Освобожденный из плена защитник Мариуполя Андрей Третьяков: "Азовсталь", пытки и обмен

18 октября 2024 года состоялся очередной обмен пленными. Домой вернулись 95 украинцев. Среди них – защитник Мариуполя Андрей Третьяков, которого российские оккупанты захватили в плен в мае 2022 года.

Сейчас он проходит курс реабилитации, но даже после 2,5 лет в российском застенке Андрей Третьяков хочет вернуться в ряды Вооруженных сил Украины.

В интервью "ОстроВу" он рассказал о том, как попал в плен, какие пытки россияне применяют к украинцам и почему по возвращении домой он узнал об открытом судебном производстве и заблокированных счетах.

– Расскажите, пожалуйста, чем вы занимались в гражданской жизни и как стали военным?

– До 2015 года я работал в Чернобыле как физическое лицо-предприниматель. Мы занимались строительством нового защитного купола, затем накрывшего четвертый энергоблок ЧАЭС. Я отвечал за монтажные работы. Когда у меня закончился контракт, я решил присоединиться к полку "Азов", это был сентябрь 2015 года.

– Как доброволец?

– Конечно. После месячной учебы я уже приехал в Урзуф Донецкой области, там был наш пункт временной дислокации. Три года я посвятил службе в этой структуре. Уволился в мае 2018 года, после чего занимался собственным делом. В частности, у меня со знакомым был цех по металлообработке, мы делали изделия из металла (лестницы и т.д.).

– Где вы встретили полномасштабную войну?

– Когда началось полномасштабное вторжение, я сразу присоединился к рядам ТРО "Азов Киев". Мы базировались в Святошинском районе столицы. Целый месяц мы выполняли задачи в пределах Киева и области.

– Какая у вас была должность?

– Командир пехотного отделения.

– Как вы оказались в Мариуполе?

– После Киева началась разработка операции по деблокаде Мариуполя. Это происходило на добровольной основе. Приказа как такового не было, но было предложение для тех, кто хочет принять участие в деблокаде города. Я согласился, но позже стало ясно, что такой план нуждается в согласовании не только наших подразделений, но еще и Вооруженных сил Украины. Кроме того, на разработку такой операции потребовалось больше времени. Поэтому мне было предложено поучаствовать в другом: в десанте в Мариуполь. 20 марта 2022 года я и еще 29 ребят вылетели в город двумя вертолетами из Днепра. Мы десантировались на "Азовстали".

– Какова была цель этой операции?

– В первую очередь, она заключалась в доставке средств связи, противотанковой борьбы и пополнении личного состава мариупольского контингента. Кроме того, нам предстояло выиграть время для разработки плана деблокады города.

Но все сложилось, как сложилось. Деблокада Мариуполя не состоялась, а я уже участвовал в боях в самом городе, после чего нас переправили на "Азовсталь", а затем приказ сдаться в плен.

– Можете припомнить момент, когда вы услышали приказ о пленении?

– Нас всех собрал "Редис" (командир "Азова" Денис Прокопенко – ред.) в так называемом бункере "Джерело" на "Азовстали" и озвучил приказ президента Украины: чтобы сохранить жизнь и здоровье контингента, мы должны сдаться в плен. Нам обещали 3-4 месяца плена, но как показывает практика и история, любая договоренность с россиянами не стоит даже той бумаги, на которой она подписана. В итоге 2,5 года провел в плену.

– Как в целом все восприняли приказ о том, что нужно сдаться в плен?

– С одной стороны, было чувство сожаления, с другой – даже немного облегчения, ведь было понятно, что иным образом из "Азовстали" нам не выйти. У большинства находившихся людей уже было понимание, что мы здесь скорее всего и останемся навсегда. Выйти с боем было практически невозможно, такой план реализовать было просто физически невозможно. Кроме того, на "Азовстали" было множество раненых, которых мы не могли оставить.

– Куда вас доставили?

– Сначала мы оказались в колонии, которая находилась в Еленовке Донецкой области. 27 сентября 2022 нас этапировали в Таганрог РФ, это уже было СИЗО. После Таганрога меня забрали в колонию в Кировское – туда перевезли всех, на кого не было уголовных дел. В Таганроге всем пытались "пришить" уголовные дела, какие-то военные преступления. На меня повесить ничего не удалось, и я был этапирован в город Кировское Донецкой области, где я находился до октября 2024 года.

– Как с вами обращались?

– Когда я попал в Еленовку, отношение было более-менее приемлемым. Да, нас нормально не кормили, была проблема с санитарией, гигиеной и водоснабжением. Но, в принципе, я не могу сказать, что отношение было совсем плохим. А вот уже в Таганроге были очень инициативные сотрудники. Были пытки и издевательства. Чтобы вы поняли, на этаже, где была моя камера, один из наших ребят погиб от истощения. В камерах было очень холодно, особенно зимой.

– Сколько вас было в одной камере?

– В нашей камере нас было шестеро. Прогулка – раз в неделю и продолжалась примерно полторы-две минуты. Раз в неделю нам давали воду, чтобы помыться – тоже всего полторы минуты, и не всегда была горячая вода. Часто она была просто прохладной.

– Как вас кормили?

– Кормление было очень плохим: порции скудны, а качество пищи настолько ниже среднего, насколько это возможно. В течение полугода основными блюдами были гнилой картофель и капуста, могло быть примерно 3-4 картофелины на порцию.

– Какие-то медицинские услуги предоставлялись?

– Если говорить о медицинских услугах, то ситуация была также сложной. Были случаи, когда, к примеру, гнили ноги. Если кто-то болел, условно говоря, ОРВИ, иногда могли дать антибиотики, но это происходило нерегулярно.

Был момент в самом начале, когда я перевязывал рану одному из наших собратьев. И у нас было так мало бинтов, что приходилось одним перевязывать, а другой стирать и сушить, чтобы сделать следующую перевязку.

Потом я попал в Кировское (оккупированная Донецкая область – ред.), где отношение было более или менее приемлемым. Допросы тоже были, но они проходили без особо инициативных представителей.

– Там работали местные или россияне?

– Трудно сказать, я паспорт ни у кого не спрашивал. Но я так понимаю, что там в основном работали местные. Возможно, именно поэтому отношение было получше.

Я для себя сделал такой вывод, что даже чеченцы лучше россиян в плане обращения с военнопленными. Когда заезжали чеченцы, то отношение было более или менее приемлемым. Худшее отношение к нам было именно со стороны россиян в Таганроге.

– Какие пытки применяют россияне к украинцам в плену?

– Били ногами, руками, дубинками, использовали шокер и тапик (полевой телефон с индуктивной катушкой – ред.). При этом "тапик" не стеснялись подсоединить к гениталиям и уху. Это делалось с определенной периодичностью в среднем раз в неделю во время допросов. Нас по одному забирали из камеры и раз в неделю допрашивали.

– Что они пытались выяснить во время этих допросов?

– Они старались "пришить" военные преступления, такие, как расстрелы гражданских и уничтожение инфраструктуры города. Россияне очень старались сфабриковать показания.

– От украинских военных, прошедших плен, приходилось слышать, что их заставляли петь российский гимн, это правда?

– Это было регулярно. Я бы сказал, что это было любимой практикой россиян.

– То есть вас заставляли дважды в день исполнять гимн россии?

– Да, нас заставляли хором исполнять русский гимн. Нас могли заставить стоять, например, с 10 до 12 и петь русские песни. И так же вечером. Это было тяжело. Кстати пели не только гимн россии, а еще "День победы" и все такое.

– А если отказаться?

– Лучше просто петь эти четыре часа, чем попасть в оперативный отдел и там получить наказание.

– За все 2,5 года в плену кто-нибудь из международных организаций вас посещал, например, "Красный крест"?

– Насколько я знаю, никто никогда не приезжал. Россияне никого не допускали.

– Какая-то коммуникация с внешним миром была?

– Нет. Не было ни новостей, ни возможности сообщить семье, что ты жив, где ты есть и как себя чувствуешь. Был создан информационный вакуум.

– Как вы узнавали новости?

– Нам никто ничего не сообщал. Какие-то новости мы узнавали на уровне слухов. Новости могли принести те, кто попадал в плен недавно.

– Как вам стало известно, что вас повезут на обмен?

- Пришел один из пленных, который сотрудничал с администрацией колонии, и сказал, что меня вызвали в штаб. Затем, когда меня отвели в медпункт, там делали фиксацию состояния моего здоровья, что руки и ноги на месте. Делали разные фото, чтобы зафиксировать, что на мне нет побоев. Я уже более или менее догадался, что меня будут менять, но администрация мне ничего не сообщила.

– Сколько людей из вашей колонии повезли на этот обмен?

– Из всей колонии в Кировском на обмен попало 5 человек. Из моего барака я был один.

– Кто-то из колонии просил передать известие родным, что они живы?

– Да, конечно. Ребята просили, чтобы я запомнил номера телефонов их родственников, ведь нельзя было брать ни записные книжки, ни личные вещи. Поэтому я пытался найти родственников ребят в соцсетях, чтобы просто сообщить, что с ними все нормально, что они живы и здоровы. Я это сделал еще в первые дни, как только попал в Украину.

– Куда вас дальше повезли?

– Нас вывезли из Кировского в Ростов. По дороге было много остановок, мы пересаживались с одного транспорта на другой, собирали всех пленных, которые ехали на обмен. В Ростове нам завязали глаза, связали руки, и мы сели на самолет, который доставил нас в Беларусь. Там нас пересадили на автобусы и вывезли уже на границу Украины.

– Ваши близкие знали, что вас везут на обмен?

– Когда я позвонил жене, она сказала, что уже два часа знает, что я на свободе.

– Где вы оказались по возвращении из плена?

– Нас сразу отвезли в центральный госпиталь в Киеве. Все медсестры, которые нас там встретили, приняли, как родных. У меня было впечатление, что мне 8 лет и я попал к бабушке в деревню. Я провел месяц в этом киевском госпитале. Это были обследования, анализы. Параллельно с нами работали сотрудники Службы безопасности Украины. Они приезжали, выясняли, что происходило в плену. Мы также с ними работали в отношении граждан, которых считают без вести пропавшими, но мы пересекались с ними в колониях. С помощью этих мер статус двух пропавших был изменен на "пленники".

– Что произошло после госпиталя?

– После госпиталя меня перевели в реабилитационный центр в Белой Церкви. Сейчас я прохожу обследование и лечение, включая психологов.

– Столкнулись ли вы с какими-то бюрократическими сложностями по возвращении?

– Да. К примеру, за время пребывания в плену мне начислили долги по коммунальным услугам. Поэтому было открыто судебное производство и сейчас у меня заблокированы все банковские счета.

– Против вас открыли производство за то, что вы не платили коммуналку во время нахождения в плену?

– Да, на меня было подано в суд, и исполнительная служба наложила арест на счета. Это обычная практика. Вчера я отпросился из реабилитационного центра и сейчас бегаю по этим конторам в Чернигове. Службы идут навстречу, я написал несколько заявлений, они обещали некоторые долги списать, а некоторые пересмотреть и в итоге закрыть производство.

– Какая-то материальная помощь от государства была по возвращении?

– Министерство реинтеграции, которое заботилось о нас, помогло сделать паспорта и открыть карточные счета. В моем случае зачислений еще не было, но один вернувшийся со мной парень уже получил платеж – компенсацию за плен.

– Какие ваши планы после реабилитации?

– Я планирую вернуться в Вооруженные силы Украины. У меня есть несколько предложений от сослуживцев, буду смотреть на то, какие будут вакансии. Но сейчас мой главный приоритет – закончить все вопросы реабилитации, а потом уже буду решать.

– Многие ли люди после плена возвращаются в армию?

– Я могу говорить только о тех случаях, о которых я слышал. Например, офицеры, с которыми я общаюсь и которые были со мной в Еленовке, все они вернулись на свои должности после плена.

– Вы уже месяц находитесь дома, читаете новости, общаетесь с собратьями на фронте, как вы можете оценить ситуацию?

– Положение сложное, но нужно бороться. Тупиков не существует, есть только нежелание решать проблемы. Как мне кажется, сейчас делается все возможное для победы. Я больше интересуюсь тем, что происходит на фронте, чем общей ситуацией. Я общаюсь со своими собратьями, которые теперь находятся в зоне боевых действий – у них ситуация тяжелая, будем откровенны. Но какие варианты? Сложить руки и ничего не делать? Это не выход. Надо продолжать сражаться.