Наблюдающийся всё минувшее столетие поэтапный распад Российской империи, периодически повторяющиеся попытки ее собрать в той или иной форме, сопровождающиеся вооруженной агрессией имперского центра против отделившихся «окраин», делают очень актуальным научное исследование и осмысление этих процессов на основе новой методологии. Попыткой такого осмысления и является эта статья. Разломы социальной мантии и возрождение архаики Социальную структуру любого общества в спокойном, ординарном, эволюционном его состоянии можно представить, по аналогии с земной корой и мантией, в виде коры и мантии социальной. Когда происходит революция, и устоявшаяся, отвердевшая за века кора общества под воздействием социальных катаклизмов разрушается, из недр общества вытекает, условно говоря, вулканическая лава прошлого. Эта лава вытекает из революционного разлома и имеет два вида. Первый – это архаические формы общественного устройства, уже преодоленные развитием общества. Второй вид – это поглощенные в прошлом инонациональные государственности, которые во время революций имеют шанс возродиться вновь. Если рассматривать гражданскую войну 1918 – 1922 гг. на просторах бывшей Российской империи, то к первому виду лавы прошлого относятся своеобразные крестьянские «государства» Нестора Махно на юге Украины и Антонова на Тамбовщине, а также деятельность множества более мелких крестьянских и казацких «атаманов» и «батек» по всей бывшей империи, от Украины до Сибири и Дальнего Востока включительно. К лаве прошлого второго вида, вытекающей из революционного разлома в мантии Российской империи, можно отнести страшные для сторонников империи призраки польской и финской государственностей, которые быстро облеклись плотью, и уже в 1918 г. стали политической реальностью. Независимая польская государственность, как известно, была ликвидирована Российской империей в ходе разделов Речи Посполитой в конце XVIII в., и переварена позже, в ходе подавления ряда польских национально-освободительных восстаний, в частности, восстания Костюшко. Однако революционный разлом российской имперской мантии в 1917 г. дал неожиданный шанс польской государственности, который был успешно использован. После революции, вызванного ею разлома социальной коры и вытекания лавы прошлого наружу, обычно следует новое затвердение. Во время этого затвердения устанавливается некий новый порядок, который охлаждает и усмиряет потоки вытекшей лавы. Так, архаичные социальные движения в виде крестьянских «республик» или казачьего круга, а также отдельных вольных городов со своими областными «правительствами» и «думами», подвергаются разгрому и подавлению со стороны имперского центра, с включением их в тело нового унифицированного порядка. Здесь важно отметить, что у архаичных движений вроде крестьянских анархических «государств» совершенно нет шансов выжить, просто в силу утопичности исходных установок. Однако какое-то непродолжительное время в обстановке общей дезорганизации они продержаться могут. В отличие от архаичных социальных движений, у возрожденных государственностей значительно больше шансов выжить. Так, если крестьянские и казацкие движения времен гражданской войны были подавлены большевиками все без исключения и не оставили после себя какого-либо институционального следа, то упомянутые уже польская и финская государственности выжили, хоть и не без ожесточенной борьбы с бывшим имперским центром (польско-советская война 1920 г., советско-финская война 1939 г.). Выжили и сохранились на некоторое время (двадцатилетие между двумя мировыми войнами 1918 – 1938 гг.) и 3 прибалтийских государства: Литва, Латвия и Эстония. В то же время, независимая украинская государственность, государственность Дона, государственность «меньшевистской» Грузии, мусаватистского Азербайджана и дашнакской Армении были ликвидированы новой, уже большевистской империей. Великий компромисс «красной» империи Новая, на этот раз «красная», империя вновь собрала вокруг имперского центра большую часть отпавших было земель, и по своим очертаниям на карте она была почти полностью подобна империи последних Романовых. Однако новое всероссийское затвердение, или новый, на этот раз «красный», всероссийский имперский порядок, имел одну важную особенность, не понятую общественной мыслью до сих пор. Эту особенность я определяю как незавершенность нового имперского переваривания и называю великим компромиссом между имперским центром и выходящими на арену истории нациями. И дело здесь вот в чем. Новый всероссийский, на этот раз «красный», большевистский порядок, в целях своего самосохранения вынужден был заключить масштабный компромисс с обоими видами вытекшей наружу социальной лавы: и с национальными государственностями, оставшимися в составе новой империи, и с социальной (в особенности крестьянской) архаикой. Так, украинская государственность, мелькнувшая было на арене истории в 1918 – 1920 гг. в виде Украинской Державы гетмана Скоропадского или Директории Симона Петлюры, была подавлена, но взамен Украине был тут же дан статус республики нового политического образования (Союза ССР) со многими формальными признаками национальной государственности: границы, столица, флаг, герб, гимн, министерства и, одно время, даже свои вооруженные силы, а позже и «свое», украинское членство в ООН. То же самое (кроме «отдельного» членства в ООН) со временем получили и 3 крупнейших народа Закавказья: азербайджанцы, армяне и грузины. Итак, вместо ликвидированной советским имперским центром государственности этих народов, каждый из них вскоре получил свою «собственную» союзную республику как институциональную форму своего дальнейшего национального бытия. Итак, «красная» империя удержала большинство народов царской России в своем составе, но за это вынуждена была «заплатить» им статусом союзных республик. Однако этим компромисс нового, постреволюционного порядка с возникшими во время гражданской войны социальными формами не ограничился. Перенос большевиками столицы из Петербурга в Москву можно рассматривать как компромисс с архаикой, поскольку этот перенос означал отказ от чиновничье-дворянского и европейского Петербурга в пользу допетровской столицы, архаичной и полуазиатской Москвы. Да, крестьянские движения времен гражданской войны, все эти «областные» правительства, атаманы и атаманишки были разгромлены, но на всероссийском уровне при новом, «красном» порядке произошел отказ от управленческой системы дворянства, снос его как класса, и возвращение к идеалам «крестьянской Руси», пусть и задрапированной под марксистские теории. Интересно, что таким способом в Русской революции архаика была замаскирована под прогресс. Итак, Русская революция 1917 г., которая, с точки зрения деклараций ее теоретиков и лидеров, начиналась ради прорыва в будущее, к некоему новому, прогрессивному общественному устройству, на деле означала в определенном смысле провал России в еще более глубокую архаику, чем та, от которой большевики хотели отказаться. Русская революция на деле выпустила из глубин общественной мантии неостывшую лаву не только польской или финской государственности, но и оживила миф крестьянской Руси и призрак Московской допетровской Руси. В результате разгрома Махно и Антонова произошел отказ от множества «областных» крестьянских утопий, но вскоре произошел обмен множества местных утопий на одну большую всероссийскую крестьянскую утопию в виде нежизнеспособного колхозного строя и перспективы мифического «коммунизма». Кроме того, восстановление православного патриаршества в этот период, несмотря на все его идеологические противоречия с большевистской властью, тоже во многом состоялось благодаря революционному разлому общественной мантии, ведь старый (царский) имперский строй при всем официальном православии правящей династии до самых своих последних дней не допускал восстановления патриаршества в России, как формы, когда-то уже переваренной имперским госаппаратом. В этом тоже заключен некий парадокс: такая архаическая для России форма, как патриаршество, оказалась восстановленной в результате «прогрессивной» революции. Элементы возврата к социальной архаике (разгром дворянско-чиновничьего класса и перенос столицы империи из Петербурга в Москву) означал снос довольно эффективного, при всех его недостатках, имперского механизма управления, который, как бы там ни было, удерживал одну шестую часть земной суши под властью российского имперского центра около 200 лет (1721 – 1917 гг.). Утрата этого механизма, а также последующая репрессивная политика большевиков, означали непомерные организационные и демографические издержки Русской революции. Пытаясь создать новый порядок, она уничтожила и обессмыслила слишком много старого и неплохо работающего, всего того, что позволяло довольно эффективно управлять огромной империей в течение двух предшествующих столетий. Эти непомерные издержки революции предопределили второй распад империи в 1991 г., который был не исторической случайностью, а вполне очевидной закономерностью. Отличие Русской революции от Французской В отличие от России, примером успешного переваривания дореволюционного порядка служит Франция. Там в результате т.н. Великой Французской буржуазной революции 1789 г. произошла административная реформа, в результате которой возникли новые административно-территориальные единицы – департаменты, границы которых в основном не совпадали с границами старых феодальных регионов. Чтобы понять, чем была бы Франция после своей революции, если бы эта революция развивалась по российскому пути, можно представить следующую фантастическую картинку: Нормандия, Анжу и другие бывшие феодальные герцогства, в некоторые периоды своего прошлого почти независимые от центральной королевской власти, получили бы автономию и статус «союзных республик», а Бургундия, например, вообще бы стала независимым от Франции государством. В ходе Русской революции произошло именно что-то подобное этой фантастической картине. Призраки давно поглощенных Российской империей государств вышли наружу и быстро облеклись плотью. Вместо прорыва в будущее с окончательной переплавкой имевшейся в империи архаики произошло возобновление многих архаических пластов и традиций, от «малороссийского» гетманства до патриаршества, и причудливый компромисс со всем этим нового «красного» всероссийского единства. Все последующие 70 лет существования СССР (1922 – 1991 гг.) были причудливым компромиссом прогресса и архаики, компромиссом, который сдерживал, склеивал воедино новую общность на протяжении 70 лет, но так и не смог отвратить новый распад империи в 1991 г. В этих координатах можно определить весь советский период истории как продолжение упадка всероссийской империи или особую форму российской имперской деградации, начавшейся в 1917 г., но не окончившейся в 1922 с созданием СССР. Можно рассматривать советский период и как продолжительную паузу перед вторым, более глубоким в территориальном отношении распадом Российской империи, отложенным на 70 лет. Этот второй, более глубокий распад (1991 г.), запрограммированный еще в 1917, был лишь поставлен на паузу в 1922 г. с созданием Союза ССР, но неизбежно должен был произойти, поскольку победа нового порядка, сопровождаясь большими демографическими издержками, была пирровой, а под спудом нового всероссийского единства зрели и набирались сил субъекты нового сепаратизма (сепаратизма с точки зрения империи), на этот раз уже не Польша или Финляндия, а союзные республики. Некоторые промежуточные выводы Вывод первый. При наступлении социального краха империи, вызванного исчерпанием имперской социально-экономической модели, социум ищет новую опору в социальных формах прошлого, которые, несмотря на то что уже были переработаны в прошлом имперским порядком, получают новый шанс на существование. Вывод второй. Каждый новый развал Российской империи сопровождается отпадением от нее всё больших территорий, и освобождает из недр разрушающейся социальной мантии всё более и более древние социальные формы. Так, если развал 1918 г. привел к воссозданию польской государственности, ликвидированной Российской империей в конце XVIII в., то развал 1991 г. привел к воссозданию украинской государственности, от которой, казалось, уже в начале XVIII в. (поражение Мазепы в 1708 г. и первая отмена гетманства) не осталось почти ничего. Вывод третий. Архаические общественные движения вроде махновского и антоновского, несмотря на наличие серьезных основ и предпосылок их возникновения, не способны победить новый универсальный порядок и утвердиться надолго. При этом национальные государственности, противопоставляющие себя империи, оказываются куда более живучими и имеют немалые шансы утвердить свое существование, несмотря на превосходство империи в территории и численности населения. События после 1991 г. Попробуем применить к распаду Союза ССР логику, изложенную выше при анализе распада Российской империи. Чем были на этот раз 2 вида социальной лавы, вытекшей из нового социального разлома? Начнем с социальной лавы первого вида. Если во время первого развала т.н. исторической России и гражданской войны (1918 – 1922 гг.) лавой, пробившейся наружу из разломов социальной мантии, стали крестьянские и казацкие движения с их многочисленными и порой довольно комичными "батьками", то после второго развала 1991 г. архаичным движением, пытавшимся на идеализированном образе прошлого въехать в будущее, стали коммунистические партии вроде КПРФ в Российской Федерации и КПУ в Украине. Кроме них, на поле левого архаизма толклись еще множество мелких и мельчайших партий, групп и «блоков», конкурирующих между собой, клеймящих «антинародную власть» своих государств и стремящихся паразитировать на эмоциях и заблуждениях стареющих поколений. Эти левые и левацкие партии на довольно длительное время стали неотъемлемой частью политического пейзажа многих постсоветских государств, а также служили удобными для битья спарринг-партнерами «антинародных режимов». В Украине эта роль КПУ закончилась только в 2014 г., после мощных потрясений второго Майдана, а в путинской Эрэфии продолжается до сих пор, хотя, судя по событиям, даже там вполне очевидны все признаки отмирания КПРФ по естественным причинам. Такие партии, как коммунистические партии постсоветского пространства, в политическом отношении подобны опарышам, трофика и метаболизм которых зависит от количества питательных веществ массовых иллюзий и заблуждений, испускаемых разлагающимся трупом советского общественного уклада. Важно подчеркнуть, что коммунистические партии в постсоветских странах, хоть и занимали видное место в политической структуре, в принципе не могли победить и обрести полноту политической власти, как не могли победить надолго махновщина и антоновщина. Архаичные и утопические движения в принципе не могут победить, по той простой причине, что не могут предъявить обществу жизнеспособную модель общественного развития. Кроме коммунистических и левых партий постсоветского пространства, развал 1991 г. вызвал к жизни и такое относительно новое движение, как русская ирредента, или движение за «собирание русских земель». Дело в том, что первый развал империи был в значительной мере преодолен в рамках большевистской системы, и практически не затронул этническую территорию проживания русского народа. Несмотря на наличие советских союзных республик, этническая территория проживания русского народа была свободна от реальных межгосударственных границ в течение практически всего советского периода. В отошедших же от России Польше и Финляндии процент русского населения был весьма невелик. В отличие от этого, второй развал империи привел к тому, что до 25 – 30 миллионов этнических русских оказались вне территории Российской Федерации, будучи отделенными от нее государственными границами. Особенно многочисленные русские диаспоры оказались в Украине и в государствах бывшей советской Средней Азии. И если в одних государствах положение этнических русских было хорошим или удовлетворительным, то из ряда других практически сразу после распада СССР начался процесс более или менее агрессивного вытеснения русских. Потому сразу же после распада СССР во многих регионах бывшего СССР «русские общины» при более или менее явной поддержке из Российской Федерации жестко поставили вопрос о гарантиях своей самобытности в сфере языка и культуры. В ряде регионов бывшего СССР, где русские проживали компактно, это привело к созданию или попыткам создания государственных образований, ставших непризнанными, и вступившими в конфликты с властями бывших союзных республик, на территории которых они были провозглашены. Наиболее ярким из первых случаев здесь является Приднестровье и военный конфликт непризнанной ПМР с властями Молдовы. Что-то подобное, но без вооруженного конфликта, можно видеть на примере Крыма времен Мешкова, но эта попытка тогда была пресечена Украиной. Принципиально важно отметить, что движение русской ирреденты оказалось изначально заражено вирусом архаичности и ретроградства, что уже почти 30 лет предопределяет его запрограммированность на поражение. В движении русской ирреденты слишком много и совковости, и идеализированных, но по факту давно отмерших царистских форм. Как минимум уже в силу одного этого полный крах т.н. русской весны и «проекта Новороссия» был вполне очевиден с самого начала. Важно отметить и то, что движение русской ирреденты в силу указанных обстоятельств с момента своего зарождения оказалось противоположно заряженным по отношению к государству Российская Федерация, ставшему независимым от союзного центра в 1990 – 1991 гг. Так, если возникновение государственности РФ было частью исторического мейнстрима, заключающегося в развале «красной» империи и обретения бывшими союзными советскими республиками независимой государственности, то русская ирредента и порожденные ею квазигосударственные образования стали, в значительной мере, аналогом архаичных течений, нежизнеспособных по определению. И ПМР, и так называемые "ДНР" и "ЛНР", несли отпечаток этой архаичной совковости с самого начала своего появления на свет: пятиконечная звезда в гербе «ЛНР», совковая символика и социальные практики ПМР, "переименование" Донецка в Сталино в «ДНР» и т.д. Такая врожденная архаика и совковость этих образований русской ирреденты резко контрастирует с капиталистическим прозападным мейнстримом Российской Федерации. При этом властями непризнанных «республик» Российская Федерация декларируется в качестве идеала, а вхождение в нее объявлено целью для русских квазигосударственных ирредентистских образований, что добавляет сюрреализма и абсурда в происходящее. Если говорить о втором виде вырвавшейся сквозь трещины коры социальной лавы, то на историческую арену снова вышли, казалось бы, давно переваренные империей государства, и стали независимыми, только на этот раз уже не Польша и Финляндия, а Украина, Азербайджан, Армения, Грузия, Молдова, Беларусь, а также 5 республик бывшей советской Средней Азии. Как видим, в случае с Украиной, пласт залегания этих пугающих империю «призраков» еще более глубокий, чем в случае с Польшей. Иными словами, этот второй распад т.н. исторической России (1991 г.) по сравнению с первым (1917 - 1918 гг.) освободил из ее недр еще более старинные государственности, точнее, государственности, поглощенные Россией в еще более далеком прошлом, т.е. затронул куда более архаичный слой социальной мантии. Претензии Путина на воссоздание империи и обреченность их на провал Мюнхенская речь Путина 2007 г., а также его недавняя статья, в которой Путин говорит о «подарках», полученных союзными республиками от России, и многие другие выступления российского диктатора позволяют говорить о его претензиях на создание некой новой российской империи. В этом же ключе протекает и вся внешняя политика Путина, которая характеризуется растущей агрессивностью, направленной против Грузии, Украины и ряда других государств, как соседствующих с РФ, так и довольно отдаленных от нее. Однако претензии Путина на создание новой империи обречены на провал, как минимум, по одной причине: в них слишком много советской и досоветской архаики, а архаичные движения, как можно было видеть на примере гражданской войны 1918 – 1922 гг., не могут победить в принципе. Нельзя совместить iPhone и телегу. Человек может любоваться телегой, как экзотичным проявлением прошлого, но при выборе средства коммуникации неизбежно выберет iPhone... Кроме этого, у того компромисса, что большевики вынуждены были заключить с народами, составлявшими основное население союзных республик, были глубинные причины, не зависящие от воли и желаний правящей коммунистической верхушки: демографическое выгорание имперского центра, его увеличивающаяся промышленная деградация и, наоборот, индустриализация окраинных районов империи с возрастанием демографического веса и экономического значения таких наций, как украинцы, белорусы, узбеки, казахи и др. Иными словами, создание союзных республик с соответствующими территориями было не подарком России своим неблагодарным братьям, как пытается представить дело Путин, а вынужденной для «красной» империи мерой, обусловленной возрастанием демографического веса, культурного и экономического потенциала украинской и других наций. В условиях слома чиновничье-дворянского механизма управления и возрастания значения так называемых национальных окраин у «красной империи» просто не было другого выхода для своего самосохранения. Но даже и такой компромисс не уберег империю от распада, а только отсрочил его на семь десятилетий. Итак, мейнстримом, главным содержанием исторического процесса на имперском и пост-имперском пространстве в 1917 – 1991 гг. стало увеличение роли и значения наций, проживающих на так называемых окраинах империи, и, одновременно, ослабление, демографическое выгорание и экономическая деградация имперского центра. Союз ССР был так устроен, что не только не остановил, но и усиливал эти процессы, перебрасывая ресурсы из РСФСР в пользу, например, республик Средней Азии. Именно поэтому в конце существования СССР в РСФСР стали популярны идеи отсоединения от Союза, чтобы прекратить истощение России ради других союзных республик. Поэтому такими популярными стали Борис Ельцин, а также российский «премьер» Иван Силаев с их идеей ухода из-под советского союзного центра. И наоборот: идея воссоздания СССР, проповедуемая приднестровскими активистами и другими представителями русской ирреденты, встречала крайне мало энтузиазма среди населения Российской Федерации, что, в конечном счете, и обусловило поражение антиельцинского восстания в Москве осенью 1993 г. Прогноз на ближайшие 5 лет Нынешняя Российская Федерация стремительно движется к своему новому распаду, который, по моему мнению, произойдет в течение ближайших пяти лет. Он, как и прежние распады, не будет одномоментным событием, но будет представлять собой каскад событий, первые из которых заметны уже сейчас. Причиной этого нового (третьего за минувшие 110 лет) распада станет то, что путинская олигархическо-криминальная и компрадорская система себя полностью исчерпала. Она уже не может обеспечить ни роста благосостояния и потребления подавляющего большинства российского населения, ни технологического прогресса. Агрессивная внешняя политика кремлевского руководства, не учитывающая реальные возможности России, характеризуется растущей авантюристичностью и завела Россию в глухую международную изоляцию, поставила под удар изматывающих международных экономических санкций. В результате нарастания проявлений распада нынешней российской системы, в соответствии со сформулированным выше законом, можно предсказать, что через разломы социальной мантии российского общества наружу выйдут весьма архаичные формы социального устройства. Причем, если, как я уже сказал выше, предыдущие два распада Российской империи вызвали к жизни формы начала и конца XVIII века, то ныне, видимо, настал черед призраков из века XVII или даже XVI. Недавно появились сообщения, что в России бывший сотрудник российского ГРУ полковник Квачков приступил к созданию народного ополчения имени Минина и Пожарского (а это, как известно, как раз начало XVII века), что подтверждает сформулированные выше закономерности. Полагаю, возможно воссоздание в той или иной форме казанской, астраханской и сибирской государственностей, устраненных и переваренных Московским царством еще в XVI веке. По крайней мере, при сломе путинской системы произойдет значительное повышение суверенитета Татарстана и ряда других ныне существующих национальных республик РФ, а также возникновение на территории РФ других очагов движения за отделение от центра, причем, не только на основании национального принципа, но и территориально-экономического. Украина же в этих условиях должна концентрировать свои силы для того, чтобы в самый удобный момент успешно решить задачу по восстановлению территориальной целостности страны и изгнанию российских агрессоров и незаконных вооруженных формирований с захваченных ими территорий. Важно помнить, что мейнстримом на постсоветском пространстве все еще является усиление национальных государств, возникших на руинах империи во время предыдущих волн ее распада. А империя в силу глубинных причин ее демографического, экономического, политического и морально-нравственного ослабления обречена на дальнейшую, теперь уже третью, фрагментацию. Евгений Сытник, к.э.н., доцент, докторант Института экономики промышленности НАН Украины
