Война нового типа в Украине, как это демонстрируют последние события, имеют существенную социальную составляющую. Она включает многие социальные технологии : искажение демократических практик (массовые акции «мирного населения», фейковые референдумы), практику живого щита, манипулирование массовым сознанием, подготовку и активизацию «пятой колонны», создание уголовной толпы в нужное время и в определенном месте и т.д. Так считает харьковский социолог - доктор социологических наук, профессор Харьковского национального университета внутренних дел Игорь Рущенко . Беседуя с ним, ОстроВ продолжает диалог с ведущими социологами Востока Украины, которые анализируют уроки войны на Донбассе. - Не так давно в Киеве при проведении круглого стола «Криминально-террористическая война на Востоке Украины: социальная составляющая» вы говорили о том, что Украина не смогла оперативно применить «противоядие», которое обезвредило бы антинациональную социальную мобилизацию в наиболее проблемных точках страны. Что это означает? Кроме того, вы говорили о том, что национальную безопасность в Украине можно обеспечить только через «коллективный разум». Что государственные структуры в очередной раз не сумели в сложное время кризиса и испытаний сконцентрировать имеющийся потенциал вокруг национальной безопасности страны… - Российская агрессия -2014 оказалась неожиданностью так сказать «в квадрате». С одной стороны, сама война, захват территорий и аннексия Крыма выглядели как нечто невозможное, а с другой - еще большей неожиданностью стал способ ведения войны. Нация интеллектуально НЕ подготовилась к событиям 2014 года; на мой взгляд, многие ключевые вопросы национальной безопасности вообще не обговаривались, и специалисты социально-гуманитарного профиля занимались какой угодно тематикой, но не так сказать экзистенционального содержания, когда ставятся проблемы в плоскости «быть или не быть». Возможно, не хватало достаточно умных, расчетливых, трезво мыслящих и патриотически настроенных кругов, которые концентрировали бы собственное внимание на таком тренде, и были бы достаточно влиятельными и авторитетными, чтобы воздействовать на политиков и институты, которые отвечают за национальную безопасность. У нас фактически нет корпуса военных теоретиков, политологов, социологов, социальных психологов, которые бы систематически разрабатывали тематику, связанную с войнами нового типа и соответствующими внешними и внутренними угрозами. Как ни парадоксально, но наиболее весомым интеллектуальным творчеством, на мой взгляд, оказалась дилогия Юрия Щербака - «Время смертохристов» и «Время большой игры». Но кто же знал, что то, о чем украинский писатель «нафантазировал» в антиутопии, начнет осуществляться не в 2077 году, а буквально через три года после выхода в свет первой книги? Вот и нет пророков в своем отечестве… Теперь мы понимаем, что в этих войнах есть весомая социальная составляющая, которая выпадает из поля зрения военно-технических дисциплин, привычной военной стратегии и тактики. Она фактически является предметом социологических дисциплин. Например, сюда следует отнести подрывные социальные технологии, которые наш противник разрабатывал в тиши кабинетов генерального штаба, а затем ловко применил на будущем театре военных действий. В результате без единого выстрела был сдан Крым, а в Донбассе дело дошло до кровавой бойни, когда можно было разорвать последовательность гибридной войны на ранних стадиях. Ведь в Харькове и Одессе именно это и удалось сделать благодаря стихийной социальной мобилизации патриотически настроенных слоев населения. И вторжение противника не состоялось. - Что конкретно подразумевается под термином «подрывные социальные технологии»? - Подготовка и активизация «пятой колонны», создание уголовной толпы в нужное время и в определенном месте, искажение демократических практик (например, массовые акции «мирного» населения, фейковые референдумы), захваты «мирным» населением административных зданий, практика живого щита, манипулирование массовым сознанием с помощью телевещания и т.п. Эти вещи конструировались и проигрывались задолго до событий 2014 г. При этом кремлевские теоретики «творчески» использовали опыт цветных революций, чеченских кампаний, а многие вещи по наследству были заимствованы из богатого опыта спецслужб Советского Союза, которые неоднократно инспирировали перевороты, революции в странах Европы, Азии, Африки и Латинской Америки. И только на первый взгляд то, что происходило в Луганске или Донецке выглядело как стихийные акции «восставшего народа»: это был управляемый процесс; кстати, некоторые темники, инструкции по захвату административных зданий и созданию «живого щита» попали в руки журналистов и были обнародованы. Для противодействия тактике гибридной войны нужно, во-первых, заранее изучать и прогнозировать подобные сюжеты, во-вторых, иметь «противоядие», что обезвредит действия потенциального врага на начальных стадиях агрессии. - Вы также применяете термин «криминально-террористическая война»… - Война нового типа имеет разные определения: «гибридная», «комбинированная», «неконвенциональная». Я добавил термин «криминально-террористическая война» не случайно, он выражает специфику того, что произошло в Крыму и на Донбассе. Здесь пригодился социолого-криминологический анализ. Мои наблюдения говорят о том, что эти территории были фактически «сданы» агрессору той криминальной элитой, которая безраздельно хозяйничала в ряде областей Украины. И это одно из самых ужасных следствий криминальной революции, прокатившейся Украиной. А Донбасс по праву претендует на звание колыбели этой революции. Рядовой криминалитет также сыграл важную роль, особенно на первых этапах «путинской мобилизации»: уголовники первыми взяли в руки оружие по команде своих боссов и паханов. Путин легко договорился с криминальной элитой Крыма и Донбасса, и ловко использовал их в своих целях. И по методам ведения – это очень грязная война, ее по праву можно назвать еще и «подлой»: нет объявления войны, нет и военнопленных (имеется ввиду соответствующий статус), т.е. стороны могут не брать на себя никакой ответственности, вытекающей из международных конвенций; широко применяется тактика террора, боевые действия ведутся в населенных пунктах, чтобы прикрываться пассивным живым щитом и т.д. - Расшифруйте тогда и выражение «интеллектуальная Цусима» - Это, конечно, метафора. Символ внезапного удара и поражения. Интеллектуальная Цусима в нашем контексте – победа в Крыму и на Донбассе российской тактики использования так называемой «мягкой силы», к которой прежде всего идейно не была подготовлена Украина. Таким образом, катастрофа, имевшей место весной 2014 года, не явилась случайным событием: это следствие близорукости в национальном масштабе и упадка нескольких важных институтов общества. Государственные структуры, а если более широко - нация, не сумели использовать имеющийся потенциал отечественной науки, сплотить исследователей вокруг изучения проблем национальной безопасности. Одновременно в РФ последние десять лет велась подготовка к войне нового типа с Украиной (и вероятно не только с нами). Структура гибридной войны выглядит следующим образом: (1) длительная латентная подготовительная фаза, (2) фаза «мягкой силы», (3) силовая или «горячая» фаза. Так вот, если противник уже разворачивает свои подрывные социальные технологии на вашей территории, а вы благополучно проспали всю первую фазу, и не готовили контригру, то вы начнете импровизировать, делать ошибки и т.п. Это как игра двух шахматистов: один знает теорию игры, заготовил домашние заготовки, оригинальные комбинации, а другой – надеется на счастливую импровизацию… - Есть ли нужный для эффективного сопротивления и защиты «интеллект нации» в Украине? - Можно представить нацию как организм, имеющий собственную жизненную историю, развитие, свойство отстаивать собственное право на существование наряду с другими международными субъектами. Безголовая нация быстро превращается в обед для более умных и ловких соседей, такова жестокая и драматическая историческая правда. Интеллект нации - это коллективный разум, влияет на существование и поведение сообщества. Он выполняет много нужных функций, в т.ч. обеспечивает непрерывность исторической памяти, мониторит ситуацию и обнаруживает угрозы и риски, составляет прогнозы и анализирует альтернативные пути развития, привлекает научные достижения для потребностей существования нации и т.д.. Дискурс вокруг национальной безопасности становится краеугольным камнем коллективного разума. Нация очень заинтересована, чтобы «умные люди» заранее предупреждали об опасностях, советовали как нейтрализовать риски или как худший вариант - давали возможность лучше подготовиться к ужасающим сценариям будущего. Интеллект нации определяется несколькими элементами: во-первых, базисным является наличие собственно «умных» и «образованных» людей, то есть ученых, исследователей, аналитиков, преемственность научных традиций, включенность их в международное научное сообщества; во-вторых, важную роль играет общественное доверие к интеллектуалам, должен иметься достаточно высокий социальный статус «умных», чтобы к их голосу прислушивались, а не доминировало чиновничье чванство и самоуверенность; в-третьих, нужна умелая организация интеллектуального ресурса в масштабах страны, финансирование соответствующих программ, механизмы связи науки с практикой. Все три элемента одинаково важны. Но какая может быть польза от умников, если к ним никто не прислушивается, а политки-практики считают, что в своем отечестве пророков не может быть по определению? Или еще хуже: общество не верит своим интеллектуалам, считает их бесполезными… Чтобы ответить на этот вопрос, давайте взглянем на ситуацию в «довоенной Украине». Нация была крайне «доверчивой», как та малышка, которая искренне верит, что ее окружают добрые и мудрые взрослые, которые никогда не причинят ей вреда. Зададимся вопросом, использовало ли государство научный потенциал, сумело ли превратить его в интеллект нации? Если говорить об изучении социальной составляющей национальной безопасности, то чисто формально нация имеет в своем распоряжении несколько сотен докторов наук в активном трудоспособном возрасте по таким направлениям как социология, политология, социальная психология, история, уже не говоря о тысячах кандидатов наук и молодых амбициозных исследователей, которые еще не успели получить научную степень. Но практически все это уважаемое научное сообщество не было ориентировано на насущные потребности выживания нации и изучение существующих опасностей и рисков. На наш взгляд, интеллектуальная составляющая национальной безопасности ослаблялась достаточно сознательно и целенаправленно. Вспомним, что одним из первых указов новоизбранного президента Януковича (от 2 апреля 2010 г.) были ликвидированы два потенциально важных учреждения: Института проблем национальной безопасности и Национальный институт проблем международной безопасности. И хотя эти учреждения, насколько нам известно, не проводили социальных исследований по указанным вопросам, но чья-то рука априори отсекала саму возможность укрепления интеллектуальной составляющей безопасности нации. Очевидно, существовал пакет первоочередных мер по ослаблению национальной безопасности Украины, разработанный московскими кураторами Януковича, и в т.ч. удар был направлен по самой возможности интеллектуального усиления оборонного потенциала (в широком смысле этого слова). - Государство финансирует различные научные учреждения социально-гуманитарного профиля. И было бы логично, чтобы им диктовалась так сказать коллективная воля нации в направлениях научных исследований - Вот именно. В наиболее актуальное с точки зрения национальной безопасности русло. Но признаков мобилизации потенциала украинских обществоведов на выполнение приоритетных государственных программ не прослеживается, как собственно не сформированы и сами программы ... Для иллюстрации рассмотрим, сближены ли направления деятельности нескольких известных учреждений, финансирует ли их государство. Институт социологии НАН Украины имеет восемь отделов, но ни один из них не ориентирован на проблемы национальной безопасности, даже в аспекте девиантологии и социологии преступности (по моему личному убеждению, в украинской истории последних двух десятилетий именно криминологический аспект был определяющим с точки зрения торможения развития общества и разрушения основ государственности). Конечно, мы не ставим под сомнение актуальность других направлений или компетентность специалистов уважаемого учреждения. Речь идет о том, чтобы обеспечить предусмотрительность общества и государства и способность вычленить тот аспект, который является решающим в экзистенциальном смысле: быть или не быть нации. Похожая ситуация наблюдается в Институте политических наук. Собственно в системе НАН Украины существует более десяти гуманитарных учреждений, занимающихся самыми разными вопросами, но не теми, что мы имеем в виду. В Институте психологии им. Г.С. Костюка (АПН Украины) существует 18 лабораторий, но ни одна из них не занимается темами в области национальной безопасности. Институт социальной и политической психологии АПН Украины собственно уже самой ведомственной принадлежностью отдает приоритет образовательным и педагогическим проблемам. Государство также может использовать научный потенциал украинских университетов, факультетов и кафедр, как это широко практикуют за рубежом. Тем более, что ведущие образовательные учреждения финансируются государством. Но нам ничего не известно о привлечении профессорско-преподавательских кадров к оборонным программам или к решению задач в рамках деятельности, например, СНБО. Признаков того, что в Украине более-менее успешно развивается военная социология как специфическая отрасль социологической науки мы не видим. Хотя такой вопрос ставился еще в 1990-е гг. Россияне, кстати, считают, что именно их страна является родиной «военной социологии». На IV Конгрессе социологов России для военных социологов была предусмотрена отдельная секция. В Украине проведено два аналогичных конгресса, но ни одного упоминания о военной социологии в довольно обширных материалах, изданных по итогам форумов социологов, нет. В каком именно российском учреждении разрабатывалась теория комбинированной войны с привлечением «пятой колонны», организацией массовых беспорядков, провозглашением сепаратистских республик нам точно не известно. Но анализ событий в Крыму и на юго-востоке Украины показывает, что они развивались не стихийное: соответствующие сценарии и алгоритмы создавались заранее, они были взяты на вооружение спецслужбами и воплощались на практике путем оперативного управления из единого центра. И здесь, очевидно, не обошлось без специалистов социально-гуманитарного профиля. Особенно четко это прослеживается на структуре, задачах и методах военной пропаганды, которая стала стержнем психологической войны против украинского социума. - А как обстоит дело за рубежом? В Европе, США? -Очень правильно обратиться к международному опыту. Идея привлекать специалистов социально-гуманитарного профиля к решению проблем национальной безопасности не является новой. Так поступал мировой лидер - США - во время Второй мировой войны. Уже в октябре 1941 г. при содействии военного министра был создан Моральный Отдел Армии (служба генерала Фредерика Осборна, который до войны занимался научной и общественной деятельностью). Руководителем исследовательского подразделения был назначен выдающийся ученый Самуэль Стауффер (1900-1960), специалист по вопросам методологии и техники измерения показателей общественного мнения. Интересно, что первое масштабное исследование было проведено на следующий день после атаки японцев на Перл-Харбор, объектом был выбран личный состав одной пехотной дивизии (изучалось морально-психологическое состояние солдат в тот момент, когда выяснилось, что Америке уже не избежать участия в мировой войне). За годы войны при полном содействии военного руководства было организовано более 200 исследований, опрошено полмиллиона американских солдат. Затем, когда война кончилась Стауффер вместе с коллегами издал уникальный 4-х - томный труд под названием «Американский солдат». (Хотя считается, что некоторые аспекты работы американских социологов и социальных психологов являются тайной до сих пор). Особенностью подхода американцев стало то, что к исследованию привлекались лучшие умы того времени, а не штатные военные и удобные фигуры с точки зрения привычного руководства военным персоналом. И это была сознательная позиция президента Рузвельта. Даже на генеральские должности соответствующих служб и отделов назначались известные интеллектуалы, имевших отношение к социологии, журналистике, политологии, социальной психологии. Среди тех, кто работал на правительство, мы видим имена всемирно известных ученых того времени - Пауля Лазарсфельда, Элмо Роупера, Джеймса Бэкстэра, Ренсиса Лайкерта и других. Американские ученые привлекались также для ведения психологической войны с врагом и пропаганды внутри страны. Накануне и в начале войны было создано несколько мощных служб вроде Управления по координации информации (Office of the Coordinator of Information, OCI), которое было трансформировано в Управление стратегических служб (Office of Strategic Services, (OSS)). В июне 1942 создано Управление военной информации (Office of War Information, (OWI)). OWI занималось «белой», т.е. официальной пропагандой, OSS - «черной», секретной. Еще в октябре 1941г. правительством США создается Управление фактов и количественной информации (Office of Facts and Figures, (OFF)). На эту структуру возлагалось информирования граждан о чрезвычайных ситуациях и действия правительства по этим ситуациям. В задачу OFF также входило оценка общественного мнения. Там были сконцентрированы десятки ученых, которые на время войны пришли в секретные отделы и службы. - Мировая война закончилась, но практика привлечения лучших американских исследователей для выполнения государственных задач в сфере национальной безопасности осталась… - Российский исследователь профессор В.П. Култыгин делился своими впечатлениями от поездки в США в 1970 г.: «Проработав несколько месяцев в начале 70-х годов в крупных университетах США и пообщавшись с коллегами, я с удивлением узнал, что до 70% исследовательских проектов, разрабатываемых на социологических факультетах университетов, финансировались либо военными министерствами, либо разведывательными ведомствами. Обычно заказывалась разработка социальной проблематики в одной из стран мира, представляющей интерес для внешней политики США. Например, расклад сил в профсоюзном движении Венесуэлы, сдвиги в социальной структуре населения Нигерии, отношение общественного мнения к различным организациям социалистической ориентации в Чили. Результаты обычно не публиковались в открытой печати, равно как и открытые специалистами закономерности воздействия на массовое поведение и массовое сознание людей». Американцы нашли правильный организационный подход: не создавать закрытые и изолированные исследовательские структуры, которые будут терять интеллектуальный потенциал вследствие собственной закрытости, а стараться привлечь широкую научную общественность, использовать лучшие мозги нации. Очевидно, в последние годы российское руководство привлекло специалистов социально-гуманитарной сферы для решения собственных стратегических задач. Мы можем предположить, что они формулировались в двух взаимосвязанных плоскостях: найти рецепт противодействия так называемым «цветным революциям», что особенно беспокоит российского диктатора и его окружение, а также разработать социальную составляющую комбинированной войны, которая была в полной мере апробирована в событиях 2014. В открытой печати есть определенные материалы по первому вопросу Конечно, разработки Генерального штаба ВС РФ по второму вопросу не оглашаются. - Вы упомянули о том, что в Харькове, Одессе и ряде других областей «мягкая сила» противника не сработала. - В конце февраля - начале марта собственно государство, прежде всего, ее охранные, силовые институты фактически рассыпались или были полупарализованы. Возникли идеальные условия для внешней агрессии и использования разрушительных социальных технологий, как фазы комбинированной войны. Но параллельно происходила консолидация нации, дело защиты в свои руки в условиях измены государственных деятелей взяла общественность. Произошла прекрасная иллюстрация тезиса, что в национальных государствах ведущую роль играет именно нация. Нация создает государство (а не наоборот), а уже государство должно взять на себя в числе прочего и защитные, силовые функции. В империях все наоборот: мощный государственный центр собирает вокруг себя территории и народы, и когда этот центр дискредитирует себя, то имперские образования разрушаются со скоростью камнепада в горах. В Украине произошла консолидация нации, и именно это, а не спорадические действия новой власти в Киеве и на местах, спасло ситуацию. Фактически имела место стихийная социальная мобилизация населения на защиту суверенитета и целостности страны. Очевидно, подобные социальные мобилизации являются одним из вариантов «противоядия», они могут проявлять себя стихийно или управляться государственными факторами. Рассмотрим как разворачивалась социальная мобилизация на примере Харькова, что я мог наблюдать лично. 22 февраля в городе состоялся печально известный съезд депутатов местных советов Востока и Юга (регионалы и коммунисты), который, очевидно, должен был образовать квазиправовой плацдарм для вооруженной помощи «братского народа» и военного похода на Киев, как это традиционно происходило в 1918 – 1920 гг. Мы не знаем всех факторов, которые составили мозаику того памятного дня, но не последним по своей значимости было то, что несколько тысяч обычных харьковчан по зову души и вопреки воле старой власти собрались у Дворца спорта, чтобы выразить свой протест против раскола страны. Когда технология со съездом не сработала, и сторонники старой власти рассыпались кто куда, потому что не привыкли действовать самостоятельно и без руководства (а на площади перед Дворцом спорта присутствовали оба лагеря), состоялся достаточно мощный марш патриотов. Это были преимущественно молодые люди, прошедшие добрый десяток километров главными проспектами к центральной площади города как победители. Харьков устоял и не превратился в плацдарм сепаратизма. В городе ситуативно образовался вакуум власти. Здание облгосадминистрации заняли активисты Евромайдана (с согласия чиновников), чтобы не допустить в рабочий кабинет губернатора, который после побега уже через день вернулся из Москвы от своих кураторов, очевидно, с новым пакетом заданий. Борьба была перенесена на улицы. Уже 1 марта два известных (в том числе и из многих анекдотов) харьковских руководителя собирают антифашистский митинг. По этому поводу местные юмористы говорили: если уж такой митинг, то надо назначить кого-то фашистами. Показательно, что параллельно такие «антифашистские» митинги устраивались и в других областных центрах Востока и Юга. То есть, митинг оказался технологий, чтобы, как выяснилось, осуществить силовой захват здания областной государственной администрации и «оглушить» город демонстративными насильственными действиями (кстати, излюбленная тактика Гитлера в уличных противостояниях). Такие митинги, как показывает анализ событий, прошли в Харькове, Донецке, Луганске, Одессе, и стали очередным ноу-хау, смысл которого заключался в том, чтобы оперативно в процессе сборища подменить цели, и «мирный» митинг превратить в криминальную толпу. Для подмены целей с территории РФ на митинг в Харькове было подтянуто до 2 тысяч боевиков (завезены автобусами) из числа тренированных неофашистов, уголовников, откровенных люмпенов и бродяг, которым выдавали перед акцией по бутылке водки. Участвовали и местные «титушки», которых последние пять лет буквально выращивал и лелеял городской голова. Тело митинга наполнялось как всегда сторонниками коммунистов, зависимыми от местных властей субъектами (сотрудники коммунальных предприятий) и пророссийски настроенными жителями. Очевидно, это была акция для восстановления в городе власти ставленников Кремля. Вот почему захватчики не пытались удержать здание, и после совершения преступления россияне быстренько переместились в свои автобусы, допивая водку уже на обратном пути в Белгород. По своему характеру то была не хулиганская акция, а террористическое действие, цель которого - погрузить мирных жителей в состояние ужаса и парализовать их волю. Итак, более чем сто активистов харьковского евромайдана получили травмы и переместились с места события в больницу неотложной хирургии, административное здание было разбито и ограблено (нападающие не гнушались даже личными вещами работников ОГА в гардеробной). К тому времени в милиции возникла странная и «удобная» позиция: мы мол в политику не вмешиваемся, а наблюдаем за всем происходящим со стороны!? Якобы охрана общественного порядка, охрана прав и свобод граждан, их жизни и здоровья, защита государственных зданий перестали являться функцией этого государственного органа. Не говоря уже о том, что агрессию осуществляли граждане другого государства ... Однако на следующий день произошла не рядовое событие. В центре города, где обычно собирались евромайдановцы, начался стихийный митинг (многие лидеры и активисты не могли присутствовать из-за травм), харьковчане вышли, хотя никаких объявлений и призывов не звучало. Затем было патриотическое шествие по центральным улицам. Харьковчане оказались не из пугливых, террористическая акция накануне не принесла ее организаторам ожидаемых дивидендов. Пассивные наблюдатели (из окон и балконов) и у экранов мониторов убедились, что Харьков не перешел в руки сепаратистов, и это имело большой социально-психологический эффект. Через несколько дней на 200-ю годовщину Тараса Шевченко в центре собралось уже около 10 тысяч патриотов, которые шли мирным шествием по центральной улице города под лозунгами единой Украины. Так стихийно и самодеятельно состоялась социальная мобилизация населения города (патриотической части), что, по нашему убеждению, существенно повлияло на развертывание последующих событий. Интересная деталь: в стихийном сопротивлении, в процессе мобилизации масс на защиту Украины не принимали участия представители новой власти, которая уже формировалась в области. Граждане взяли судьбу государства в свои руки. Сделаем несколько выводов. В современном мире выигрывают более умные, а глупые обречены на поражение. Украинское общество оказалось интеллектуально неподготовленным к агрессии, мы не имели прогноза как самого события, так и его характера. События показали, что в войне нового типа используются специфические социальные технологии, которые должны мобилизовать «пятую колонну», дезорганизовать общество, подорвать тыл, отравить сознание, подготовить плацдармы для силового вторжения, рекрутировать «повстанцев» и т.п. Надеяться, что нация может всегда самоорганизовываться и разрушать коварные технологии не является правильным, враг захватывает инициативу, пытается дезорганизовать сопротивление в первые дни и недели наступления, когда фактор времени становится критическим. Целесообразно проанализировать события весны 2014, подробно раскрыть не только содержание взрывных социальных технологий, но и их маркеры, признаки, по которым можно заранее увидеть риски и угрозы. И, наконец, задача заключатся в том, чтобы выработать систему противодействия с использованием широкого спектра средств: от патриотической социальной мобилизации до эффективных действий информационного характера, от своевременных законодательных решений до точечных правоохранительных и силовых акций. Неоспоримым является то, что для этой работы нужно привлекать лучших специалистов социально-гуманитарного профиля и способствовать их исследовательской работе. - А как отреагировали западные исследовательские институты на развертывание гибридной войны на территории Украины? - Прежде всего, нужно иметь в виду реакцию НАТО. Северо-Атлантический альянс традиционно много инвестирует в интеллектуально емкую продукцию оборонного характера, и не обязательно это оружие в привычном смысле слова. Союзники вкладывают средства в различные виды разведок, в социальное прогнозирование, теоретические разработки, и начинают просыпаться от некоторой заторможенности, которая наступила с 1990-х гг., когда всем казалось: холодная война окончилась, и Кремль больше не представляет угрозы. Тому свидетельство материалы саммита НАТО в Уэльсе (4-5 сентября 2014 г.). В структуре НАТО имеется целая сеть так называемых передовых центров (NATO Centre of Excellence). В этом году создан 20-й по счету - Центр по вопросам стратегических коммуникаций. Такие центры располагаются в разных европейских столицах, упомянутый – создан в Риге (Латвия). Это свого рода интеллектуальная база командования НАТО, каждый центр имеет свой профиль и задачу, например, ставится задача исследовать тематику, связанную с энергетической безопасностью или кибервойнами. Очевидно, реагируя на "гибридную войну" России против Украины, НАТО и решило создать специальный Центр стратегических коммуникаций (Strategic Communications Centre of Excellence) в Латвии. Главной его задачей станет формирование стратегических связей между странами НАТО, разработка сценариев учений для отработки противодействия "гибридным угрозам", усиление координации между НАТО и другими организациями, отработка процедур принятия решений при отражении "гибридных угроз". Особое внимание в работе рижского центра будет уделено психологической войне и противодействию пропагандистским угрозам, поскольку как показали события в Украине борьба за умы людей становится центральным звеном применения «мягкой силы». Беседовала Наталия Кононова, ОстроВ
