За неделю в Украине произошло много резонансных событий, включая обострение обстановки в зоне боевых действий на востоке. Западные СМИ в то же время были заполнены статьями об аварии на чернобыльской АЭС, вытеснившими, кажется остальную повестку. Редкие сообщения о боях, проступавшие в европейских и американских изданиях, звучали приблизительно как заметка Die Zeit: «Бои на востоке Украины становятся все более интенсивными. Официально в регионе продолжается перемирие, но Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) за прошедшие недели зарегистрировала многочисленные нарушения режима прекращения огня. Руководитель мониторинговой миссии ОБСЕ Эртугрул Апакан сказал о «наибольшем количестве нарушений за последние месяцы». «Для нас это было личной и деловой катастрофой» Из чернобыльской темы самыми интересными были материалы, посвященные историям людей, затронутых произошедшей 30 лет назад катастрофой. Западные издания рассказывали не только об украинцах, но и о жителях их стран, изобличая страх, растерянность и ложь собственных политиков. «Баварские политики были всегда готовы к демонстративной дегустации сельскохозяйственных продуктов отечественного производства, - говорилось в одной из таких статей, в немецком Der Spiegel. - В 1987 году министр окружающей среды Баварии Альфред Дик был бесстрашен. Почти через год после опустошительной аварии на чернобыльском реакторе он перед включенными камерами опустил палец в сухую молочную сыворотку, зараженную радиоактивными веществами, слизнул ее и произнес: «Мне от этого ничего не сделалось». Такая безобидная, эта зараженная сыворотка вызвала много насмешек над Диком за его фокус. Журналист спросил его во время пресс-конференции, будет ли он этот порошок также есть. Но так беззаботно, как перед этим, баварский министр окружающей среды решил не поступать. Его бывший пресс-секретарь через 25 лет рассказал: «Дик опустил в блюдо свой средний палец. Но облизал он указательный». Хитрый Дик». «Во вторник температура в Берлине выросла до больше чем 20 градусов. Перед кафе-морожеными выстроились очереди. Многие проводили обеденный перерыв, сидя на траве, сняв ботинки и читая на солнце газету. В taz было размещено странное сообщение из Швеции: «Из АЭС Форсмарк в понедельник была эвакуация, так как в окрестностях электростанции в радиусе четырех километров было зафиксировано радиоактивное излучение». Шведские инженеры лихорадочно искали утечку в собственной АЭС на Остзее, на север от Стокгольма. О том, что радиация происходила из Чернобыля, они не догадывались», - рассказывала Die Zeit. «Это был первый весенний выходной, когда мы смогли провести время вне дома после долгой холодной зимы на нашей ферме рядом с немецкой границей в Нидерландах, - вспоминала Марго ван дер Воорт, историю которой опубликовал The Guardian. - Мы пригласили друзей и праздновали это длинными прогулками и пикником, собрав руколу, редис и капусту. Это были счастливые и здоровые выходные, мы так думали - до тех пор, пока не услышали новости об атомной катастрофе. Вскоре появилась полиция с мегафонами, призывая всех забрать скот с полей. Нам приказали оставаться дома, закрыв двери и окна. Мы слушали радио и смотрели новости по ТВ, чтобы получить указания, как защититься от радиации, как она выглядит и как ее можно узнать. Министр здравоохранения сказал, что непосредственной опасности нет и что через шесть месяцев от радиации не останется никаких следов». «Через три недели после катастрофы ученые нашли цезий-137. Для нас это было личной и деловой катастрофой. Мы потеряли сертификацию, на которую работали 10 лет, и вынуждены были уничтожить урожай. Это был конец нашей деятельности, какой мы ее знали», - рассказывала бывшая фермер. В той же статье содержится история украинца Василия Сокиренко: «Впервые я приехал в Чернобыль в 1990, завлеченный зарплатой, которую мне предложили как милиционеру: это было вдвое больше, чем я получал бы за пределами зоны отчуждения. После восьми лет тут я ушел на пенсию и вернулся в мой родной город, Сумы, на северо-востоке Украины, но ненадолго. Я сидел в квартире на пятом этаже, слушая шум трассы, не имея никаких занятий, кроме выпивки и ТВ. Поэтому я решил вернуться назад, официально это незаконно, но после некоторых переговоров с чиновниками я смог этого добиться. Я живу в брошенном доме, выращиваю овощи и держу пчел. Это хороший дом, и тут достаточно места для того, что мне нужно. Бывшие владельцы, живущие сейчас в Крыму, приезжали сюда однажды. Они увидели меня, но это не было проблемой - на самом деле они были рады, что я сюда приехал. Без меня этот дом разрушился бы. Сейчас нас тут 160 переселенцев, все - пенсионеры. Мне здесь свободно. Я тестирую все, что ем, и это все в порядке, а когда приходит лето и весь сад в цвету, становится очевидным, почему я решил вернуться». Еще одна украинская история - из текста Reuters: «64-летнюю Валентину Ермакову задевает то, что многое имущество, оставленное ими, пропало. Хотя было запрещено забирать что-либо из радиоактивной зоны, большое количество вещей было вывезено контрабандой незаконными охотниками за добычей и торговцами вторсырьем. «Мы закрыли нашу квартиру, когда уезжали. Мародеры не могли войти, поэтому они выломали дверь», - говорит она. «Вы входите, и не то что хотите плакать, вы, скорее, немеете и цепенеете от всего, что видите. Больно, что-то сжимается внутри вас». Но Ермакова, чей муж работал на станции и умер через несколько лет из-за последствий облучения, говорит, что хоть Припять и в руинах, она все равно кажется домом. «Гуляя, вы вспоминаете все - это улица Ленина, тут магазин «Радуга». Это был маленький город, мы знали улицы наизусть». The New York Times публикует историю из The Associated Press, в которой украинский фотограф Ефрем Лукацкий рассказывает о работе его коллег и товарищей у взорвавшегося реактора. По словам Лукацкого, «советские власти, наконец, сообщили, что случилось на самом деле, и разрешили нескольким фотографам показать разрушенный реактор и отчаянные попытки провести очистку. Изначально пустили только трех фотографов ТАСС: Владимира Репика, Игоря Костина и Валерия Зуфарова. Репик и Зуфаров позже умерли от болезней, связанных с радиацией, а Костин страдал от ее последствий десятилетия, до самой своей смерти в ДПТ в прошлом году. Им не позволили сделать фильм из того, что они сняли. Вместо этого пленки отправили в Москву, где их отредактировали и где на высшем уровне обсуждали, какие из них обнародовать». «Костин был в группе «ликвидаторов», солдат, которых заставили нести службу в бою с катастрофой. Он взбирался на крышу здания рядом со взорвавшимся реактором, снимая солдат, лихорадочно сгребавших обломки с крыши разрушенного саркофага. Ему нужно было снимать быстро. «Они считали для меня секунды: один, два, три… Когда они говорили «двадцать», я должен был спускаться с крыши. Это было самое загрязненное место, - рассказывал он The Associated Press в 2011 году. - Страх пришел позже». «Если бы тот взрыв случился сейчас и мне сказали бы ехать в Чернобыль, я бы ни за что не поехал», - говорил мне Репик за несколько недель до смерти», - писал Лукацкий. Еще одна статья AP, размещенная на сайте The New York Times, - о людях из населенных пунктов, жители которых не были отселены, но считаются пострадавшими от чернобыльской катастрофы. Речь о том, что украинское государство перестало выделять из бюджета деньги на школьные обеды, которые, ко всему прочему, считались единственной гарантированно свободной от радиации едой в таких местах. «Мать девятилетней Олеси Петровой больна раком и больше не может работать, - рассказывали в The Associated Press. - Голодная Олеся дожидается теплой погоды, когда она сможет прочесывать леса, собирая ягоды и другие сласти. Пока она может рассчитывать только на то, что кто-то из ее одноклассников сунет ей бутерброд. Но в экономически депрессивных Залищанах такая щедрость непостоянна. Прекращение оплаченных обедов не касается детских садов, таких, как тот, что расположен в том же здании, что и местная школа. Повар детского сада, Любовь Шевчук, время от времени дает что-то старшим детям. «Дети слабеют и падают. Я пытаюсь давать им хотя бы горячий чай, или беру что-то у одного ребенка, чтобы дать другому», - сказала она». Наконец, The New York Times сделала, кажется, самый необычный репортаж из зоны отчуждения. Это были не бесконечные описания мертвой Припяти, а экскурсия по вполне живому чернобыльскому лесу с его своеобразными «обитателями». «Радиоактивные элементы разрушаются за определенное время, называемое периодом полураспада, которое может сильно разниться, - говорится в статье американского издания. - Какие-то частицы остаются в грунте, делаясь безвредными после полураспада; средний период полураспада радиоактивных частиц в Чернобыле составляет около 30 лет. Но лесозаготовка в постапокалиптическом лесу может причинять здоровью некоторые проблемы. Деревья, как и мох, вбирают радиацию из грунта. К тому же вырубка нарушает почву, поднимая радиоактивную пыль и усиливая эрозию». «В одном месте вдоль дороги лес открывает территорию лесосеки на несколько акров (один акр - около 0,4 га. - «ОстроВ»), разделенную здоровыми сосновыми рощами, правда, с выжженными участками, - продолжается статья. - «Посмотрите, они не трогают мертвые деревья», - говорит Калмыков (гид журналиста; по словам корреспондента The New York Times, он был одним из тех, кто указал антикоррупционным организациям на незаконную вырубку леса в чернобыльской зоне. - «ОстроВ»), указывая на все еще стоящие черные сосны. «Во время смены правительства никто не обращал внимания, и люди использовали момент» заработать денег, сказал он о вырубщиках. «Все об этом знают. Нужные люди получают нужные деньги». «Один лесоруб с потным лицом, покрытым пылью и опилками, сказал, что просто рубает деревья, помеченные его начальниками в администрации зоны отчуждения. «Я не решаю, - сказал мужчина, отказавшийся называть свое имя. - Они говорят, что нам не нужны выжженные бревна». На вопрос, не переживает ли он относительно радиации, он ответил, что нет, потому что радиация уже осела глубоко в почве. «Мы ее притаптываем, так что она не выходит наружу, - сказал он, приминая землю ботинком. - Хотите купить дерева?». «Чернобыль является, прежде всего, катастрофой психологической» Еще один блок тем, связанных с чернобыльской катастрофой, касался ее последствий и влияния на здоровье людей. Были авторы, утверждавшие, что физические эффекты преувеличены или вовсе надуманы, в то время как, по словам корреспондента Gazety Wyborczej, «Чернобыль является, прежде всего, катастрофой психологической». «Чернобыль был единственным случаем, когда люди погибли непосредственно в результате облучения, - пишет он. - Среди сотрудников электростанции и команд, ведущих спасательную операцию, у 134 человек развилась острая лучевая болезнь, из-за чего 28 человек умерли. Двое других умерли из-за ожогов. В целом количество жертв, связанных с самим происшествием и облучением, составляет около 50 человек, включая тех, кто умер через много лет из-за болезней, вызванных событиями 26 апреля 1986 года. Это бесспорное несчастье несравнимо, однако, с масштабом вызванных катастрофой психологических потерь. Произошло роковое совпадение нескольких факторов. Во-первых, изначально не было известно о реальной лучевой угрозе, поэтому было принято много превентивных мер, о которых мы сейчас знаем, что они были избыточны, а со временем оказались и вредными. Первой из них была эвакуация близлежащего города Припяти, в котором жило 50 тысяч человек. Позже вокруг электростанции была создана закрытая зона радиусом 30 км. В целом были переселены 330 тысяч человек». «Вскоре после катастрофы огромное количество людей осталось практически лишенным места жительства, вырванным из своей среды, оторванным от выполнявшейся до тех пор работы. Как поясняет профессор Людвик Добжиньский из Национального центра ядерных исследований, «вред, вызванный самим облучением, был значительно меньшим, чем тот, к которому привел переселенческий стресс. Сейчас на территории бывшего Советского Союза живет огромное количество людей, может, от 800 тысяч до 1,5 миллиона, которые тяжело больны заболеваниями психосоматической природы. Они не являются жертвами облучения - переселение, лишение перспектив и назначение мелких компенсационных выплат быстро привело к алкоголизму, а потом нередко и к самоубийствам». «В результате тех событий в Украине, Беларуси и России живут тысячи человек, которые никому не верят в том, что они не больны, что не получили облучения. Подсчитано, что вскоре после катастрофы было проведено около 100 тысяч (!) абортов из боязни облучения плодов. Сейчас мы знаем, что ничего подобного не случилось. Не было зафиксировано рождения детей с дефектами, связанными с облучением. Единственным следом был небольшой рост количества случаев рака щитовидной железы. Однако исследования, обнародованные несколько дней назад, ставят под сомнение и этот эффект», - говорится в статье Gazety Wyborczej. Корреспондент Die Zeit также утверждает, что «страх радиации, имевший преимущественно психологическое влияние, был, пожалуй, большим, чем результаты взрыва сами по себе… Известно, что травматические события вызывают стресс, который ведет к изменениям в образе жизни, депрессии и другим физическим симптомам. Более того, другие негативные социальные явления, вроде роста алкоголизма, могут также заявить о себе. Сообщалось о таких эффектах среди населения, которое затронула катастрофа. Вдобавок людей из пострадавшего населения стали в разговорах называть «жертвами Чернобыля», понятие, которое скоро широко распространилось и вошло в обиход. Известно, что человеческое восприятие может влиять на чувства и действия. Так что вместо того, чтобы смотреть на себя как на выживших, многие из этих людей начали считать себя беспомощными и не влияющими на свое будущее». Обзор подготовила Софья Петровская, «ОстроВ» Присоединяйтесь к "ОстроВу" в Facebook, ВКонтакте, Twitter, чтобы быть в курсе последних новостей.
