Палачи в белых халатах?

За убийство… три года

 В украинском законодательстве нет терминов «врачебная ошибка» или «врачебная халатность». Есть - «ненадлежащее исполнение профессиональных обязанностей», за которое Уголовный Кодекс предусматривает куда менее строгое наказание, чем за некоторые другие проступки, которые влекут ущерб для чьих-то жизни или здоровья.

 Ст. 140 УК Украины - «Ненадлежащее исполнение профессиональных обязанностей медицинским или фармацевтическим работником», - гласит: «1. Неисполнение или ненадлежащее исполнение медицинским либо фармацевтическим работником своих профессиональных обязанностей вследствие небрежного или недобросовестного к ним отношения, если это повлекло тяжкие последствия для больного, —наказывается лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до пяти лет или исправительными работами на срок до двух лет, или ограничением свободы на срок до двух лет, или лишением свободы на тот же срок.

2. То же деяние, если оно повлекло тяжкие последствия для несовершеннолетнего, — наказывается ограничением свободы на срок до пяти лет или лишением свободы на срок до трех лет, с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет».

 Конечно, это – парадокс, нонсенс, но выходит, что гуманизм, изначально заложенный в основу профессии медработника, особые требования к его квалификации и личностным качествам, сочетаются с почти отсутствующей ответственностью. Врач может, извините, угробить человека и быть за это наказанным чисто символически, если соотносить с тяжестью проступка.

 Но даже столь мягкая статья Уголовного Кодекса в Луганской области за годы независимости Украины не была применена ни разу.

 Не было оснований? Формально – да. А на самом деле ситуация такова, что формирование, говоря правоведческим языком, доказательной базы, необходимой для привлечения медработника даже к ответственности – дело, почти «неподъемное» для простого смертного. Подтверждения тому – инциденты, произошедшие в Луганской области.

Вальпургиева ночь в Краснодоне 

Расследование гибели 16-летней Аллы Мартиди – пожалуй, единственное в Луганской области «медицинское» дело, практически готовое к передаче в суд.

Алла Мартиди, 16-летняя жительница Молодогвардейска, умерла в 2006 г. в отделении реанимации Луганской областной клинической больницы, куда ее привезли из отделения патологии беременных Краснодонского роддома. Поступила она в это отделение 19 апреля 2006 г. по направлению врача «скорой помощи» с острым пиелонифритом. Не стало девушки 9 мая. В промежутке между этими днями, по мнению медиков, - несоблюдение режима пребывания в стационаре, несерьезное отношение к лечению, что и привело к плачевному итогу.

А, по мнению отца Аллы, Федора Ивановича, эти дни – свидетельство наплевательского отношения некоторых сотрудников названного медучреждения к своим обязанностям, что и привело к гибели его дочери и не родившегося внука.

Это его заслуга, что дело было возбуждено, не стало «висяком», а почти дошло до суда.

- Я прекрасно понимаю, что не верну этим Аллу, - объясняет он свое упорство. – Но хочется, чтоб хоть когда-нибудь у нас восторжествовала справедливость и прекратился этот беспредел. Ответственность медиков за грубые просчеты не может быть формальной. Люди должны хоть раз увидеть, что виновных привлекли к ответственности, понять, что это – реально. Полагаю, такой прецедент сделает и медиков более ответственными. Значит, кому-то это сохранит здоровье, а, может быть, и жизнь спасет.

Поначалу прокуратура Краснодона отказала Федору Мартиди в возбуждении уголовного дела. Подписавший постановление старший следователь прокуратуры В. В. Крысин взял за основу объяснения лечащего врача, участкового акушера-гинеколога и акт служебного расследования. То есть, практически безоговорочно поверил местным медикам. Дело возбудили только спустя семь месяцев в прокуратуре Луганской области. После обращения Федора Ивановича в Генеральную прокуратуру Украины.

Потом пришлось долго, более двух лет, добиваться проведения различных независимых экспертиз. Правда, понятие «независимая» в данном случае, мягко говоря, относительное. Медицина в нынешней Украине – это все еще – «скованные одной цепью». Дают оценку результатам лечения, проводят экспертизы представители той же системы, в которой пострадавший или его родственники лечились. И неважно, государственным было медучреждение или частным. У нас оба эти сегмента медицины настолько сращены, что нередко невозможно определить, где заканчивается одно и начинается другое.

Впрочем, вернемся к истории с Аллой Мартиди. Процитируем документ из уголовного дела. Это – выдержки из заключения экспертизы института акушерства и гинекологии АМН Украины.

«…В ранние сроки беременности больной была выявлена анемия, однако, судя по обменной карте (индивидуальная карта беременной предоставлена не была), анализы крови в динамике не контролировались лечащим врачом и, по-видимому, адекватное лечение не проводилось, о чем свидетельствует содержание гемоглобина в крови 70 г/л при поступлении в стационар в сроке 22 недели».

«…наиболее вероятно, что лечение не было начато с внутривенного введения , как это рекомендуется при остром пиелонифрите. Кроме того, этот препарат, относящийся к цефалоспоринам первой генерации, по современным представлениям, не является препаратом выбора ни во время ни вне беременности».

«…Фактически пропущенными оказались нарушения уродинамики (препятствие оттоку мочи из правой или обеих почек). Отсутствие своевременной консультации уролога и непринятие мер по обеспечению нормального оттока мочи, вероятно, сыграли решающую роль в малой эффективности проводившегося лечения».

«…Согласно записям в истории болезни при повторной госпитализации дозировки и режим антибактериальной терапии были неадекватными…».

«…Интенсивная терапия начата явно с опозданием, только после развития бактериального шока 06. 05. 2006 в 02 часа».

«…Очевидно, состояние больной было нетранспортабельным, тем не менее, больную транспортировали в Луганскую областную клиническую больницу».

«Экспертной комиссией МОЗ Украины смерть несовершеннолетней Мартиди А. Ф. признана предотвратимой при условии недопущения вышеуказанных недостатков».

Как вы думаете, что по этому поводу сказал начальник Краснодонского городского управления здравоохранения Андрей Ромашко?

Общаясь с журналистами, он начал говорить о каких-то 1800 заболеваниях, при которых повышается температура; затем перешел к тому, что в том случае диагноз вообще нельзя было установить при жизни пациентки. А потом и вовсе заявил: «Май месяц – это не просто так… Есть определенные геофизические, солнечные, всякие вот эти вот воздействия…»

Говоря о «воздействиях», уважаемый медик проиллюстрировал сказанное, изображая жестом выход луча из «третьего глаза». Упоминал в беседе в числе факторов, неблагоприятно влияющих на состояние здоровья людей, и… Вальпургиеву ночь.

Когда в разговоре зашла речь об инциденте, произошедшем спустя примерно год после смерти Аллы Мартиди (умерла еще одна пациентка роддома – 19-летняя Ксения Астащенко), Андрей Ромашко назвал это… срабатыванием какого-то закона парности:

«Где один, там – и второй. Говорят же: пришла беда – отворяй ворота»…

Чем дальше, тем… 

За время расследования уголовное дело Мартиди «обросло» весьма интересными подробностями и обстоятельствами. Вот – лишь некоторые детали.

Спустя некоторое время Федор Мартиди, просматривая полученные в роддоме документы, связанные с пребыванием там его дочери, увидел среди бумаг два рапорта дежурной медсестры.

«В обоих шла речь о нарушении Аллой режима пребывания в стационаре, якобы имевших место ее самовольных отлучках. Я обратил внимание на то, что оба документа имеют разные даты составления, но при этом написаны одним и тем же человеком, который пользовался одной и той же ручкой. Меня это удивило: я на своей работе пишу не особенно много, но ручки все равно меняются довольно часто, а в больнице на сестринском посту, через который ежедневно проходит довольно большое количество людей (и врачи туда подходят, и пациенты), где делается масса различных записей, вдруг на протяжении нескольких дней сохраняются одни и те же письменные принадлежности. Конечно, понимаю, что в жизни возможно все. Тем не менее, усомнился, закралось подозрение, что рапорты эти написаны, как говорится, задним числом, чтоб при возможном разбирательстве предъявить их как подтверждение несоблюдения пациенткой режима пребывания в стационаре и сделать ее же виновной в собственной смерти. Сначала я подумал, что написать их велели медсестре, когда стало ясно, что я не позволю, чтоб все обошлось стандартной процедурой, типичными «отмазками», а потом просто забыли об этом», - рассказал Мартиди.

Когда Федору Ивановичу все же удалось добиться возбуждения уголовного дела, он во время одной из бесед со следователем Краснодонской прокуратуры, которому поручено расследование, случайно заметил в материалах дела письменное пояснение медсестры, подписавшей рапорты о самовольных отлучках больной.

«Меня как будто током ударило. Я увидел документ, написанный совсем другим почерком! Потребовал от следователя разобраться в этом обстоятельстве».

И тут события начали развиваться, как в плохом детективе. Оказалось, что медсестра, чья подпись значилась в документах, находится в отпуске по уходу за ребенком.

«Я попросил следователя, чтоб мы посетили ее дома вдвоем, - рассказывает Федор Иванович. – Он согласился при условии, что я не буду разглашать, что являюсь в этом деле потерпевшим, и не буду вмешиваться. Отправились мы к этой девушке. Следователь взял для экспертизы образцы ее почерка: попросил написать под диктовку небольшой текст. Но для объективного анализа нужны еще и так называемые спокойные образцы, то есть какие-либо бумаги, написанные дома, на работе или в любой другой привычной обстановке. Девушка сказала, что у нее сохранились конспекты, написанные во время учебы. Пошла за ними в соседнюю комнату. Поиски продолжались примерно полчаса при том, что дом, в котором жила эта семья, нельзя назвать большим. Затем девушка объявила, что у нее нет ни одной собственноручно написанной бумажки. Вы можете представить себе человека, у которого в доме нет ни одного документа, к которому он приложил руку, или хотя бы бытовой записки?! Нонсенс! Тем не менее, следователь не на шутку растерялся и давал мне понять, что дело зашло в тупик. И тут я (не работник правоохранительных органов, а неразбирающийся в тонкостях их деятельности обыватель) вспоминаю, что по месту работы этой медсестры не может не быть ни одной написанной ею бумаги! Хотя бы заявление об уходе в декретный отпуск наверняка есть! Следователь ухватился за эту идею, обещает востребовать бумаги по месту работы. Но вскоре я узнаю, что это самое заявление находится в медучреждении в сейфе у юриста, а она – «больна». Потому истребовать заявление можно будет только после ее выхода на работу. И следователь спокойно соглашается с этим. А потом мне в голову приходит мысль: если не прошел номер с отсутствием дома у медсестры образцов ее почерка, не захотят ли люди, не заинтересованные в выяснении истины, за время болезни юриста просто подменить некоторые бумаги? Ведь руководство роддома в курсе, кто приходил к их сотруднику. Говорю об этом следователю. Он соглашается, что подобное вполне может произойти. Все-таки находят юриста, которая оказалась не настолько больной, чтоб не смочь ненадолго прийти на работу и открыть сейф».

Экспертизу, наконец, провели, и выводы сотрудников научно-исследовательского экспертно-криминалистического центра подтвердили догадки Федора Ивановича. Обе докладные были написаны не медсестрой, а каким-то другим лицом.

«Вывод могу сделать однозначный, - говорит Ф. И. Мартиди. – Медики, уверенные в безнаказанности, в том, что сойдет с рук абсолютно все, настолько обнаглели, что даже не удосужились попросить медсестру написать те самые докладные. Их просто «накатал», как говорится, кто-то «левый». Кстати, медсестра при мне рассказывала следователю, какие плохие родители Аллы: не покупали лекарства, не приносили продукты. Говорила, что сама покупала моей дочери пирожки, чтоб та не голодала. Это чудовищная ложь! Поскольку я присутствовал там, пообещав следователю не вмешиваться, конечно, молчал. А хотелось спросить, не порекомендовал ли кто-то этой девушке, что говорить, если спросят о пребывании Аллы в больнице. Я – человек небогатый, но дочь без средств на лечение и пропитание никогда бы не оставил!».

Теперь он хочет добиться от правоохранительных органов, чтоб те выяснили, кем и с какой целью были написаны «липовые» рапорта. Впрочем, о цели нетрудно догадаться. Ведь оказались подложными не ничего не значащие бумажки, а документы, на основании которых можно было бы сделать вывод, что больная оказалась сама виновной в своей смерти.

Еще один «сюрприз» ждал в патологоанатомическом отделении областной больницы. Во время беседы со следователем, которая опять-таки проходила в присутствии Федора Ивановича, патологоанатом, проводивший вскрытие, на вопрос о том, какие обстоятельства, по его мнению, могли повлиять на роковой финал, начал говорить, что девушка нарушала режим стационара, не выполняла предписания врачей. Интересно, часто ли патологоанатомы столь хорошо осведомлены, как лечились люди, умершие от тех или иных заболеваний? Или только тогда, когда с ними проводят определенные беседы? А зачем нужны такие беседы, если медики уверены в своей правоте?

На эти и на немало других вопросов должны ответить правоохранительные органы. Федор Мартиди добивается, чтоб ответы были получены, причем, ответы объективные.

«Уголовное дело возбуждалось «со скрипом», после моих многочисленных обращений во множество и областных, и республиканских инстанций. И в процессе этого происходило такое! Например, в Краснодонской прокуратуре мне вдруг заявили, что там имеются две жалобы на меня, касающиеся моей работы. Понимаю, для чего заявляли. Но какое отношение к смерти моей дочери имеет то, что связано с моей работой! Со мной такие номера не проходят. Было и то, о чем сказать, что это возмутило меня, - не сказать ничего. Вспоминали о том, что Алла была застрахована (это сделала ее мать). Неужели кому-то пришло в голову обвинить родителей в убийстве ребенка ради получения страховки?!! Какой бред!!! А как-то пришел ко мне один знакомый и завел разговор о том, что некто хочет предложить мне немалую сумму денег, а я за это должен прекратить «копать». Нетрудно догадаться, какой была моя реакция. Тогда тот человек начал говорить, что я его неправильно понял, якобы речь идет об установке на могиле Аллы хорошего памятника. После того, как я настоятельно порекомендовал больше не обращаться ко мне с предложениями такого рода, этот человек начал с таким же предложением обращаться к моим родственникам. Обращения прекратились только когда я начал уже «закипать». Говорили мне, что своими действиями я дочь не верну, что мое упрямство только во вред моему здоровью. Какие заботливые стали! Понимаю, что не верну. Но справедливости добиться хочу».

Много шума и – …ничего? 

Не так давно в областной газете «Молодогвардеец» вышла серия публикаций о разного рода нарушениях, имевших место в Луганском областном онкологическом диспансере. Шла речь о нерациональном расходовании бюджетных средств, поборах с больных (в частности, в виде обследований в коммерческих медструктурах-«прилипалах»), неправильно поставленных диагнозах, даже был намек на существование незаконного наркотрафика. Все это, если верить публикациям, происходило во время, когда медучреждением руководил Леонид Чибисов. Чем все закончилось? Цитирую один из опубликованных в «Молодогвардейце» материалов: «По нашим данным, уволенный из Луганского областного онкологического диспансера по статье (правда, всего лишь «за единоразовое грубое нарушение трудовой дисциплины») Леонид Чибисов недавно получил новую работу. Он назначен главным врачом больницы №18 г. Киева, которая находится в одном из самых престижных районов столицы — Печерском. Чтобы устроиться просто врачом в центральном районе Киева, по непроверенным данным, нужно занести в нужный кабинет до 10000 долларов. Сколько нужно заплатить за кресло главного врача, можно только догадываться. По-видимому, талант, опыт и все остальное, накопленное в Луганском областном онкологическом диспансере, позволили Леониду Чибисову преодолеть этот барьер».

Позднее, правда, появилось сообщение, что в отношении бывшего главного онколога области возбуждено три уголовных дела, он якобы – в Луганске на подписке о невыезде. Но можно ли гарантировать, что в итоге все не будет, как говорится, спущено на тормозах?

Чтоб ответить на этот вопрос, снова обратимся к расследованию обстоятельств гибели Аллы Мартиди.

«Я – не следователь, но мне пришлось разбираться в массе правовых тонкостей, - рассказывает ее отец. - Я – не эксперт-криминалист, но и в эти аспекты пришлось вникать, чтоб дело двигалось. Прибавим к этому поездки в Киев, чтоб добиться возбуждения уголовного дела, независимых экспертиз (такие могли провести только столичные организации, не зависящие от луганского медицинского сообщества). Масса сил, времени и средств расходовались на множество других вопросов. И в итоге я пришел к выводу: в Украине, наверное, легче и быстрее добиться расследования и суда по самому тяжкому и запутанному делу с откровенными криминалом, уголовщиной, чем по делу, в котором фигурируют медики. Перечень тех, кто пытался и пытается мне мешать, значительно больше перечня тех, кто предлагал помощь. Почему мы никак не можем ликвидировать эту порочную систему?! Все ж от нее страдают! Желание помочь изменить ситуацию в целом – одна из причин того, что хочу довести дело до суда».

Увы, в наше время белый халат стал не только и не столько спецодеждой и символом чистоты помыслов и устремлений, без которых истинный ВРАЧ немыслим, но и символом принадлежности к клану. Клану ненаказуемых…

Вячеслав Гусаков, «ОстроВ»