Похищение детей из оккупированной Луганщины: преступление россиян, которое практически невозможно задокументировать

В чем состоят сложности отслеживания и документирования фактов похищения детей именно из Луганской области? И в конце концов их возвращение.

«Это больше, чем сложности – это вообще практически невозможно. По крайней мере, официально», – так отвечает на вопрос «ОстроВа» бывшая журналистка из Луганщины Мария Х., которая, выехав после полномасштабного российского вторжения, документирует преступления рашистов в одной из международных организаций.

Журналисты-расследователи KibOrg идентифицировали коллаборантов из Луганской области, причастных к вывозу украинских детей, нашли списки находящихся в оккупации детей, зафиксировали факты передачи личных дел детей россиянам, исследовали процесс насильственной паспортизации и попали на закрытую видеоконференцию оккупантов.

KibOrg опубликовал списки коллаборантов и предателей почти по каждой громаде области – от «топ-чиновников» вроде председателей так называемых районных администраций до рядовых преподавателей сельских школ.

«А иногда это даже школьные повара», – отмечает журналист из Луганщины, редактор издания «Трибун» Алексей Артюх, который с помощью своих источников также фиксирует похищение и милитаризацию детей из Луганской области, другие преступления рашистов.

Разрушена, заминирована и оккупирована практически полностью – такова специфика Луганской области

Если говорить об отслеживании и документировании фактов похищения детей именно из Луганщины (а тем более последующего их возвращения), то работа усложняется спецификой именно этой области. Ведь она сейчас практически полностью оккупирована (за исключением нескольких сел Сватовского района, где проживает меньше сотни гражданских и ведутся активные боевые действия), разрушена, а по той части периметра, что совпадает с зоной боевых действий, еще и полностью заминирована.

«Документировать эти преступления невозможно из-за отсутствия доступа к нашим территориям, – говорит цитируемая в начале статьи Мария Х. – Но мы отслеживаем информацию о насильственном вывозе детей, фиксируем ее».

Информацию отслеживают через открытые источники, в том числе медиа оккупантов

Анастасия Донец, юрист Международного партнерства за права человека, говорит, что не может предоставить «ОстроВу» информацию о похищении детей именно из Луганской области – хотя другую предоставить готова.

«О количестве задокументированных соответствующих преступлений или приведении конкретных примеров таких случаев – к сожалению, не могу предоставить вам какую-то полезную информацию именно по Луганщине, потому что мы пока документировали только Харьковщину и Херсонщину», – отмечает Анастасия.

Однако при абсолютном отсутствии доступа к территории и куче преград в Украине есть те, кто пытается отслеживать соответствующую информацию и реагировать на нее, прилагать усилия, чтобы вернуть похищенных украинских детей. Это и государственные органы – от Уполномоченного по правам человека ВР до сельских администраций, и международные организации, и журналисты (в частности, выходцы из области), и просто неравнодушные граждане. Не говоря уже о родителях и родственниках похищенных детей.

«Какой-то один канал отслеживания похищения людей вообще и детей, в частности, у нас отсутствует как таковой, – отмечает по этому поводу глава Старобельской районной военной администрации Владимир Череватый. – Мы следим за соцсетями, центрами оккупантов, пользуемся собственными источниками информации. И, наконец, все передаем в компетентные органы».

Кстати, Владимир пообещал прокомментировать «ОстроВу» – в пределах своих полномочий – задержание жителя села Верхняя Покровка Старобельского района Андрея Черного, на момент задержания несовершеннолетнего. Но для этого нужно время, чтобы собрать нужную информацию.

А сейчас отметим (и здесь совпадают слова журналистов, чиновников и родителей похищенных детей): существенной проблемой является то, по какому каналу ты не исследовал бы информацию, процесс розыска и возвращения ребенка встречает полосу препятствий в виде законодательства. И это не претензия к кому-то – это просто данность.

Так, журналист Алексей Артюх, плотно занимающийся этой проблемой, цитирует классическое разъяснение прокуратуры или других компетентных органов (без всякой претензии к этим органам):

«Лица, причастные к депортации/принудительному перемещению детей и свидетели указанных событий находятся на ВОТ (временно оккупированных территориях. – «ОстроВ») и используют средства конспирации, что значительно усложняет (иногда делает невозможным) проведение следственных (розыскных) действий в отношении последних. В некоторых случаях факт перемещения детей на ВОТ или на территорию государства-агрессора осуществляется по добровольному согласию родителей или под видом такого согласия, иногда исключающего состав уголовного правонарушения по ч. 1 ст. 438 УК Украины. Документы в отношении детей (акты гражданского состояния, копии паспортов, документы с места обучения и т.п.) остались на ВОТ, что затрудняет досудебное расследование».

Тем временем Алексей продолжает собирать подобную информацию, находясь в свободной части Украины.

«У меня есть контакты на оккупированных территориях, передающие необходимую информацию. Иногда нам удается получить разные внутренние документы из оккупационных администраций. Например, списки детей, которых собираются вывезти из Украины, а также списки ответственных за это лиц. Эти данные передаются компетентным органам. Также для поиска информации мы продолжаем работать с открытыми источниками», – отмечает Артюх.

При всей сложности такой работы она дает результаты. О таких примерах рассказывает общественная активистка из Луганщины Елена Нижельская, документирующая преступления россиян в Украине в рамках программы «Расплата. Украина говорит». В настоящее время это документирование является одним из направлений работы ОО «Кризисный медиацентр «Северский Донец», руководимой Еленой Нижельской и релоцированной из Северодонецка в безопасный регион Украины.

«Информация о том, что происходит на оккупированной территории Луганской области, полностью закрыта, – подтверждает Елена то, что говорят другие источники «ОстроВа». – Мы ищем ее, как и все, в открытых источниках и через собственные контакты. Могу сказать, что у меня в работе есть кейсы, которые касаются похищения детей из Луганщины. Однако я не могу озвучивать, о ком именно идет речь. Не могу даже называть населенные пункты, из которых были похищены эти дети – чтобы не навредить им».

По словам Нижельской, документировать похищение детей из Луганской области возможно только в том случае, если этих детей уже вернули в Украину.

«То есть, подытоживая, могу сказать, что в нашей работе есть два основных препятствия, которые ее усложняют, – сообщает Елена Нижельская. – Первое – это отсутствие информации, и второе – детям, которых уже удалось вернуть, и их родителям или опекунам нужно немалое время, чтобы оправиться. Они далеко не сразу готовы говорить».

Сравнивая ситуацию с 2014 годом, Елена подчеркивает, что реалии с тех пор очень изменились. Тогда россияне еще «не вписали» в свое законодательство похищение детей, не поставили его на поток, и этому удавалось противостоять как минимум ситуативно.

«К примеру, в 2014 году произошла резонансная история, когда директор интерната из оккупированной части Луганской области на российской границе просто физически не дала вывезти детей и отвезла их в регион подконтрольный правительству Украины, – говорит Нижельская. – Сейчас это невозможно».

Рашистов легко предугадать: украинских детей воруют по «накатанным» схемам

…Рашисты планируют воевать с Украиной и всем миром еще годами и десятилетиями (по крайней мере, складывается такое впечатление), поэтому расценивают человеческий ресурс как самый важный и продолжают воровать детей и подростков (особенно мужского пола) буквально «на потоке», организованно и целенаправленно.

Это делается несколькими наработанными способами. Какими именно?

Анастасия Донец как юрист указывает два основных: «Первый – это вывоз детей в детские лагеря "на отдых" из оккупированных регионов. После деоккупации россия отказывается возвращать таких детей из-за "рисков безопасности", и родители вынуждены сами ехать за детьми в россию/на оккупированные россией территории (в основном, в случае с Луганщиной это Крым), чтобы вернуть детей. Второй – это вывоз детей группами из государственных учреждений для детей (детские дома, интернаты) и помещение их в государственные детские учреждения в россии и на оккупированных территориях».

Алексей Артюх почти полностью согласен с этим.

«Основные схемы похищения наших детей – это отдых или оздоровление, – отмечает он. – Чаще всего детей вывозят в разные лагеря в РФ. Как известно, в каждый оккупированный город Луганщины россияне назначили «регион-шеф». В Рубежном и Лисичанске это Татарстан, в Северодонецке – Пермский край, в Хрустальном (оккупированном с 2014 года бывшем Антраците – «ОстроВ») – Башкортостан и так далее. Соответственно, детей отправляют в учреждения, находящиеся на территории этих пока субъектов РФ».

Все источники "ОстроВа" сходятся на том, что системно противостоять этой страшной российской машине на данном этапе крайне сложно – если вообще возможно. Реально только тщательно отслеживать некоторые источники информации и пытаться вернуть детей в отдельных случаях.

Тем временем родители, которые находятся с детьми в оккупации, если им удается пообщаться с журналистами, признаются, что просто прячут своих детей, стараются не отпускать их от себя.

Так, супруги из Старобельска, которым в сентябре удалось выехать из оккупации через РФ в Европу, признаются «ОстроВу»: «Мы просто жили не по прописке и в прямом смысле, физически, прятали детей в доме, почти не выпускали их».

Они поступали так, несмотря на то, что у «благополучных» семей россияне детей все же открыто не отбирают.

«Дочку-второклассницу мы прятали из-за того, что не отдавали ее в оккупантскую школу и боялись, что нас заставят это сделать, – говорит мать детей. – А почему прятали 16-летнего сына – ну, это же очевидно».

История одной профессиональной воровки детей

Список коллаборантов, имеющих отношение к похищению детей в Луганской области, опубликованный ресурсом KibOrg, свидетельствует, что это представители очень разных профессий, которые вносят свою «лепту» в преступление каждый на своем уровне.

Страшно то, что есть настоящие профессионалы, которые нарабатывали свой профессионализм при украинской власти, хорошо знают свои регионы, знают детей уязвимых категорий и т.д.

Одной из таких профессионалок является Татьяна Ивлева.

За время работы в Службе по делам детей Ивлева успела стать профессионалкой и изучить регион

Татьяна Ивлева во время работы до оккупации в одном из сел Рубежанского общества

До полномасштабного российского вторжения Татьяна Николаевна, будучи жительницей Сватовского района, работала заведующей сектором по опеке и попечительству над детьми Службы по делам детей Рубежанского городского совета. Работала качественно, хорошо знала все уязвимые семьи с детьми в регионе, знала их самые слабые места, на которые можно давить, чтобы забрать детей.

Ее бывшая начальница Елена Ничупиенко (она сейчас возглавляет релоцированную из Рубежного Службу по делам детей) узнала о том, что Ивлева имеет отношение к похищению 14-ти детей из Луганщины, от журналистки «ОстроВа» при подготовке этого материала, и это стало для нее дополнительной личной болью.

«Для меня это очень болезненная тема. Я знала, что Татьяна коллаборантка, но не знала, что она имеет отношение к вывозу такого количества детей», – говорит Елена.

Она признается, что лично сделала все, чтобы помочь той выехать на территорию, подконтрольную Украине, и дальше работать на благо украинских детей.

«Я буквально тащила ее сюда, была готова помочь всем, чем только можно. Но она осталась там», – говорит Ничупиенко и подчеркивает: ладно бы просто осталась, но женщина начала профессионально работать на оккупантов.

Иногда коллеги, обсуждая мотивы Татьяны Ивлевой, говорят о личном, о том, что у нее «там» любимый с определенными политическими взглядами… Однако Елена Ничупиенко здесь категорична: никаких оправданий такой работы на оккупантов она не принимает.

Оккупанты положительно характеризуют профессионализм Ивлевой

Среди тех, с кем руководителю Службы по делам детей Рубежанского горсовета приходилось работать до полномасштабного российского вторжения, есть и другие люди, вспоминать о которых ей так же больно. Например, многодетный отец-воспитатель детского дома семейного типа Александр Кузнецов: с него брали пример в свое время не только в Луганской области, но и далеко за ее пределами. Александр не просто оставил на оккупированной, разрушенной и заминированной территории детей, за которых взял на себя ответственность перед государством, а еще начал работать на оккупантов в одной из «соцслужб», которая тоже имеет отношение к «работе с детьми».

Говоря об этом, Елена Ничупиенко признает, как и другие: пока мы можем только отслеживать и фиксировать информацию. И искренне просит сообщать ей обо всем, что известно о детях из Рубежанской громады.