Максим Голенко - один из немногих украинских театральных режиссеров, говорящих со зрителем на острые и некомфортные темы. Он в какой-то степени провоцирует зрителя, "вытряхивает" его из рутины и показывает на сцене реальность с изнанки. Не случайно на многих его спектаклях есть отметка 18+. В его портфолио - более 30 спектаклей в разных театрах Украины и еще ряд проектов. Голенко – главный режиссер независимого "Дикого театра" с 2016 года. Параллельно ставит спектакли и на других сценических площадках. Одна из его последних премьер - "Зойкина квартира" в Театре на Подоле. Булгаковский текст благодаря Голенко зазвучал новыми интонациями, сверхактуальными для украинских реалий: декоммунизация, "русский мир" и даже нашлось место для политика Олега Ляшко. Почему украинский политикум появился в "Зойкиной квартире", декоммунизации и современном театре, режиссер Максим Голенко рассказал в интервью "ОстроВу". - Почему выбрали именно Булгакова? - Во-первых, театр на Подоле находится на Андреевском спуске возле дома Булгакова, поэтом выбор логичен. Во-вторых, - это мои подростковые фантазии про Булгакова - надо ж его когда-то поставить. - Что вы имеете ввиду под фантазиями? - У меня есть "портфельчик" пьес, которые мне очень понравились, когда я еще не был режиссером. Некоторые пьесы я из него "достаю" сейчас. Так и с Булгаковым произошло. Когда мы общались с Виталием Ефимовичем (В.Е.Малахов - худрук Театра на Подоле - ред), я ему предложил несколько пьес. Он "загорелся" именно этой пьесой. - До этого видели какие-то постановки "Зойкиной квартиры" в украинских театрах? Насколько я знаю, Аркадин-Школьник ставил ее до войны в Донецкой муздраме и позже уже в Харьковском театре. - Да, я знал об этом, но самих спектаклей не видел. Только какие-то короткие видеофрагменты в ютубе. И смотрел российские постановки в интернете - Серебренникова, Панкова. Но у нас получился спектакль очень не похожим на более традиционные версии. - Это правда. На сайте театра указано, что это "нежное прощание с советскими демонами и часть декоммунизации". Что вы имеете ввиду под советскими демонами? - Все, что окружает и внутри нас: какие-то наши привычки, страхи, болезненные патологии, от которых мы не избавились. К сожалению, мы не очень трансформировались за это время. Ты можешь здесь неправедно заработать кучу денег, а потом из этого государства свалить и тебе ничего за это не будет, - это наша черта. Заграница воспринимается как рай, в который ты хочешь войти со своими грехами. - Что должно произойти, чтобы это изменилось? - Думаю, никто не знает точно ответа. Даже государство, которое делает шаг вперед, два назад, и возвращается к своему прошлому. И сейчас мы полным ходом двигаемся назад. - Вы имеете в виду новое руководство страны? - И руководство, и настроения. Мы так и не смогли построить полноценную государственность. За нас, к сожалению, собирается это сделать кто-то другой, - тот, кто сильнее и больше. Меня это пугает. Хотелось об этом тоже что-то поставить на сцене. - В декоммунизации для Вас первоочередно форма или содержание? У нас начали с формы, к примеру, переименование улиц, но содержание до сих пор уступает форме. - Я за то, чтобы форма не отставала от содержания. Одно без другого невозможно. И жить на советских улицах, которые названы фамилиями палачей, я не хочу . Признаюсь, что я за 40 лет так и не перешел на язык своей страны из-за своей же лени. И это мое печальное содержание. - Вы полностью вините в этом только себя? - Абсолютно. Чем отличается происходящее в России-СССР и Германии? Тем, что в Германии свою вину полностью признали за то, что произошло. И это им позволяет существовать мощным государством. Я был там на 8-9 мая, когда отчетливо заметно: они будут делать все, чтобы этого больше не было, чтобы демоны и бесы из них не вышли. - В Украине такая трансформация возможна? - Конечно, возможна, но не знаю насколько быстро. Еще недавно я надеялся, что это будет быстрее. - Почему недавно? - У нас происходит война в стране, и это обычно делает нацию нацией: появился общий враг, который на какое-то время нас объединил. А потом мы решили сделать вид, что войны нет, давайте потихонечку жить по-старому, не выходя из зоны комфорта. - И кто в этом виноват? - И соседняя страна, и 30-е годы, и наше государство, и каждый из нас. Нет того, на кого можно было полностью возложить эту вину. У меня сейчас такие ощущения, что мы можем раствориться, существование нации под угрозой. - Почему вы так думаете? - Это мои внутренние ощущения. - Исходя из чего они формируются? - Сейчас у нас, как страны, нет внешней политики, внутренней стратегии, нет ничего. У меня лично есть ощущение хаоса и возврата к старому. - Возвращаясь к спектаклю: вы постоянно обыгрывали текст Булгакова, осовременивая его. Например, много внимания акцентировано на фигурах украинской политики, тот же Ляшко. - Это не много. Просто я не удержался. - Вы хотели привнести больше юмора или все-таки это такая сатира над собой? - Посмеяться над собой. Конечно, я максимально пытался не трогать текст Булгакова, а скорее адаптировать к современным реалиям. Например, эпизоды с китайцами. Тогда, в 20-е годы, описание китайской мафии, державшей наркопритоны, было актуально и понятно для зрителя. Сейчас это воспринимается как исторический артефакт. Поэтому мы вместо китайцев показали кавказцев - чтобы ассоциативно обозначить для современного зрителя такой себе привет из 90-х годов. Теперь о сценах политической направленности. В пьесе есть монолог-фантазия Аметистова о том, как он спорил с Калининым. Кому это интересно сейчас?! В булгаковское время это воспринималось как шикарная политическая китчуха, потому что шла речь о их современниках. Мы же хотели достучаться до зрителя сквозь призму осмеяния наших современных политиков. Что-то получилось более удачно, что-то - менее, какие-то вещи ушли. У нас был допремьерный показ, после которого мы с Малаховым кое-какие шутки убрали. - Например, какие? - Был милый эпизод - монолог Аметистова, где он рассказывает, что выжил благодаря тому, что торговал портретами вождей. И он достает из своего чемодана трехлитровые банки... с изображением голов вождей - одна из них с Зеленским. Решили пока убрать этот момент, дать все же Зеленскому шанс. - Когда вы пытались осовременить текст, ощущали ответственность за булгаковское слово? - У меня ответственность за то, чтобы донести дух Булгакова. Для этого спектакль должен быть живой. - А зрители из политического круга были на этом спектакле? - Мне неизвестно об этом. - Вам бы хотелось, чтобы они посмотрели его? - Понимаете, наш политический круг ничем не пробить в этой жизни. Это особый род людей, которые часто постепенно превращаются в нелюдь. Чем-чем, а театром бесполезно их тормошить. В "Диком театре", где я работаю главным режиссером, идет "Кицюня" - там очень жестко и злобно многое показано. Например, звучит тема о том, как добробаты впоследствии используют как "титушек". И я был рад, когда на одном из спектаклей, пришедшие ребята из "Правого сектора" сказали, что это признак здорового общества, если у нас так можно посмеяться над собой. - Последние три года остросоциальные темы все чаще звучат на площадках независимых театров, и это востребовано у зрителя. - Это огромное счастье. Фото - Ирина Маркони. - Вы сказали, что спектакль должен быть живой, и во многом это зависит от артистов. Все ли актерские работы вы считаете здесь удачными? - Это люди, с которыми я два месяца работал, проникся к ним любовью, и они транслируют то, что я в них вложил. Если кто-то не до конца раскрылся - это часть моей вины, а не актера. В этом спектакле все работы интересные. - Например, я слышала мнения других зрителей, с которым отчасти согласна, что образ Зойки, в исполнении талантливой Екатерины Рубашкиной - не совсем раскрыт. - Знаете, у нее самая неблагодарная работа в том смысле, что она раскручивает эту историю, заводит в нее зрителя, а дальше - на сцене масса ярких персонажей среди, которых она должна "раствориться". Я считаю, что она прекрасна в этой роли. - И все внимание зрителя на колоритном Аметистове в исполнении Романа Халаимова. - Это прописанный актерский бенефис у Булгакова - есть все, чтобы сделать эту роль удачной. Он появляется и заполняет собой все пространство: у него масса шуток, комических ситуаций. Как известно, ряд персонажей из "Зойки" перекочевали в "Мастера и Маргариту", поэтому и мы старались сделать некоего Азазелло. Мы делали их отчасти демонами. Есть версия, что в "12 стульях" Ильфа и Петрова прототипом Остапа Бендера послужил образ Аметистова. - Если говорить метафорично, то Зойкина квартира - это наша страна, а Аметистов - ее управляющий, руководитель… Вы это закладывали в спектакль? - Нет, но тут сработала, так сказать, булгаковщина. Когда мы работали над спектаклем, у нас параллельно появился руководитель страны «а ля» Аметистов- только менее удачливый. Пока он картежничал на своей территории, у него все было хорошо. - То что видит зритель на сцене можно считать если не диагнозом, то отражением украинского общества? - С одной стороны - отражение, с другой - мы пытались препарировать "русский мир". И вызвать ассоциативное нежелание возврата к нему, к советскому прошлому. И дать понять зрителю - ты с ним смирился, приспособился, пытаешься в нем выжить, знаешь что выход у тебя есть - сбежать, а нет, "дверь" захлопывается и ты остаешься навсегда там. Ты не умнее, это все ловушка. И наш финал - когда Зойка пытается удрать, но соскальзывает вниз по загаженным коврам опрокинутой квартиры - именно об этом. Такая красноречивая метафора. -То есть систему сломать нельзя? - Ее можно сломать, но лично я не знаю как это сделать. Могу только продемонстрировать ее опасность для человека. - И слова Булгакова о том, что "Нынешняя власть создала такие условия, при которых порядочному человеку существовать невозможно" и сегодня актуальны? - Это такая фраза, которая, боюсь, может существовать всегда. Она так красиво выписана, что хоть на камне выбивай. - Почему в спектакле Манюшка не соответствует возрасту молодой девушки, который прописал Булгаков? - Поскольку у нас есть на сцене кавказцы, то мы подумали – ну кого они должны вожделеть? В этом театре есть прекрасная фактурная актриса Лариса Трояновская, поэтому - она предмет их фантазий. Я доволен, как Лариса справилась с этой ролью, и это достаточно нетрадиционно для роли Манюшки. - Вы предлагали Малахову современную драматургию. Насколько скептически вы относитесь к ней? - Пытаюсь ко всему скептически относиться - как способ защиты, но две трети спектаклей, которые ставлю - по современной драматургии. Недавно делал в Одесском театре "Энеиду XXI" на основе современной пьесы про Украину. Этот спектакль априори невозможно было поставить, потому что это фактически киносценарий - 80 эпизодов, 40 человек. Решили, что троянцев играют киевляне, остальных персонажей - одесситы. Удалось убедить многих актеров, повезти их в Одессу. И спектакль идет в репертуаре. Я к любой искорке жизни в современной драматургии отношусь очень ответственно: берусь за нее и пытаюсь ставить. - Их много сейчас у нас? - Их немного, но они есть и достаточно талантливы. Тот же Павел Арье, который во многих театрах идет теперь. Есть прекрасная и любимая Наташа Ворожбит. Открытие "Дикого театра" - Виталий Ченский, честно говоряший про вещи, о которых люди боятся даже думать. Он делает это с юмором, что редкость для Украины. Ведь мы в жизни очень трагически относимся к себе и происходящему. Не умеем говорить на острые темы иронически, а Ченский может. Я заточен на поиск новых пьес, потому что "Дикий театр" выстроен на современной драматургии. И если пьеса не дотягивает, но поднимает какую-то важную проблему, мы за счет каких-либо выразительных средств пытаемся ее "вытащить" и продемонстрировать зрителю. - Что сейчас в фокусе наших драматургов? - Еще недавно, была популярна тема войны и все, что с ней связано. Об этом сложно писать так, чтобы уйти от пафоса и не впасть в иные тяжкие. Максимально адекватно это получается у Наташи Ворожбит. А сейчас многие пытаются писать о каких-то человеческих или социальных проблемах. - А современный украинский театр – это, по-вашему ,о чем? - Он начал просто появляться - это радует. Все живое, что появляется - на слуху. Сейчас это «Дикий», надеюсь, "Левый берег", "Золотые ворота", отчасти театр Франка и все пока. Бывают яркие вспышки во Львове, Одессе, Харькове. Но для Украины это крайне мало. - Такой театр появляется благодаря личностям, а должно быть, наверное, по- другому? - Должна быть культурная политика, которая бы этих личностей взращивала, а не обрекала бы на уничтожение. - То есть у нас нет культурной политики? - Практически нет - Это ответственность Минкультуры? - У нас советская система не поменялась, а только мимикрировала - создала иллюзию замещаемости власти. У нас несменяемость должностных лиц в области культуры, в частности, в гостеатрах. Слава Богу, появился Украинский культурный фонд (УКФ). И "Дикий театр" впервые за 3 года жизни получил грант от него - для меня это потрясение. Ведь государство в отношении не гостеатров никак себя не ведет, и не признает их существование. Что такое бытие "Дикого театра"? Извините, но это "харкать кровью" ради каждого спектакля. Если один спектакль у нас провалится, то финансирование на следующую постановку мы не соберем. - Но у нас же глава Минкульта из театральной среды - актер театра им.Франка. - У нас нет главы Минкульта, а просто есть свадебный генерал, который катается по фестивалям со своими спектаклями. Как таковое министерство культуры у нас не существует. -А есть ли смысл в его существовании, потому что есть мнение, что его давно пора реорганизовать? - Минкультуры необходимо, но не в такой форме как сейчас. Для меня его существование сейчас бессмысленно. - Вам комфортнее работать в независимом театре? - Иногда да. В "Диком театре" два критерия для работы - честность на сцене и продаваемость спектакля. Иногда это тяжело совмещать. В государственном театре тоже есть свои плюсы - отлажен механизм взаимодействия цехов, и, грубо говоря, тебе не надо таскать декорации, чем я занимался когда-то в "Диком" из-за ограниченных ресурсов. Поймите, я не отрицаю существование гостеатра, но он должен работать в каком-то другом формате. - Сейчас "Дикий театр" уверенно конкурирует с государственными театрами. В репертуарной политике, к примеру. - Я бы сказал, что он далеко впереди государственных театров. - Тогда куда в целом движется украинский театр? - После Революции Достоинства, когда прервалась бесконечная гастроль русской халтуры, у меня появилась наконец-то работа - я смог себя обеспечивать, работая в независимом театре. Ко мне начали обращаться наши антрепренеры, чтобы я сделал им качественный продукт. Сейчас обратный идет ход: открываю афиши и вижу гастроли Любови Успенской в Киеве и прочее. По сути, оно снова заходит к нам, и, попросту говоря, отнимет мою работу. Как дальше будет существовать негосударственный театр - я не знаю. Может часть зрителей переползет на любимое забытое, старое, но надеюсь этого не произойдет. В целом в театр приходит другое поколение: не потому что политика поменялась, а просто предыдущее поколение вымерло, и те кто остался, вынуждены пускать молодых. Соответственно сдвигается репертуарная политика, что дает надежду на положительные перемены в украинском театре. Если, конечно, те, кто приходит не позаимствуют привычки и наклонности своих предшественников, то будут перемены. - Вас часто называют мастером треша и эпатажа. - Это такой ужас...меня передергивает, когда это слышу. - Почему? - Это обидный штамп. Да, я пытаюсь работать с современной драматургией радикально. Да, я люблю жесткую форму, но я не делаю эпатаж ради эпатажа. Я взрываю изнутри материал, и пытаюсь обострять какие-то ситуации в спектакле, чтобы они цепляли внимание зрителя. Например, для меня было огромной радостью работать с пьесой Булгакова: идет твоя энергия и параллельно энергия автора, которая тебя приподнимает и несет. В такие моменты осознаешь, почему люди сосредотачивается на классике. - В ваших спектаклях часто на сцене звучит мат. А недавно в Раде зарегистрировали законопроект о дематюкации украинского языка. Что думаете по этому поводу. - Именно этот законопроект - трэш и эпатаж. В жизни стараюсь не употреблять мата, а на сцене это допустимо - для взрыва действия изнутри. Если ставлю историю из жизни сельской глубинки, то думаю, что жители там не стихами изъясняются. Это ограничение свободы, я категорически против этого, ведь нам, как минимум, придется платить штрафы. - За чем зритель ходит в театр? - За эмоциями, которые он не может получить в жизни. За драйвом и адреналином. Поэтому мы пытаемся это ему дать по полной программе. Но главное, чтобы зритель пытался задать себе в театре вопросы, о которых в жизни он стеснялся подумать или пытался избежать. Например, в "Диком" есть спектакль "Жінко, сядь" о домашнем семейном насилии. На него приходят для того, чтобы увидеть и понять - правильно ли я поступаю в жизни, смиряясь с ежедневным бытовым злом. Для меня в идеальном спектакле зритель должен выходить со знаком вопроса, озадаченным. Зритель должен выйти хоть немного другим - это идиллия, к которой нам надо стремиться. Беседовала Ирина Голиздра, «ОстроВ»
