14 ноября Настя написала: “Так прикольно слушать ваш вой над болотами что “нельзя работать, запретили путешествовать” человеку, который 5 лет лишен возможности легально работать и выезжать из страны. Ну потерпите, чо, вам хотя бы в суды ходить не надо, пока, по крайней мере”. В декабре 2015 года Анастасию Леонову задержали как предполагаемую подельницу Олега Мужчиля, “Лесника”, бывшего бойца “Правого сектора”, мастера боевых искусств и буддиста, которого убили при попытке захвата как, якобы, лидера террористической группировки. Тогда же арестовали других членов “банды”: ученика Мужчиля и его жену, в квартире у которых тот проживал, и еще двоих россиян из воевавших на востоке добровольцев. Помимо Леоновой, двое женщин и двое мужчин. Никого из них Леонова, по ее словам, не знала. Она была знакома с Мужчилем. На момент начала войны в Украине россиянка Анастасия Леонова только вернулась в Москву после работы инструктором по дайвингу на Кипре и в Тайланде. Она говорит, что Россия показалась ей в тот момент чужой страной, поэтому она решила перебраться на родину отца. В Украине Леонова стала работать парамедиком: сначала в “Правом секторе”, потом в Гражданском корпусе “Азов”. Следственная группа “вычислила” ее по телефонному разговору с “Лесником”: тот согласился помочь ей в продлении легального статуса пребывания в Украине. Никаких доказательств участия Насти в “террористической группе” нет. Скоро исполнится пять лет с тех пор, как двенадцать спецназовцев задержали ее у арендованной квартиры с “вещдоком” в виде бутылки вина: в Киеве Леонова работала сомелье. Об обстоятельствах ареста и пяти месяцах содержания в СИЗО Анастасия Леонова рассказывала “ОстроВу” в декабре 2017 года. В то время Киев готовился к крупному обмену пленными с самопровозглашенными республиками, а в медиа появилась информация о планах украинской стороны передать россиянам ряд арестованных или пребывающих под судом граждан РФ, включая Леонову. По большому счету, для украинских следственных органов это был путь выхода из бесперспективного дела с наименьшим позором, но, похоже, буря, которую вызвала информация о возможном обмене, перемешала все карты. Судебный процесс с тех пор фактически не проходил - этот факт, сам по себе представляет “дело Лесника” во все более абсурдном свете. Рассказывает Анастасия Леонова: Летом суд начал допрос свидетелей. Прокурор вызывает их по одному, тогда как в его реестре около двухсот человек, включая каких-то вьетнамцев и сотрудников секс-шопа, которые были однажды ночью на месте событий в Харькове. По версии обвинения, мы - террористическая группа. Правда, судят ту часть “группы”, которая не имеет отношения к событиям в Харькове. В Харькове человек метнул гранату в магазин Roshen, мотивируя это тем, что пенсионеры голодают, когда Порошенко наживается. Никто не пострадал. Метальщика выделили из нашей “группы” и судили в Харькове. Он уже на свободе, а мы… Одним из свидетелей оказался житель квартиры по соседству с той, которую штурмовали. Услышав стрельбу, он лег на пол и больше ничего не слышал и не видел. Все, что он смог сказать, это то, что он знает людей, у которых жил Мужчиль и что, возможно, его жена один раз видела Мужчиля. То есть, пятеро обвиняемых, пятеро адвокатов, пятеро присяжных, два судьи, секретарь собрались, чтобы послушать одного человека, который ничего не видел. Я хочу отдать должное судьям, они дают понять прокурору, что не поддерживают этот цирк. Потерпевшая в процессе - жена “альфовца”, убитого при штурме квартиры, в которой проживал Мужчиль. Помимо прочего, она требует от обвиняемой в содействии убийству миллион в качестве компенсации. Содействие состояло в том, что она то ли включила, то ли выключила свет во время штурма ее квартиры, где в то время находился шестилетний ребенок. Ей грозит пожизненное заключение - именно поэтому нас судит суд присяжных. Над нашим делом работала группа из 19 следователей. Прокурор у нас второй. Первый не прошел аттестацию. Хотя он гораздо умнее. Я не знаю, чего добивается прокурор. Может, он ждет, что его переведут на другую работу. Или что кто-нибудь из нас умрет - наконец, отмучается. Четыре с половиной года представители прокуратуры на заседания просто не ходили. Они сорвали больше 30 заседаний. Только полтора года назад мы смогли хотя бы вернуть наши паспорта. Мы жили без паспортов три с половиной года. За это время мы написали тонну обращений. В какой-то момент меня даже перестали пускать в офис омбудсмана. Помог нам, в конце концов, судья. Как мне жилось без паспорта? Отлично, просто отлично. Моим единственным документом была справка об освобождении из СИЗО. Я помню, как в 2016 году я пришла с ней в банк, чтобы обменять доллары, которые в то время обменивали только по документам: на каблуках, в платье, с маникюром. Надо было видеть глаза кассира, когда я вместо паспорта развернула перед ней эту справку. Вообще, надо видеть нашу “банду”. Я такая террористка, что мне даже штопор страшно брать в руки. Я не планирую, что буду делать, когда закончится процесс - я не могу так далеко заглядывать. В нашем деле 20 томов. Я считаю, что оно было политическим заказом. Такие дела не закрывают. Правовой статус Адвокат, участвовавший в процессах, подобных процессу над “группой Лесника”, в комментарии “ОстроВу” отметил, что, по его наблюдениям, среди фигурантов дел о терроризме распространенные категории - это бизнесмены и молодые женщины, часто - одинокие матери. То есть, те, от кого проще всего добиться либо денег, либо сделки со следствием и, соответственно, благоприятных для карьеры показателей. Между тем, едва успев получить свой паспорт, Леонова была вынуждена сама инициировать судебный процесс - против Миграционной службы Украины. Рассказывает адвокат Алексей Скорбач: Настя обращалась за статусом беженки. Ей выдали документ: “Обращение за защитой”. В законодательстве о беженцах написано, что эта справка выдается на все время процедуры получения убежища. Но есть еще правила, к которым отсылается миграционное законодательство, и они говорят, что справка должна продлеваться каждые три месяца. Эта справка указывает на то, что человек находится в стране легально. Мы не продлили срок ее действия вовремя и пришли продлевать его позже. А в Миграционной службе сказали, что мы обязаны заплатить штраф, так как уже несколько месяцев находимся в стране нелегально. Мы стали объяснять, что в отношении Насти возбуждено уголовное дело, и Миграционной службе это известно. В законе “О правовом статусе иностранцев” указано, что в такой ситуации Насте запрещено покидать территорию Украины до решения суда. А поскольку ей запрещено покидать Украину, она никак не может находиться здесь нелегально. Мы пытались объяснить Миграционной службе, что Анастасия Александровна не может выехать: она, может быть, хочет выехать, но она не может выехать, а, как законопослушная иностранка, ходит на все бредовые суды. Мы десять месяцев пытались это объяснить. В суде первой инстанции отменили все документы Миграционной службы, которые касались этого штрафа. Миграционная служба составила апелляцию на 11 страниц, но проиграла и апелляционный суд. Параллельные реальности В начале ноября в Украину вернулся доброволец Виталий Маркив, арестованный в Италии по абсурдным обвинениям в убийстве в Славянске в 2014 году итальянского фотографа Андреа Рокелли и его российского переводчика, правозащитника Андрея Миронова. Суд первой инстанции вынес Маркиву суровый приговор, но апелляционная инстанция оправдала парня. Сложно вообразить подобное в Украине: “террористов” здесь могут отпустить из зала суда, только если они уже отсидели положенный срок до вынесения приговора. При этом многочисленные уголовные дела, продвижения которых ждут и жертвы, и обвиняемые, пылятся где-то на полках или растягиваются на годы, как дело “группы Лесника”. Летом этого года полиция Донецкой области опубликовала обращение к свидетелям событий 13 марта 2014 года в Донецке, во время которых были избиты участники митинга за единство Украины и зарезан один из них, 23-летний Дмитрий Чернявский. Несколько человек, которые пострадали во время других событий “русской весны” и захвата востока Украины россиянами и пророссийскими сепаратистами, сказали “ОстроВу”, что, несмотря на их обращения в полицию, им ничего не известно о следственных действиях. Иными словами, украинские правоохранительные органы адаптировали сомнительные способы поиска террористов. Ничего не меняется в этой практике со сменой власти и объявлением реформ. И Настя Леонова продолжает сражаться с репрессивной правоохранительной системой страны, которую она защищала… Юлия Абибок, “ОстроВ”
