Коррупционные скандалы сотрясают Украину с незавидной регулярностью, а о наказании коррупционеров, особенно самых крупных, преимущественно не слышно. Многочисленные чиновники, кажется, прибегают ко всем возможным мерам, чтобы саботировать работу новых антикоррупционных органов и обеспечить лазейки в законодательстве, а на самом высоком уровне сохраняется телефонное право. Впрочем, ситуация намного лучше, чем кажется, говорят специалисты по вопросам реформ и противодействия коррупции. И медийная огласка – это мощный рычаг в ведущейся борьбе, и едва ли не самое главное, что спасает государственный аппарат от стагнации и загнивания. 14 февраля Национальное агентство по вопросам предотвращения коррупции опубликовало на своем сайте сообщение о новой попытке отменить обязательную подачу электронных имущественных деклараций. В тот день, согласно сообщению, соответствующую жалобу должен был начать рассматривать Конституционный суд. За последние три с лишним года это далеко не первая такого рода попытка, но, по правде говоря, НАПК манипулировало, призывая общественность "не допустить повторения конституционного кризиса 2020 года": жалоба касалась только подачи деклараций главой и участниками Квалификационно-дисциплинарной комиссии адвокатуры, а не всех категорий декларантов. Как НАПК, так и участники КДКА имели свои весомые аргументы. Хотя, вероятно, тревогу в Агентстве вызвала сама вероятность очередного прецедента – исключения из закона определенной категории декларантов. Введение электронного декларирования – и создание в 2016 году НАПК, агентства, которое проверяет декларантов на предмет необоснованных или незадекларированных доходов – это фактически первое звено в череде успешных антикоррупционных реформ, которые начались после Революции достоинства. Поэтому когда в 2020 году Конституционный суд отменил электронное декларирование, и когда в 2022 году декларирование временно, под предлогом полномасштабного российского вторжения, сделали необязательным, а реестры закрыли, это подорвало саму основу антикоррупционных действий как государства, так и неправительственных организаций и медиа. "Когда с недавних пор стало возмыжным увидеть, как изменилось состояние чиновников, у нас появились дела о гражданской конфискации", – отметил в интервью "ОстроВу" Роман Колюхов, юрист, который работает в Центре противодействия коррупции. Гражданская конфискация – это одна из новых мер против коррупционеров, когда государство лишает чиновника имущества, источники приобретения которого он не смог обосновать. Колюхов называет еще немало мер по противодействию коррупции, принятых в течение последних пяти лет, которые он считает успешными: создание Специальной антикоррупционной прокуратуры, Национального антикоррупционного бюро и Высшего антикоррупционного суда – трех органов, ответственных за расследование и наказание случаев крупной коррупции, – восстановление наказания о незаконном обогащении, установление ответственности за внесение в декларацию ложных сведений, отмена депутатской неприкосновенности. Илона Сологуб, научная редакторка VoxUkraine, аналитической платформы, которая занимается, в частности, мониторингом реформ, добавила к этому списку более ранее внедрение Prozorro – электронной системы государственных закупок – и судебную реформу, которая продвинулась, несмотря на невероятное сопротивление судебной системы. "Создание антикоррупционной инфраструктуры происходило с большим трудом: например, НАПК приходилось перезапускать несколько раз, – отметила она в интервью "ОстроВу". – Сейчас то же самое происходит с Агентством розыска и менеджмента активов и Бюро экономической безопасности: они не работают как следует. Это сопротивление системы. К тому же, когда вы пишете правила о чем-то совершенно новом, вы не можете знать заранее, как они будут работать, поэтому приходится корректировать правила с учетом опыта". Восприятие коррупции и инструменты, которые работают и нет Медиа, гражданскому обществу и честным чиновникам приходится защищать антикоррупционные достояния чуть ли не каждый день. И Сологуб, и Колюхов отмечают, что война привела к резкому падению толерантности украинского общества к коррупции. Также, обратила внимание Сологуб, в последние годы в украинском обществе, как показывают опросы, заметно растет осознание ответственности всех граждан за состояние борьбы с коррупцией. При этом в 2023 году Украина несколько поднялась в Индексе восприятия коррупции от Transparency International – но ее позиция все равно остается низкой: 104 из 180. Илона Сологуб отмечает, что восприятие уровня коррупции всегда выше ее фактической распространенности. Это явление наблюдают во многих странах, добавила она, поэтому сейчас команда VoxUkraine делает совместное исследование с коллегами из Швеции, цель которого, в частности, понять роль медиа в таком положении вещей. Много системных сдвигов произошло в Украине только в результате коррупционных скандалов. Например, после ряда журналистских расследований, которые указали на коррупцию при закупках в министерстве обороны, там не только сменили руководство, но и начали серьезно менять процедуры закупок, в частности, путем “перезагрузки” специальных закупочных агентств, что должно исключить "яйца по 17 гривен". "Писать о коррупции необходимо, иначе органы власти на нее не реагируют. С другой стороны, писать о ней – это повышать уровень ее восприятия в обществе. Когда я разговариваю с иностранцами, всегда говорю, что публичность – это наш инструмент борьбы с коррупцией. Есть и другие, но они не всегда работают", – сказала Илона Сологуб. Успехи действий власти труднее доносить до общества, чем негатив, – тем более, когда власть теряет популярность, а ее отдельные представители продолжают попадать в коррупционные скандалы. То, что в зеркале украинской публики выглядит как исключительная коррумпированность, может на самом деле свидетельствовать собственно об эффективности антикоррупционных мер: не воровать стали больше, а разоблачать. Однако сейчас в Украине очевидно хватает и того, и другого. Тем более, что соблазны и возможности у чиновников с 2022 года значительно выросли из-за огромных потребностей армии в оружии и вооружениях, одежде, провизии, людях... Но самое худшее – что иногда даже после скандалов "некоторые люди, которые занимались коррупцией, остаются на своих местах и продолжают ею заниматься", добавила Илона Сологуб. Эта ремарка мгновенно наводит на мысль об Олеге Татарове, одном из заместителей главы Офиса президента. За его увольнение украинские антикоррупционные организации борются фактически со дня его назначения в августе 2020 года. На Татарова указывают как на откровенного сторонника и опричника режима Виктора Януковича в период Революции достоинства. К тому же в 2020 году НАБУ и САП выдвинули ему подозрение в соучастии в коррупционной схеме. Но вместо того, чтобы стать примером чистоты и прозрачности новой власти, это дело стало очередным примером телефонного права. Усилиями Генеральной прокуратуры, которую в то время возглавляла Ирина Венедиктова, и которой до сих пор подчиняется САП, дело передали так же управляемой СБУ. Пока новые антикоррупционные органы пытались отстоять для себя это дело, а Генпрокуратура и сам Татаров отбивались в судах, завершились сроки его расследования. Татаров вышел сухим из воды, оставшись на свободе и на должности. Со дня назначения и до сих пор он координирует в президентском офисе собственно правоохранительные органы. "В Уголовном процессуальном кодексе, которым руководствуются правоохранительные органы, нет ни одной ссылки на Офис президента – Офис президента должен заниматься совсем другими делами. Выборочное правосудие, выборочное уголовное преследование – это точно не признаки правового государства. Поэтому, например, очень важно предоставить САП полную независимость от офиса Генпрокурора", – комментирует Роман Колюхов. Что происходит в суде Дело Татарова – один из тех печальных примеров, когда большой коррупционный скандал заканчивается ничем. Роман Колюхов предостерегает, что таких дел не так много, как можно подумать, если вспомнить другие скандалы, фигуранты которых пока не понесли никакого законного наказания. Но некоторые дела действительно рассматриваются слишком медленно – или из-за искусственного затягивания со стороны защиты, или по другим объективным и субъективным причинам, рассказывает он. К тому же с недавних пор против коррупционеров стали применять морально сомнительный механизм, по которому, в случае безоговорочного признания вины, преступник получает обвинительный судебный приговор, но не садится в тюрьму, а перечисляет на нужды ВСУ заранее оговоренную сумму денег. По подсчетам ЦПК, только по одному делу бывшего министра экологии Николая Злочевского ВСУ должны были бы получить таким образом около миллиарда гривен, но эта сумма, пожалуй, пока самая большая из всех перечисленных, да и в деле речь шла о "рекордной" взятке, которой Злочевский пытался подкупить НАБУ и САП ради закрытия другого скандального дела. Колюхов считает такую практику допустимой в отдельных случаях, учитывая, что от затянутого процесса с неопределенным результатом страна может вообще ничего не получить, в отличие от быстрого его завершения с обвинительным приговором и финансовым наказанием, которое одновременно несет пользу государству и обществу, ведь потребности армии – всегда насущные и неотложные. Но правильно было бы присуждать в дополнение хотя бы несколько лет тюремного наказания, добавляет он. Пока же богатые – то есть, кто-то может сказать, как раз те, кто больше всего украли – фактически откупаются от заключения. За продолжение или возобновление некоторых дел антикоррупционным органам приходится, как и в случае с Татаровым, бороться в судах. Причина – так называемые "поправки Лозового", которые в замысле должны были якобы служить добру, потому что преодолевали бездействие или злоупотребления следственных органов, ограничивая допустимые сроки досудебного расследования в уголовных производствах. В Центре противодействия коррупции считают, что целью правок изначально было именно закрытие крупных антикоррупционных дел. После их введения крупные коррупционные дела стали действительно закрывать из-за истечения сроков производства. Это произошло, например, с делом Роттердам+, которое касается установления необоснованно высоких, как считается, цен на закупку государством угля, и делом Вадима Альперина, которого подозревают в масштабной контрабанде. Дело Роттердам+, впрочем, уже второй раз возобновили, и возобновление дела Альперина сейчас рассматривает Апелляционная палата ВАКС, говорит Колюхов. ""Поправки Лозового" частично отменены с 1 января этого года, но только в отношении так называемых фактовых производств, то есть, дел, где никого не уведомили о подозрении. В ЦПК подсчитали, что из-за такой половинчатой отмены правок в Украине все еще могут закрыть около тысячи коррупционных дел", – добавил он. Интересно, что иностранные партнеры Украины оценивают государственные антикоррупционные меры в целом положительно. Например, Еврокомиссия в своих выводах о выполнении Украиной ее рекомендаций, которые были опубликованы перед саммитом ЕС в декабре прошлого года, открывшим для Украины путь к переговорам о вступлении в ЕС, благосклонно указала на 72 решения Высшего антикоррупционного суда по коррупции на высшем уровне с 2019 года, 39 из которых – окончательные приговоры против депутатов Верховной Рады и местных советов, прокуроров, судей и руководителей государственных предприятий. Демонстрация результатов украинских антикоррупционных реформ за рубежом не менее важна, чем внутри страны. Разочарование населения внутри страны разрушает государство, в частности, его вооруженные силы, служба в которых, еще недавно почетное занятие, теперь все больше кажется социальной несправедливостью из-за множественных случаев подкупа должностных лиц, ответственных за мобилизацию. Разочарование правительств и их избирателей в других странах означает прекращение помощи финансами и оружием, без которых Украине не выстоять перед российским нашествием. Устойчивый международный имидж глубоко коррумпированного государства Украине пока изменить не удалось, несмотря на ситуативные одобрительные выводы и комментарии партнеров. Роль независимых антикоррупционных органов в его преодолении – ключевая. "Демократия так и работает" И на самом деле не высшие государственные, а местный уровень остается наиболее проблемным, отмечают Илона Сологуб и Роман Колюхов. "На уровне общин изменений в плане борьбы с коррупцией почти нет", – говорит Колюхов, по мнению которого, чем отдаленнее община, "тем наглее там чиновники, потому что они знают, что их никто не контролирует". Даже в некоторых областных центрах не хватает независимых медиа и общественных организаций с антикоррупционным профилем. К тому же мелкая коррупция - это дело не новых антикоррупционных органов, а полиции, прокуратуры и СБУ, которые сами широко считаются коррумпированными. Таким образом, человек, который хотел бы бороться с коррупцией в таких обстоятельствах, вынужден был бы это делать фактически один на один против огромной хорошо отлаженной машины. Единого рецепта о том, как поступать "правильно", нет. Илона Сологуб советует обращаться или к начальству чиновника, который требует взятку, или в полицию, или – к журналистам. Помогает даже угроза медийной огласки, делится она опытом своих знакомых. Иногда есть возможность отказаться от услуги чиновника, который требует взятку, и обратиться к другому. Все это может привести к потере времени и не гарантирует отсутствие проблем, если коррумпированный чиновник окажется еще и мстительным. Но по крайней мере вы останетесь ответственными гражданами и не станете соучастниками уголовного преступления. В 2021 году журналистка Олеся Яремчук планировала защитить диссертацию. Но вместо заслуженных поздравлений и поощрений получила от избранного ученого совета ряд бессмысленных и фактически невыполнимых бюрократических требований к оформлению представленной работы и сопроводительных бумаг. Выход: все можно исправить за дополнительную плату. Со временем добавлялись новые требования: положить 100 долларов в распечатанные копии диссертации, которые нужно передать трем экспертам для заключений, неофициально заплатить по 300 долларов двоим оппонентам, организовать фуршет на 20 человек. Вместо того, чтобы заплатить, и получить, наконец, желаемую научную степень, Олеся сделала эту историю публичной. Ее статья на "Украинской правде" вызвала скандал гораздо больший, чем кто-то мог бы ожидать от истории, которая не касалась высоких кабинетов и больших денег. Публику возмутила вопиющая несправедливость и поразила смелость и принципиальность Олеси. Многие другие молодые исследователи вдруг начали делиться собственным похожим опытом. Некоторые из них, однако, назвали разоблачение бессмысленным: система получения научной степени работает в Украине таким образом десятилетиями, одним демаршем ее не сломать, поэтому та, кто его совершила, пусть осталась верной своим принципам, но без научного звания, на получение которого она потратила восемь лет. Но времена меняются, потому что меняется общество, и такие скандалы двигают реформы, в том числе в неповоротливой системе образования. "Мне кажется, демократия так и работает. Коррупция есть в каждой стране мира. Вопрос в том, как общество к этому относится", – говорит Роман Колюхов, и вспоминает, что, после ряда медийных сообщений о закрытии резонансных дел о коррупции из-за истечения сроков досудебного следствия, петиции на сайте президента об отмене "поправок Лозового" понадобились "считанные часы", чтобы набрать необходимые 25 тысяч подписей.
