Намедни в СМИ появилась информация о том, что Румыния обнаружила залежи газа на той части острова Змеиный, которую она отсудила у Украины. Это событие осталось почти незамеченным на фоне российско-украинских «молочных» войн, к которым присоединилась и Беларусь, обвинений в воровстве газа со стороны РФ и гнева чиновников Евросоюза, захлопывающих перед Уекраиной двери в «наш общий европейский дом». Директор Центра исследований проблем гражданского общества Виталий Кулик, тем не менее, считает, что Украина находится в достаточно благоприятной международной среде. У наших соседей немало противоречий и между собой, и собственных внутренних проблем, и это могла бы использовать Украина. Все зависит от грамотной политики… - Виталий Александрович, если мы рассуждаем о внешних угрозах, что это означает применительно к Украине? - У нас нет прямых военных угроз, угроз экономическим эмбарго и прочих. В принципе, у нас достаточно благоприятная внешнеполитическая среда, несмотря на все наши проблемы с Россией и с Европейским Союзом. Есть некоторая политизация наших отношений с ЕС, и Брюссель максимально использует политическую карту в диалоге с Киевом. Понятно, что для того, чтобы быть частью какого-то сообщества, мы должны выполнять правила, принятые в этом сообществе. Но надо понимать и то, что европейская интеграция – движение двустороннее, и мы не можем, в угоду каким-то мифам или миражам, сдавать национальные интересы. И есть специфические отношения Кремля с украинским руководством. Очевидно, что Российская Федерация рассматривает Украину не как равноправного партнера, а только как элемент определенной системы взаимоотношений на постсоветском пространстве. И Украина, как экономически слабая страна, вынуждена искать варианты компромисса и с Россией, и с ЕС, которые позволили бы ей «держать удар» как на западном, так и на восточном направлении. - Снова многовекторность? - Чем отличается многовекторность времен Кучмы от многовекторности последнего периода? -Многовекторность времен Кучмы основывалась на экономической состоятельности Украины и на экономическом ресурсе, которым Украина владела. Украина была хоть и ограниченным, но все же игроком внешней политики. Она формировала повестку дня региональной безопасности. Например, Украина испортила планы НАТО и ЕС в отношении Македонии, когда Кучма срочно поставил туда военные вертолеты, и президент Македонии Трайковский смог отразить атаку местных албанцев и не дать развалить свою страну. Мы вмешались в процесс. Тогда это очень не понравилось в Брюсселе и Вашингтоне. Мы могли продвигать свои интересы в Европейском Союзе, мы имели хорошие позиции в Центральной Азии, у нас были прямые контракты с Ашхабадом на поставки газа. То есть, Украина во многом была субъектом, а не объектом внешней политики. Но такая «своя игра» себя исчерпала. Мы не имеем достаточных экономических ресурсов, и ситуация в мире поменялась – мир стал более глобализированным, и самостоятельные игроки в нем уже не нужны. Поэтому общий интерес России и США – обуздать таких самостоятельных игроков: или создать из них «ось зла» и потихоньку их уничтожать, или локализировать их в чью-то зону ответственности. Украина оказалась между зонами ответственности США и Европейского Союза с одной стороны и Российской Федерации – с другой. - Вы говорили о поиске вариантов компромисса. Какой может быть компромисс с Россией, если нас не рассматривают, как партнеров? - У нас все еще есть экономический потенциал. Мы все еще являемся страной-транзитером российского газа. Мы являемся территорией стратегических интересов России. Без Украины невозможны интеграционные проекты на евразийском пространстве. Украина – важный фактор внутренней политики России. Есть ряд других точек соприкосновения – в военной, торговой, политической сфере. С этих позиций еще можно торговаться. Есть форматы интеграционных проектов, которые позволили бы нам выработать алгоритмы принятия решений и снизить наши риски, как, например, «3+1» в рамках Таможенного союза. И если бы мы увидели, что это объединение работает, это дало бы нам возможности разрушить миф о ТС внутри Украины и согласиться на полноценное объединение. Но преимущества от него должны быть очевидны. Самое главное – мы видим, как принимаются решения на Западе: консультации, согласование позиций, участие гражданского общества в этих процессах. Мы не видим всего этого в Таможенном союзе. Есть только формула учета интересов и структура вертикально интегрированной компании, где центром является Москва. Возьмем пример – взаимное проникновение инвестиций с РФ… - А оно взаимное? - Раньше Украина была представлена на российском рынке достаточно мощными компаниями. Мы имели около тысячи наименований продукции военно-технического сотрудничества, более семи тысяч общих производственных цепочек. После прихода к власти Ющенко осталось 63 наименования и до восьмисот производственных цепочек. Украина была вытеснена из производственных процессов внутри России. При этом Россия модернизируется быстрее, чем Украина, потому что имеет больше возможностей для импорта технологий. Пора, наконец, провести инвентаризацию наших связей. Нам говорят о 47 миллиардах долларов товарооборота, не говоря о том, что 11 миллиардов из этой суммы приходятся на газ. Да, есть позитивная торговая динамика, только она позитивна у нас со всеми, включая Мальдивы, и это связано с глобальными процессами, а не нашими выдающимися достижениями. И при этом есть непропорциональное увеличение доли российского капитала в Украине, в то время, как западные инвесторы констатируют только ухудшение здешнего инвестиционного климата. То же касается и Европейского Союза. Для меня, например, непонятен ход переговорного процесса насчет квотировок на украинские товары, будущего нашего машиностроения и авиастроения, квот на сельскохозяйственную продукцию, защиты наименований. Сегодня у ЕС есть проблемы, связанные с отсутствием рынка продвижения европейских товаров. Им нужен наш рынок. ЕС заинтересован в Украине даже больше, чем Украина заинтересована в ЕС. - Если я правильно понимаю мировые процессы, то с древних времен и до середины XX века войны в мире велись за территории, а с середины ХХ века они ведутся, как правило, за рынки, и это уже другого рода войны. А мы сегодня создаем сразу две зоны свободной торговли с неизмеримо более сильными в экономическом отношении партнерами – капитулируем без боя. - Вопрос в том, как капитулировать, с поднятым флагом или без флага. «Сдаваясь» и ЕС, и РФ, мы создаем между ними конфликт, и это дает нам шанс на свою игру. Отступая, можно разбежаться для прыжка. Мы вступаем в период хаотизации международных отношений. Нет единоцентричного мира, но нет и полицентричного мира. Идет борьба разных интересов, и в этой борьбе Украина могла бы находить свою выгоду. Но для этого необходим качественный анализ возникающих рисков и своевременное реагирование на новые угрозы. К сожалению, у Украины нет мощных аналитических центров, которые занимались бы такой работой. - Мы говорим о ЕС как о едином игроке, но в его составе тоже действуют разные силы. Есть дружественная нам Польша, и есть довольно агрессивная Румыния. - У нас очень сложные отношения с Румынией. Румыния является конкурентом Украины в Черноморском регионе. Между тем, Румыния не содействует политизации отношений Украины с ЕС, а говорит о сотрудничестве и перезапуске отношений. - Быть может, потому, что вступление Украины в ЕС было бы выгодно Румынии? Территориальные претензии решаются проще, когда исчезает граница между государствами. - Когда происходило урегулирование кризиса в Северной Ирландии, и стоял вопрос, оставаться ли ей в составе Соединенного Королевства, или воссоединяться с Ирландией, компромисс был найден в совместном членстве в Европейском Союзе, плюс отложенный политический статус Белфаста. Некоторые страны решают свои территориальные споры при помощи этой схемы. Но эта схема имеет подводные камни. Румыния развивает свое культурное пространство, и использует в этом культурном пространстве инструмент «еврорегиона» как некоего сообщества, где проживают люди с одним языком и с одной культурой. Представим себе, что Украина и Румыния не имеют границ, но есть некое румыноязычное культурное пространство, которое находится за рамками границ Румынии, а занимает часть Одесской области и часть Буковины. Это неминуемо приведет к возникновению вызовов национальной безопасности Украины. Если мы не хотим, чтобы это произошло, мы должны проводить наступательную культурную и социальную политику. Мы не можем насильно загонять детей в украинские классы, но мы можем сделать такие классы лучшими, чтобы родители сами хотели отдавать туда детей. - Вы часто бываете в странах Азии. С тех пор, как они переживают экономический бум, они становятся все более популярными в западном мире – туда модно ездить в отпуск, оттуда модно перенимать какие-то образцы культуры. Еще теоретики конца XIX – начала XX века рассуждали о скором крахе христианской цивилизации. С учетом демографических и экономических проблем Запада, кризиса культурных идентичностей, можно ли сказать, что сегодня мы как раз наблюдаем этот постепенный крах? - Есть общемировой кризис. Есть дефицит справедливости, дефицит демократии и дефицит безопасности. По всему миру, не только на Западе, проходят акции протеста. Да, в Китае и Индии нет кризиса культуры и проблем цивилизационного выбора, но зато Запад более мобилен, чем Восток. Европа, благодаря своей мобильности, может перестроиться под влиянием внешних тенденций. - А Украина? Где ее место среди всех этих цивилизаций? - Нам в какой-то степени не повезло. Когда распался Советский Союз, постсоветские республики прошли одновременно через три процесса: становление государства, становление нации и выработка государственно-национальной идентичности. Это отчасти удалось странам Центральной Азии благодаря их «отцам нации» и жесткой политико-правовой модели авторитарной модернизации. А у нас не было настоящего авторитаризма, который смог бы сплавить разные виды существующих здесь идентичностей. Политическую нацию в Украине еще можно сконструировать с помощью тонкой и грамотной гуманитарной политики. Но это сложный процесс. Беседовала Софья Петровская, «ОстроВ»
