пошелтыпидор!!!!» Едем. Длинный мост в Днепре через Днепр машины не «пересекают» и не «переезжают». Разгон начинается еще на подъезде, за рулем соседнего авто парень крестится и бьет по газам. В любой момент по мосту может быть нанесен удар. Мост – это стратегический объект. И мы – на этом самом объекте. У жены на руле белеют пальцы. Мы – гонщики, блядь, стритрейсеры!!!! Слева-справа, впереди и сзади мы окружены такими же рвущимися вперед авто. Газу, газу, газу! Наша «Шкода» выносится в ревущем моторами окружении на другой берег Днепра, скорость чуть сбрасывается, и тут как-то вдруг и сразу выясняется, что стартовавший с надднепровского моста поток авто теперь един и нескончаем. Он тянется впереди невероятной, не имеющей конца змеёй. Сколько же здесь авто? Десятки тысяч? Сотни тысяч?! Автопром всего мира собрался здесь, и плотно прет в два ряда в одном направлении: на запад. (А вот еще сценка для какого-нибудь будущего Спилберга: соблюдая правила, все это автостадо в 2 ряда катит по провинциальному городку, держа на спидометре если не требуемые 50, то 70. И тут раздается вой воздушной тревоги. В едином порыве, бесконечная автозмея враз бьет по газам и ускоряется. Какие там светофоры, какие правила! Ревущий поток летит через городок, стараясь скорей покинуть его границы. Свернуть в сторону, тормознуть – н е в о з м о ж н о, физически. И над всем этим – завывание сирены…) Новый виток сильных ощущений начинается, когда поперек чудесной асфальтированной трассы a-la «Велике будівництво» вдруг оказывается БТР, и кучка военных при нем указывают, что нужно свернуть куда-то вправо вдоль посадки. На полевку-грунтовку. В февральскую грязь. Без вариантов. Все то, что еще сохраняло блеск и лоск, превратилось в ревущие моторами комки грязи уже на втором километре. «Париж-Дакар» может считаться жалким пробничком для титулованных дилетантов. Потому что «Париж-Дакар» никогда не видел, и не увидит белоснежных «Лексусов», плавающих в грязевой луже. Вместе с роскошными «Мерсами» и еще черт-знает чем и кем, несчастье которых заключается в их низкой посадке. Естественно, никто не остановится, чтобы им помочь, толкнуть или бросить трос. Потому что сзади давит, давит и давит сплошной железный поток. (Еще сценка для спилбергов: в безнадежно увязшей по низ дверей черной «Тойоте», с равнодушно-мертвым лицом сидит и пьет что-то из горлА парень, рядом истерично бьется в рыданиях женщина, а из салона рвется Hells Bells от AC/DC…) Рекламная пауза. «Шкода-Рапид». Авто, могущее вывезти хозяина через одиннадцать километров сплошного грязевого потока. Всего за 2 часа. Спрашивайте у автодилеров всего мира! Где-то высоко в небе, неправдоподобно-медленно и почему-то почти беззвучно, поперек движения колонны проплывает самолет-истребитель. Десятки тысяч глаз смотрят на него с ужасом и надеждой: наш – не наш?! Мы – в чистом поле, как на ладони, и, случись плохое, - скрыться некуда. Истребитель поглощается тучей, и страшно хочется верить, что все-таки – наш. Возврат на асфальтированное шоссе – это не счастье, это – тотальный массовый оргазм. Клочья грязи еще долго тянутся по трассе, но это – дорога, черт возьми, вдоль которой непременно должны быть заправки, с их бензином, кафе и туалетами. Да. При виде очереди к колонкам уже хочется перекреститься: слава Богу, нам еще можно ехать. Но требуется и перекусить, и справить нужду. А хочется этого, после слалома вдоль посадки, не только нам, - сотням таких же, как и мы. Здесь, сейчас и сразу. Жрать – нечего, скуплено и съедено все. Туалет на заправке выполнил свою функцию, переполнился и забился еще с утра. Девушка-оператор, ненавидя глазами, говорит тебе открытым текстом, прямо в лицо: «Ссыте где хотите». Видели ли вы когда-нибудь пару сотен квадратных метров жидкой посадки, заваленных дерьмом, залитых мочой и забросанных салфетками, прокладками и изгаженными бумажонками? Здесь же, посреди всей этой роскоши, тут и там стоят-сидят-журчат и облегчаются все, без разбору на пол и возраст. Понятия стыда и «приличий» - стерты. Классическая «мукла» из серебристого «Порша» колебалась ровно 2 минуты. Прочапала – нет! прочмокала - по слою дерьма и мочи, и присела рядышком с папанькой семейства, заботливо встряхивающим рогульки двух своих пацанов после «папа, хочу пипи». Всем всё равно. Это – сюрр, жуткий, вонючий сюрр. Этого не может быть, но вот оно – и оно есть. Это люто и страшно лупит по мозгам, по нервам, по всему твоему естеству. Это – сюрр, вдруг ставший твоей жизнью. Первый день большой дороги позади. У меня до сих пор рвет горло и перехватывает дыхание от воспоминания того, как, даже в ужасе всего происходящего, в совершенно чужом тебе городе, вдруг находятся практически еле знакомые люди, которые дают тебе ключи от своей квартиры и говорят: можете кушать все, что есть в холодильнике. И которые наутро, без обсуждения и осуждения, забирают себе твою старую кошку, которая, сидя в клетке, буквально начинает умирать в этой страшной дороге. Спасибо вам за все, Великие Люди. (Мля, у меня слезы на глазах, - старею). Навигатор – программа хорошая и полезная. Но это лишь набор цифр. Которые учитывают все, кроме войны. И которые утверждают, что 448 км от Кропивницкого до Хмельницкого можно проехать на авто за какие-то 6 часов и 17 минут. Это – неправда. Потому что ни один навигатор не знает, что такое Исход. Исход – это не 6 часов 17 минут. Это 22 часа. 22 часа непрерывного движения. Это та самая красная змея, которая мне снится до сих пор. Исход – это когда по 2-рядной полосе трассы в одном направлении движутся, по 4-6 в ряду, сотни тысяч машин. Редкие встречные водители, в шоке от этого невероятного потока, не едут, а буквально пробираются по обочине, жутко кренясь автомобилями. Но встречная железная змея не мчится и не едет. Она ползет судорожными рывками, бампер к бамперу, со скоростью 5 километров в час. Часами. Газ-тормоз, газ-тормоз, газ-тормоз… Каждые 10-15 секунд… Остановиться, свернуть в сторону, съехать на обочину физически невозможно. Спереди, слева, справа, сзади жмет железный поток. Сизый выхлопной смог плотно висит над змеей, открыть окно - значит задохнуться. Приспичило? В бутылку. Ты – никто и ничто, ты – часть, крошечный фрагмент железного потока. Газ-тормоз, газ-тормоз, газ-тормоз…. На обочине все чаще виднеются не выдержавшие такой езды авто. С открытыми дверями и багажниками, с кучей вещей внутри. Люди берут самое необходимое и идут вдоль железной змеи, чаще всего пешком обгоняя ее по скорости. На ходу открываются двери для тех, кто несет на руках детей – прыгайте, скорей, без остановки! Останавливаться – нельзя, физически невозможно. Когда наступают сумерки, а затем ночь – красные стоповые сигналы авто превращаются в бесконечную, окутанную дымом, багровую ленту - ни края впереди, ни конца сзади. И глаза уже не болят – они словно залиты горячей, раздирающей веки, кислотой. Вот - то, что до сих пор я вижу по ночам, пытаясь заснуть… Мой (наш) любимый водитель стала сдавать к 20-му часу. Спать, пожалуйста, поспать, хотя бы 20 минут!... Крошечный, безвестный, с вдребезги разбитой дорогой, городишко! – спасибо тебе. За возможность съехать, вырваться из железного потока, уткнуться в чей-то забор, и – вырубиться, отключиться, мгновенно! Спасибо за эти полчаса… А еще был особый встречный транспорт. Его, благодаря мигалкам полицейского сопровождения, было видно издалека. За мигалками ревели моторами мощные, тяжело груженые ЧЕМ-ТО фуры. И все мы, из змеи, и понимали, и надеялись – ЧЕМ. И хотелось ужаться, уменьшиться, минимизироваться в габаритах, лишь бы только дать им, встречным, дорогу. Потому что они рвались и пробирались змее навстречу. Туда, откуда лился этот Исход… Хмельницкий был черен и безлюден. Служащий заправки говорил невероятные вещи: бензин – есть. ЕСТЬ бензин!!!! Но – только с 6 утра. Потому что с 10 часов вечера работа прекращена. Потому что в городе уже были случаи грабежа автозаправок. И полиция распорядилась, чтобы до 6 утра на заправках никого не было. И что могут стрелять за неповиновение. Но телефоны с навигаторами можете зарядить, и нате вам по стакану кипяточку. Кошки – самые разумные, преданные и уважаемые мною животные. Они знают, когда нужно терпеть. И знают, что хозяев в стынущей машине нужно греть. Собой. И не задавать глупых вопросов типа «Дорогие хозяева, а не охренели ли вы с подобными путешествиями?!» Файне місто Тернопіль – действительно, «файне», и в нем, несмотря на опустевшие полки в маркете и транслируемый по радио поток ужаса, есть чудный напиток под названием «кава». Причем каких угодно сортов. После железной змеи и покрытой дерьмом придорожной посадки, напиток кажется Божьим чудом и приветом из иной жизни. Которая до войны. Еще километры с гигантскими смереками по обочинам – и родная «Шкода» устало умолкает посреди городка – пункта назначения. Здравствуй, другой, новый мир, тихий и спокойный. Я закуриваю 1001-ю со дня выезда сигарету, и моя глотка издает непотребный мерзкий звук. Потому что в голову ввинчивается вой сирены воздушной тревоги. От войны никуда не уедешь. Всё, что ты видел в эти дни, было лишь ее прелюдией. Виталий Выголов, для «ОстроВа»
