В 1941 году 35-летний Дмитрий Кротов ушел на фронт из далекого Забайкалья. Дома осталась жена Елизавета и четверо детей. С войны своего любимого мужа и папу они так и не дождались — пропал без вести в 1943 году во время боев за освобождение Донбасса. Елизавета Григорьевна после войны так и не вышла замуж, умерла в 1977 году в российском городе Иваново. Память о фронтовике, отце и дедушке Дмитрии Кузьмиче Кротове сберегали в семье 17 его потомков. Долгие годы они безрезультатно пытались разыскать хоть какие-то сведения о судьбе родного человека. И вот в 2013 году в их семьи с Донетчины, от поисковиков Ассоциации исследователей военно-исторического наследия «Плацдарм», пришла весточка, которую давно ждали... Корреспондент «ОстроВа» беседует с председателем Ассоциации «Плацдарм» Романом Щербиной и членом Государственной комиссии по делам увековечивания памяти жертв войны и политических репрессий Анатолием Дермайнером. Щербина: В 2012 году мы проводили полевые поисковые работы у села Степановка в Снежнянском районе. В воронке от немецкой авиабомбы нашли останки солдата. Среди остатков обмундирования нашли ЛОЗ – личный опознавательный знак. Записи с ЛОЗа передали для расшифровки в Ростове-на-Дону. После расшифровки удалось установить фамилию бойца - Дмитрий Кузьмич Кротов. Полтора года мы искали его родственников по всем странам бывшего СССР. Письма рассылали по всем поисковым организациям. В Москве проживает Лариса Карел - замечательная женщина, которая профессионально ведет поисковую работу, у нее налажены связи со всеми поисковиками. Так мы нашли и родных Дмитрия Кротова. А потом, после решения всех формальностей с документами, мы привезли останки солдата в Иваново... - Можно только представить, насколько это событие было и скорбным, и трогательным одновременно… Щербина: Словами не передать. Родственники Дмитрия Кротова встретили нас со слезами. Его дети, конечно, уже пожилые люди, но разве это изменило их отношение к святому для них человеку? Плакали… К слову, там был племянник Кротова, он постарше, помнил своего дядю, рассказывал о нем. А внучки говорили, что даже не могут сказать, что для их семьи это событие – и траур, и радость одновременно, потому что словно к ним вернулся их бесконечно родной человек… Похоронили солдата Кротова рядом с женой спустя 70 лет. Было торжественное перезахоронение на городском кладбище со всеми воинским почестями – с почетным караулом, государственным флагом, ружейными залпами. Людей пришло очень много... Спустя 70 лет. Погребение солдата Дмитрия Кротова. Фото с сайта www.dzerghinsk.org Дермайнер: Еще один похожий случай был в 2011 году. В Красном Лимане были найдены останки солдата и лейтенанта. Их данные тоже удалось установить. Мы нашли их родственников в России, в Саратове и Татарстане, которые приезжали на перезахоронение. Внучки и племянники погибших были очень тронуты церемонией. Расходы по их приезду Донецкая область взяла на себя. - Как давно существует Ассоциация "Плацдарм"? Щербина: Она образована ровно год назад, когда объединились около 70 участников поисковых организаций из более чем 10 городов Донецкой области. Это люди самых разных профессий — учителя, адвокаты, предприниматели, врачи, есть и пенсионеры. У нас полный комплект отличных специалистов — от эксгуматоров до архивариусов. «Плацдарм» вошел во Всеукраинскую общественную организацию «Союз Народная Память», в которую входят ведущие поисковые организации Украины. Поддержку деятельности «Плацдарма» оказывает народный депутат Валерий Омельченко и его общественная организация «Гражданская инициатива». Поисковики Донецкой области активно сотрудничают с поисковыми организациями других регионов Украины, а также России, Беларуси и Казахстана. В середине 2013 года в Шахтерском районе Донецкой области, неподалеку от Саур-Могилы, где проходил Миус-фронт, мы провели международную «Вахту памяти». По разным подсчетам, по всей длине Миус-фронта погибло около 800 тысяч человек. За время «Вахты памяти» мы подняли 60 останков бойцов, из которых четверых благодаря личным медальонам удалось идентифицировать. В настоящее время в Донецкой области на государственном учете находятся более 1300 братских могил и индивидуальных захоронений, памятников и мемориалов периода Великой Отечественной войны. Однако значительное количество военных захоронений до сих пор находятся в статусе безымянных, остаются необнаруженными и требуют уточнений по архивам относительно имен погибших. - За минувший год поисковиками обнаружены останки 579 бойцов, а идентифицированы только 37. Почему так мало? Дермайнер: Дело в том, что в 1941, 1942 и частично – в 1943 году похоронные команды фактически обезличивали погибших, когда при захоронении забирали обмундирование и документы – сначала ЛОЗы, а потом красноармейские книжки. Похоронные команды должны были составлять документацию – где кто захоронен. Но довольно часто этим командам приходилось действовать у линии фронта, поэтому не всегда они успевали все сделать, как положено. Были случаи, когда погибали или пропадали без вести сами похоронные команды вместе со всеми документами и картами захоронений. Так захоронения солдат оказывались обезличенными. В Украине с 2000 года разворачивалась государственная программа по увековечиванию памяти жертв войны и политических репрессий. Однако, на сегодня она работает лишь в 7-8 областях. До сих пор около двух миллионов граждан бывшего СССР числятся без вести пропавшими во время Второй мировой войны... Щербина: Очень часто захоронения наносились на карты без точной привязки к местности - «у березки», «у колодца». Через год-два это можно было найти, а как это найти через 70 лет? Вообще, как известно, сначала официально говорилось, что жертвами войны стали 20 миллионов граждан СССР, по последним данным уже называется цифра порядка 40 миллионов. И, судя по всему, эта цифра не окончательная, и вряд ли когда-нибудь станет окончательной. Как после войны осуществлялись подсчеты человеческих потерь? Это делалось с помощью так называемого «подворового обхода». Нет человека — записали. А погиб ли он на фронте или просто не вернулся в родное село, не известно. А многие села, поселки в войну были полностью уничтожены. Там даже спрашивать не у кого было... - Как строится работа «Плацдарма»? Дермайнер: Поисковую работу ведут общественные организации и предприятия, деятельность которых координирует областная Комиссия по увековечиванию памяти. От нее поисковики получают специальные акты, разрешения, без которых вести поисковую работу незаконно. Работа проходит системно. Сначала проходят архивные исследования. Потом выезжаем на место, где проводится «шурфовка», чтобы определить, где может находится захоронение погибших, это уже полевые поисковые работы. Поисковики "Плацдарма" - Расскажите о поисковой операции в районе села Спасско-Михайловка в Александровском районе. - Щербина: Это было в октябре 2013 года. Там фермер решил расчистить участок, начал выкорчевывать деревья. Вместе с корнями выкопал человеческую кость. Связался с нами. Наши специалисты выехали на место, попытались границу захоронения определить, но останки все находили и находили. Получилось захоронение 16 метров в длину, 2 метра в ширину, и до 2,5 метров в глубину, целый ров. Это были погибшие во время Барвенково-Лозовской операции (наступательная операция советской армии в январе 1942 года — ред.) бойцы 178-го кавалерийского полка 60-й кавалерийской дивизии. Похоронили их местные жители. Довольно хаотичное захоронение, как посбрасывали тела, так они и остались. В поселке мы нашли дедушку, который вспомнил, как все было. Среди останков 114 бойцов было найдено 28 ЛОЗов. Десять ЛОЗов восстановить невозможно, в капсулу попала вода и бумага с записью истлела. Но еще десять ЛОЗов расшифровали, уже даже нашли некоторых родственников. Основной призыв в эту дивизию шел из бывшей Сталинградской, ныне Волгоградской области. Определили солдата и из Харьковской области, уже сообщили родственникам, будем передавать для перезахоронения, если родные решат. Роман Щербина передает музею найденные поисковиками военные реликвии - Как расшифровывают записи в солдатских медальонах? Щербина: Мы отдаем их в судебно-медицинскую экспертизу в Киев или Севастополь. - Это стоит денег? Щербина: Нет, расшифровку солдатских медальонов делают бесплатно. Возвращение солдата... - Когда вы находите останки солдата, как вы определяете, чей он? Щербина: Самое первое - это, конечно, обмундирование, обувь... Дермайнер: У советских солдат были ЛОЗЫ, у немцев - дюралевые жетоны с номером. В случае гибели солдата жетон разламывали на две половинки - один забирала похоронная команда, второй оставляли на теле убитого... Если находим череп с зубами, в которых есть пломбы, коронки, мосты - это точно немец, потому что в Германии уже тогда была прекрасная стоматология. - Останки отправляете на мемориальные кладбища? Дермайнер: Донецкая область — пока единственная в Украине, которая приняла решение и создала мемориальное захоронение останков неопознанных жертв войны. Этот мемориал создан в Красном Лимане. Сейчас там лежит уже 1700 останков. Конечно, одного мемориального кладбища в Красном Лимане для всей Донецкой области недостаточно. Останков предстоит найти еще очень много, расходы большие, и этот вопрос нужно решать. Слава богу, депутаты облсовета этот вопрос поддерживают двумя руками. Надеемся, что к 70-летию освобождения Украины от немецко-фашистских захватчиков, а может, и раньше, второе мемориальное кладбище в области будет создано. - А куда передаете найденные предметы? Щербина: Если это незначительные находки — гильзы и подобное, отдаем в городские и школьные музеи, а если что-то посерьезнее - в филиал нашего Донецкого краеведческого музей, расположенного в Мемориальном комплексе «Твоим освободителям, Донбасс». В октябре, например, передали найденную во время «Вахты памяти» рацию, она довольно редко попадается. Всего за год мы передали в восемь музейных учреждений Донецкой области 685 предметов, найденных во время проведения поисковых работ. Кроме того, часть собранного в ходе поисковых работ «боевого» металла – гильзы, остатки обшивки самолетов, куски обгоревшей танковой брони, гильзы от сигнальных патронов, осколки – все это мы передавали для литья монумента «Колокол Памяти», который торжественно откроют на границе Украины России и Беларуси к 70-й годовщины Победы. Поисковики в работе - Места боев по-прежнему опасны? Дермайнер: Конечно. Там до сих пор сохранилась масса боеприпасов. В Славянске местная поисковая организация «Патриот» в 2013 году сдала в подразделение ГСЧС около полутора тысяч боеприпасов — гранат, мин, снарядов. И это только то, что нашли при так называемом «санитарном подборе». - Известно, что так называемые «черные копатели» не гнушаются разорением военных захоронений. Они вам сильно мешают? Щербина: Сильно. Причем, во всех районах. Правда, среди них попадаются и люди, правда, очень редко. Расскажу конкретный случай. Позвонили мне из сельсоветов одного из районов Донецкой области. Сообщили, что «копатели» нашли останки бойца. Захоронение они не тронули, но указали место. Ну, хотя бы так. Поэтому хотелось бы попросить «копателей» не трогать останки солдат, уважать память павших, насколько это возможно для их совести. Мы ведь не только ЛОЗы находим. Мы находим подписанные котелки, ложки, каски, какую-то другую солдатскую мелочь, даже кусок телефонного провода, которая помогает установить личность бойца. У нас был подобный случай, когда мы узнали, что к подразделению был приписан радист с такой-то фамилией, и он был единственным, и с большой долей вероятности, не имея других данных, установить, что это именно его останки… Но если мы каждую песчинку через свои руки пропускаем, «черные копатели» этого никогда не делают. Они забирают только самое ценное, а все остальное просто разбрасывают. А ведь ЛОЗ может оказаться только в специальной капсуле, но и в ружейной гильзе, находили записки даже в подошве сапога… - От кого зависит борьба с «черными копателями»? Дермайнер: К сожалению, наше законодательство таково, что «черным копателям», кроме административного штрафа за разорение мест погребения солдат, никакое другое наказание не грозит. В России уже действует жесткий закон, по которому за раскопки на местах боев грозит уголовная ответственность. А у нас в Верховной Раде до сих пор лежит закон об ужесточении наказания за несанкционированные раскопки на местах боев... Щербина: «Черные копатели» всегда осторожны, дозоры выставляют: появилась машина, и они тут же разбежались. Но даже если их поймают, заплатят 51 гривну штрафа и все. Смешно. Это при том, что нужно еще доказать, что они что-то там копали, а не просто грибы собирали. Дермайнер: «Черных копателей» мы делим на две категории. Первая - просто местные жители, которые знают, где в годы войны шли бои, и там они ищут прежде всего металл. От таких вреда, конечно, поменьше, потому что они если находят кости, хоть сообщают нам. А вот вторая категория «копателей» - намного опаснее. У них есть карты мест боев, они туда едут целенаправленно и, конечно, не за металлоломом, а за оружием, значками, за всем, что на «черном рынке» можно продать за хорошие деньги. - Вы занимаетесь поисковой деятельностью на общественных началах. Но судя по масштабам и важности этого дела, это уже профессия... Щербина: Да, как таковой профессии поисковика не существует, но она нужна. Но чтобы занятие поисковиков стало официальной профессией, ее, конечно, нужно узаконить. Дермайнер: Дело в том, что в Украине до сих пор нет действующего закона о поисковой деятельности. А такой закон, назовем его условно законом «О сохранении памяти», нам очень нужен. Более того, он уже разработан и проходит экспертизу в Верховной Раде. Дай Бог, в этом году у депутатов дойдут до него руки. Например, в Польше закон «О памяти» действует с 1933 года. Во второй главе этого закона указано, что все погибшие солдаты солдаты, независимо от национальной принадлежности и религии, требуют уважения и почетного перезахоронения. Подобные хорошие законы действуют и в России, в Голландии, во Франции, других странах. Такой закон очень важен для всего общества — и для молодежи, и для ветеранов. Если мы чего-то не будем помнить, будущее нас накажет. В украинской земле лежат не только советские солдаты, но и солдаты других армий - немцы, итальянцы, румыны, венгры. Акцентирую, что Германия, в отличие от Украины, выделяет деньги на поиск останков солдат, их перезахоронение. В Харкове действует кладбище, на котором за счет Германии захоронено 46 тысяч боевых останков. Вообще, вопрос захоронений сложный. В центре Донецка, у Свято-преображенского собора до сих пор находится огромное захоронение - около 500 советских и около 3 тысяч немецких солдат. Когда собор строили, часть останков вывезли, а часть сложили в бункер на терриории и установили крест. Перезахоронить эти останки сложно, потому что практически невозможно идентифицировать, где чьи. Так они и лежат под крестом. А по Донецку сколько захоронений осталось... Здесь ведь в годы войны госпитали были — и наши, и немецкие. Лежат солдаты вперемешку. Поэтому мы их называем жертвами войны и это правильно. Здесь нужно также отметить, что миллионы советских солдат, военнопленных и гражданских лиц погибли за пределами СССР, в Европе. Поэтому часть нашей работы по установлению личностей погибших делается и за рубежом. В этом плане мы работаем в сотрудничестве с Немецким рабочим союзом – официальной организацией, которая уполномочена правительством Германии заниматься увековечиванием памяти погибших во Второй мировой войне. Те, кто был в Германии, наверняка видел, в каком там идеальном состоянии находятся захоронения советских солдат и военнопленных. Тамошнее уважение к погибшим нам не мешало бы перенять. Есть хорошая поговорка, которую я всегда вспоминаю: «Мертвый солдат врагом не является». Щербина: В конце прошлого года мы получили письмо из Волгограда. Вот что в нем написано: «Здравствуйте, добрые люди! Меня зовут Гордиенко Михаил Юрьевич. Сегодня мне позвонили из Совета ветеранов и сказали, что найден родной брат моей бабушки, Гордиенко Марии Ильиничны, Гордиенко Иван Ильич, который считался без вести пропавшим. Информация эта всколыхнула эмоции, словами не передать. Уже нет сестёр его, нет племянников, а весть о нём только дошла... Огромная благодарность Вам за Ваш труд! И, конечно же, просьба: расскажите, пожалуйста, всё, что знаете, и когда и как будет проходить перезахоронение... ». Такие письма — высшая оценка нашей работы. Ярослав Колгушев, «ОстроВ» Присоединяйтесь к "ОстроВу" в Facebook, ВКонтакте, Twitter, чтобы быть в курсе последних новостей.
