“Ваши плохо себя ведут”, - говорит таксист, когда очередная машина с донецкими номерами на огромной скорости обгоняет его авто по сплошной. Чем ближе к неконтролируемому Киевом участку российско-украинской границы, тем больше таких машин. Навстречу, в сторону Ростова, проносится несколько фур с черно-сине-красным триколором и аббревиатурой “DPR” на номерах. Ни в одной другой стране вы такого не увидите. Мы возвращаемся в приграничный Матвеев Курган Ростовской области из села Покровского в соседнем Неклиновском районе. Там с начала мая этого года стали принимать документы жителей донецкой “республики”, которым разрешено получить в упрощенном порядке гражданство РФ. Новые границы Российская Ростовская область граничит сразу с двумя самопровозглашенными государствами на востоке Украины. До войны, когда граница между странами была вполне прозрачной, жители ближайших населенных пунктов по обе ее стороны, а порой и областных центров, регулярно пересекали ее для удовлетворения как мелких бытовых, так и глобальных житейских нужд. Между украинским и российским Донбассом не было и нет языкового барьера. По обе стороны границы люди говорят на одинаковом “южнорусском” говоре, некоторые - на одинаковом суржике. В украинский Донбасс с советских времен ездили за, как было принято считать, более дешевыми и вкусными продуктами. Из Донецкой и Луганской областей многие приезжали в Ростовскую область на учебу. Создавались смешанные семьи. Родившись по одну сторону границы, люди часто оседали на другой. Из Ростова в Донецк выбирались на футбол или другие массовые мероприятия. Многих ростовчан привлекал донецкий аэропорт с относительно дешевыми авиарейсами. На местных автовокзалах по всей Ростовской области до сих пор висят схемы рейсов до украинских городков, отчаянно устаревшие после 2014 года. Например, рейс из ростовского Матвеева Кургана до луганского Северодонецка идет теперь только до Стаханова, куда больше нет рейсов ни из одной станции на украинской стороне. На главном автовокзале Ростова бегущая строка дублируется голосом диспетчера, предлагающего рейсы до неподконтрольных Киеву Шахтерска и Снежного. Зазывалы у входа бубнят навстречу входящим: “Донецк-Горловка-Макеевка”. Автобус на Донецк с номерами “донецкой республики” отправляется с той же платформы, с которой раз в два дня обходными путями около суток идет теперь рейс на подконтрольную Киеву часть Луганщины и Донетчины. Из ростовчан в украинский Донбасс сегодня почти никто не ездит - даже повоевать. Разве что отдельные дельцы, которые нашли в сложившейся ситуации возможность развивать бизнес. За покупками теперь луганчане и донетчане ездят в Ростов. Многие выезжают в этот комфортный и богатый южный город, чтобы цивилизованно отдохнуть. В Донецке и Луганске уже почти забыли, какова жизнь без комендантского часа. Веяние войны Жители приграничной - или, как говорят местные, транзитной - Ростовской области и собственно Ростова как ближайшего к Донетчине крупного города с российской стороны больше всех в России почувствовали на себе в 2014-15 годах дыхание войны. Люди в разнообразном камуфляже, с экзотическими нашивками, одни с военной выправкой, другие - откровенный сброд, съезжались сюда на отдых и реабилитацию, либо по “корпоративным” делам. В ростовских ресторанах и кафе хмельные российские офицеры откровенничали с местными барышнями, что возвращаются домой из донецкой или луганской “командировки”. Двигаясь вдоль местных трасс и по железной дороге, стекались к границе караваны военной техники. Установленный в 2017 году памятник “героям Донбасса” в одном из парков Ростова Шальные снаряды падали с украинской стороны на приграничные города и села. Некоторые их жители оставляли дома и, проклиная “бандеровцев”, перемещались вглубь области вслед за потоками донецких и луганских беженцев. По региону стали появляться палаточные лагеря. Жители Донецкой и Луганской областей набивались в местные пансионаты, санатории и гостиницы. “Из Дебальцево людей, как я понимаю, не выпускали до последнего. Вышли они кто в чем был, некоторые - чуть ли не в тапочках, - вспоминает ростовчанка, волонтер Татьяна Кириллова (имя изменено). - Сюда они попали грязи, в глине - видно, что шли по полям. В городе был паралич: никто не знал, что делать с таким количеством беженцев. Поэтому первое время ими занимались волонтеры. Постепенно их распределяли по разным городам. Прямо в зале ожидания на вокзале сидел человек за компьютером и говорил, сколько мест появилось и где: работа такая-то, зарплата такая-то, жилье дают. Люди сразу же подходили и говорили: нас устраивает, мы едем. Им оформляли проездные документы, сажали их в поезд и отправляли”. Для студентов из Донецкой и Луганской областей в ростовских вузах спешно выделили специальные квоты. Для беженцев, желающих устроиться на работу, был создан режим максимального благоприятствования. Порой за счет местных жителей. “Преподавательница из донецкого университета получила работу на экономическом факультете, где я работала, - а я работы лишилась, - рассказывает ростовчанка Елена Меньшенина, региональный координатор оппозиционной организации “Открытая Россия”. - Провозглашалось, что отбор будет проходить по рейтингу, который формируется на основе публикационной активности, научной работы, конкурсов студенческих работ. На кафедре из 11 человек я была вторая по рейтингу. Меня не избрали по конкурсу. Кого-то нужно было уволить, чтобы принять людей из Донецка”. Ростовская область стала первой в России по количеству судебных процессов над гражданами Украины, говорит журналист и левый активист Владислав Рязанцев, который занимается, в частности, мониторингом таких процессов. Рязанцев перечисляет только некоторые из них. Александр Кольченко - один из членов мнимой “террористической группы” Олега Сенцова. Алексей Сизонович из Краснодона, очередной “террорист”, при рассмотрении дела которого ростовский суд создал прецедент, приняв как допустимое доказательство протоколы допросов от луганского “министерства госбезопасности”. Задержанный еще несовершеннолетним в 2015 году “украинский националист” из того же Краснодона Артур Панов, якобы планировавший теракт в одном из ростовских супермаркетов. Сергей Литвинов из Станично-Луганского района, обвиненный сначала в разбое, потом - еще и в массовых убийствах, очищенный от последних обвинений, но, тем не менее, получивший 9-летний срок. Надежда Савченко, конечно, которую судили в Донецке Ростовской области - бедном провинциальном городе, для которого скандальный процесс стал, вероятно, крупнейшим событием в его истории. “Как мне рассказали местные жители, им, наверное, впервые после распада СССР сделали подъездные дороги, отреставрировали фонтан, построили огромный супермаркет, привели в порядок центр”, - рассказывает Владислав Рязанцев. На праздновании Дня Победы в Ростове Общее количество заключенных-украинцев в Ростовской области, между тем, измеряется сотнями, говорит исполнительный директор ростовского регионального отделения общественного движения “За права человека” Олег Сокуренко. В основном это люди, осужденные за нетяжкие преступления, как, например, мошенничество или употребление наркотиков. Большинство из них - именно из Донецкой и Луганской областей, говорит правозащитник. Он вспоминает, в частности, одного парня, которого осудили за кражу денег у работодателя, которую он совершил после того, как с ним не расплатились за работу. Организация “За права человека” оказывает помощь, в первую очередь, заключенным с тяжелыми заболеваниями и инвалидностью. В каждой из 12 колоний в Ростовской области сотрудники системы исполнения наказаний формируют из таких людей отдельный “отряд” на 80-100 человек, говорит Олег Сокуренко. По его подсчетам, около 10 процентов в таких “отрядах” - граждане Украины. Многие тяжелобольные правонарушители после освобождения депортируются. Сейчас, например, в одном из двух центров временного содержания иностранных граждан в регионе ожидает выдворения дончанин, больной тяжёлой формой ВИЧ. С украинским консульством контакты у подследственных и осужденных из Донетчины и Луганщины, как правило, не складываются, говорит Сокуренко. Поэтому защита таких людей ложится преимущественно на плечи местных общественников. Ростовская область после 2014 года переместилась с 10 на 6 место в России по уровню преступности, отмечает Владислав Рязанцев. На продвижение в малопочетном рейтинге повлияла контрабанда оружия и возросшее число краж. На восточной части российско-украинской границы со стороны РФ стали вырастать высокие заборы с колючей проволокой, началось усиленное патрулирование. За паспортом Пункт выдачи паспортов жителям луганской “республики” оперативно обустроили в приграничном Новошахтинске Ростовской области. Для донетчан такую же точку организовали почему-то подальше от пограничного пункта пропуска, - за 20 километров от Матвеева Кургана. На двери одного из кабинетов неприметного здания, где размещается в Покровском местное управление Федеральной миграционной службы, висит график для консультаций по вопросам получения гражданства РФ и номер телефона для предварительной записи. Приятная молодая дежурная в неприемный день предупреждает, что звонить бесполезно: “Им сейчас просто обрывают телефон”. В день приема, однако, в заветном кабинете всего четыре человека. Из обрывков разговоров понятно, что как минимум двое из них прибыли из Донецка. По легенде, я приехала на консультацию, чтобы узнать, как можно получить российское гражданство, не имея паспорта донецкой “республики” - то есть, в обход условия, четко прописанного в пресловутом указе президента РФ. Есть еще один указ, который Владимир Путин подписал через пять дней после первого. По нему для упрощенного получения российского гражданства достаточно документов, подтверждающих право на пребывание в РФ и проживание “на территориях отдельных районов Донецкой и Луганской областей Украины по состоянию на 7 апреля 2014 г. и 27 апреля 2014 г. соответственно”. Обладатели “республиканских” паспортов подают заявления о приеме в гражданство прямо по месту проживания, а затем, после вынесения в отношении них позитивного решения, автобусами централизованно свозятся в Покровское или Новошахтинск для принятия присяги, поясняет сотрудник УФМС. В случае со вторым указом заявление подается лично по месту регистрации заявителя в России, продолжает он, сочувственно рекомендуя все же завести себе паспорт донецкой “республики”. Российских документов у меня, по легенде, не будет до сентября. По всему видно, что машина уже запущена. “Кто съел нашу колбасу?” В пыльном узком павильоне, который служит для приграничного Матвеева Кургана автостанцией, несколько женщин присели на скамейки в ожидании автобуса. Кто из них откуда и куда едет, можно разобрать скорее не по речи, а по вещам. Например, по разноцветной сумке давно почившего супермаркета “Амстор” с жирной красной надписью “Найнижчі ціни” на канареечных боках. Разговор начинается с саженцев, но, как можно было ожидать, скоро переходит на политику. Женщины рассматривают какие-то кусты в сумке одной из них. Кто-то спрашивает цену. Все громко удивляются, когда та отвечает: “Сто рублей”. Женщина поясняет, что покупка “из Украины”. “Из Украины”, - как будто даже облегченно повторяет другая, добавляя с усмешкой: “У нас нет таких низких цен”. “У меня в прошлом году все попортила капустянка”, - продолжает разговор самая бойкая из этой стихийной компании, как становится понятно позже - жительница одного из сел российского Матвеево-Курганского района. Она то и дело переходит с нормального русского языка на чистейший суржик. Ее визави с пониманием реагирует на недоуменное молчание остальных: “Медведка по-русски. По нашему - капустянка…”. “В 70-е годы мы один раз в Донецк поехали, в центр…”, - заводит новую историю пострадавшая от “капустянки” россиянка. “Белый Лебедь...”, - ностальгически протягивает ее добровольная переводчица. “Зеркала… Мы такого тогда нигде не видели. С нами одна Маруська была, как увидела себя в зеркале, кричит: “Гляньте, гляньте, там такая же Маруська!”, - смеется. “А я как-то поехала туда по делам. Проезжаю какую-то площадь, а там шахтеры сидят, бастуют. Вижу, у них написано: “Кто съел нашу колбасу?”. Из дальнейших разговоров становится понятно, что, по мнению компании, колбасу съели сами шахтеры - люди, пользовавшиеся непривычной для этих ростовских селян роскошью вроде зеркального “Белого лебедя” - бывшего советского универмага в центре украинского Донецка, нажившего себе сомнительную славу в 2004 году. “Скоро они сюда приедут, - с неодобрением говорит кто-то из компании. - За паспортами и пенсиями”. “Да не хотят они наших паспортов, - вмешивается женщина, до сих пор почти не участвовавшая в разговоре. - У меня родственница зарегистрирована в Волновахе, выезжает раз в два месяца туда за пенсией и о российском гражданстве даже слышать не хочет”. “А у меня родственница в Амвросиевском районе. Как выехала один раз и попала под обстрел, сказала: “Бог с ней, с этой пенсией, хватит мне российской”. “Российской?” “3800 рублей. Она как увидела, что у меня девять тысяч, чуть не удавилась. А потом увидела счет за газ, больше шести, и не поверила своим глазам. А летом цены снова вырастут. Россия по всему миру строит свои трубы, а нам выставляют счета…” В Ростове говорят, что в области уже происходили трения между местными и беженцами. В ситуации экономического кризиса раздражение у ростовчан стали вызывать приезжие, пользовавшиеся бесплатным жильем, получавшие материальную помощь и при этом не работавшие. Люди опасаются... Сегодня, в связи с предполагаемой массовой выдачей российских паспортов, в Ростовской области многие ожидают новой волны напряженности. В Ростове уверены, что вслед за паспортами новоявленные россияне из Донецка и Луганска станут получать и российские пенсии. “Люди опасаются, что это снова станет тяжким грузом для бюджета, - говорит Татьяна Кириллова. - Когда в Крыму выдавали паспорта и оформляли российские пенсии, россияне возмущались, ведь крымчане не работали в России”. В ситуации медленного, хоть далеко и не критически ухудшающегося материального положения в связи с падением цен на энергоносители, войной и санкциями, многие россияне с меньшим энтузиазмом относятся к экспансионистским планам Москвы, чем в 2014-15 годах, - считают мои собеседники. Но мало кто задумывается о том, что жители донбасских “республик” давно уже получают пенсии и зарплаты из российской казны. Хотя бюджеты Донецка и Луганска засекречены, очевидно, что своих ресурсов на “социалку” у “республик” нет. Поэтому волна новых граждан вряд ли пробьет в карманах россиян новую брешь. Скорее, это сделает текущая политика российского руководства в целом. Мои собеседники, впрочем, констатируют, что и в нынешних условиях у Кремля все еще остается действенный мобилизационный ресурс. “Даже при том, что экономическое положение ухудшилось, многие продолжают верить, что нужно сохранять эту буферную зону на Донбассе, чтобы защитить себя от НАТО и сохранить статус великой державы. Это результат пропаганды - страх перед НАТО, “америкосами”, которые манипулируют Европой и Украиной и тянут свои грязные щупальца к России. Если нам надо противостоять Америке, значит, у нас нет другого выхода”, - говорит Елена Меньшенина. Юлия Абибок, “ОстроВ” Текст написан в рамках проекта Memory Guides: Information Resources for the Peaceful Conflict Transformation Центра независимых социальных исследований - CISR e.V. Berlin при поддержке МИД Германии в рамках программы Expanding Cooperation with Civil Society in the Eastern Partnership Countries and Russia.
