27 января 2017 года адвокат Украинского Хельсинского союза по правам человека (УХСПЧ) Юлия Науменко добилась первого положительного решения суда первой инстанции относительно компенсации за жилье, разрушенное вследствие "антитеррористической операции" в Донецкой области. Если суды апелляционной и кассационной инстанции оставят это решение в силе, пожилая пара из Водяного получит 6,7 млн грн компенсации за потерянный дом. У Юлии есть успехи еще в двух подобных делах: решения в пользу истцов от Апелляционного суда Донецкой области и Высшего спецсуда по гражданским и уголовным делам. В случае, если окончательное решение по какому-то из десятка дел, которые она ведет, будет все же отрицательное, жалобы людей, пострадавших от конфликта на востоке Украины, рассмотрит Европейский суд по правам человека. "ОстроВ" расспросил Юлию Науменко о подробностях этих процессов. — Юлия, дело, выигранное вами в Печерском суде, чем-то отличается от других подобных дел? — Это дело не единственное, и оно не уникально. Почти вся прифронтовая зона разрушена. Достаточно много граждан обращалась в Украинский Хельсинский союз по правам человека, из Песок, Водяного, Опытного. Изначально мы подали жалобы по всем этим делам в Европейский суд. Потом появился позитивный прецедент: один иск, от жительницы Славянска, удовлетворил Апелляционный суд Донецкой области. Славянский суд отказал в удовлетворении иска, а Апелляционный суд Донецкой области посчитал этот отказ неправомерным. Сейчас дело находится в кассационной инстанции. Мы разработали адвокатскую стратегию, разработали форму иска, которая есть у нас на сайте. С таким иском люди могут обратиться в суд даже самостоятельно, без юристов, и к тому же освобожденными от судебного сбора. — Как оформляется освобождение от судебного сбора? — Это специальное прошение, отдельный пункт в иске. Мы описываем, на основании каких норм мы можем просить освободить истца от уплаты судебного сбора, прикладываем соответствующие документы: справки из Пенсионного фонда и из налоговой о том, что у человека низкий доход, выдержку из реестра о зарегистрированном преступлении, и в просительной части иска просим суд освободить истца от судебного сбора. — Что считается низким доходом? — Я думаю, это менее двух тысяч гривен. То есть, доход должен быть в несколько раз меньше, чем судебный сбор. Пять тысяч для суда уже не будут низким доходом. Несколько таких наших исков сейчас находятся на рассмотрении в Печерском суде. Один иск уже рассмотрен и по нему принято позитивное решение. У потерпевших были сделанные ими фотографии разрушений, акты осмотра их дома представителями местной власти и, конечно, документы о праве собственности. Также они сами как свидетели давали показания по поводу фактических разрушений в их доме. Мы основывались на законе о борьбе с терроризмом, статье 19, и на Кодексе гражданской защиты населения. Это два основных нормативно-правовых акта, которые позволяют людям получить компенсацию за жилье, разрушенное вследствие антитеррористической операции. К тому же есть практика Европейского суда, а теперь уже и украинского суда, которую можно приводить как пример судьям. — Кто выступает ответчиком? — Основные ответчики — это Кабинет министров и Государственная казначейская служба, потому что взыскание компенсации идет из государственного бюджета. Но мы подаем иск также в отношении всех лиц, которые так или иначе задействованы в проведении антитеррористической операции. Это штаб АТО, Министерство внутренних дел, Национальная гвардия и Министерство обороны Украины. Исходя из сегодняшней практики, я думаю, можно количество ответчиков уже сократить и предъявлять иски к Кабмину как представителю государства и Государственной казначейской службе. — Почему почти все дела рассматриваются в Печерском суде? — Потому что наши ответчики зарегистрированы в основном в Печерском районе. Учитывая то, что почти все истцы тоже проживают в Киеве, мы выбрали такой подход и подаем иски по месту нахождения ответчика. — Как быть пострадавшим в ситуации, когда невозможно доказать, действия какой стороны привели к разрушениям? — На самом деле мы этого и не доказывали. Мы доказывали факт того, что жилье было разрушено, и что оно было разрушено вследствие террористического акта, во время проведения АТО. То есть, неважно, кто стрелял. Этих двух аргументов должно хватить, чтобы суд принял положительное решение. — Я правильно понимаю, что у тех людей, у которых жилье разрушено на территории, неконтролируемой украинской властью, нет никакого шанса получить компенсацию? — Факт разрушения доказывается не только актом местной администрации. Можно его доказывать фотографиями, публикациями СМИ, отчетами ОБСЕ, видеозаписями, показаниями свидетелей, можно составить даже с соседями акт осмотра квартиры или дома, можно и нужно брать акты местной де-факто власти, пожарных. Все равно эта информация в своей совокупности должна доказать факт разрушения дома вследствие проведения антитеррористической операции. Есть иски и от тех людей, у которых жилье осталось на неподконтрольных территориях. Будут или нет наши суды удовлетворять такие иски, я сейчас не могу сказать. Есть одно решение по оккупированной территории: судья Печерского суда отказал в удовлетворении иска, апелляция тоже отказала, а кассация отменила эти решения и вернула дело на новое рассмотрение. — На какой срок растягивается такой процесс, от первой до кассационной инстанции? — Бывает по-разному. Есть законные сроки рассмотрения дел, но некоторые судьи их нарушают. Например, дело должно быть расписано в течение недели, но некоторые судьи в течение двух месяцев даже не назначают производство по делу. Они объясняют это большой загрузкой. Не пришел один ответчик — перенесли. Следующее заседание — у судьи закончилось рабочее время, снова перенесли. Перенос — это минимум месяц, а то и полтора. И, соответственно, все это растягивается на достаточно продолжительный срок. Я думаю, что в лучшем случае на 4-5 месяцев. Некоторые иски, я знаю, не рассмотрены еще с июня. — По вашим впечатлениям, процессы затягиваются искусственно, или объективно? — Возможно, это действительно делается искусственно. Долгое время Верховная Рада обещала принять закон о компенсации за разрушенное жилье — быть может, судьи этого ждали. К тому же решения кассационной инстанции по первому делу еще не было. Я могу допустить, что судьи действительно ждут какой-то подсказки, как им поступать в таких ситуациях. — До Европейского суда ни одно дело пока не дошло? — Мы обращаемся параллельно и в украинский, и в Европейский суд. У людей, которые только что выиграли дело в первой инстанции, апелляция будет однозначно. Наши госорганы сказали, что они этой возможности не упустят. Но дело будет одновременно рассматриваться и в Европейском суде. — Это возможно? Разве не нужно сначала пройти все инстанции в Украине? — В идеале — нужно, когда речь идет просто о нарушении права. Тут же совершено преступление. И, по-хорошему, это преступление должны расследовать правоохранительные органы. Они должны установить виновных, и уже в таком уголовном деле мы могли бы заявить гражданский иск. Этого не происходит. Соответственно, основываясь на том, что эффективного расследования нет, мы обращаемся в Европейский суд, и Европейский суд пока принимает такие жалобы. Возможно, теперь, когда появляются позитивные решения, Европейский суд будет нам отказывать. Мы обращаемся и в украинский, и в Европейский суд одновременно, чтобы в Европейском суде оставить свою жалобу, если дело в итоге не увенчается успехом в суде украинском, или отказаться от нее, если украинский суд все-таки удовлетворит ее и присудит компенсацию. — Сколько людям пришлось бы ждать ответа от Европейского суда? — Минимум три-пять лет. И то потому, что речь идет о войне. В обычных условиях жалобы лежат еще дольше, до десяти лет. — Та компенсация, которую присуждают суды, действительно покрывает стоимость потерянного жилья? — Нет, потому что оценка делается с учетом подтвержденных данных. Естественно, подтвердить наличие всего имущества, что было в доме, фактически невозможно. — Не помешают ли решения украинских и Европейского суда против украинского правительства потребовать компенсации у России? — Я думаю, что нет, потому что когда Украина получит ряд таких исков, она будет себе представлять объемы разрушений и объемы компенсаций, которые необходимо выплатить гражданам. И тогда она уже в Гаагском суде, в Страсбургском суде сможет предъявить иск к Российской Федерации и сказать: Вы нарушили права наших граждан на такую-то сумму. Компенсируйте нам те деньги, которые мы выплатили этим людям из государственного бюджета. — То есть, предъявлять сейчас иски России, получается, не имеет смысла? — Если бы в Украине был реестр пострадавших, если бы Украина вела учет размеров ущерба, то, я думаю, вполне обоснованно можно было бы сделать это и сейчас. Но, к сожалению, Украина не создала до сих пор такого реестра и я думаю, что государственные органы не представляют реальное количество человек, которые пострадали, тем более — на территории, которая сейчас неподконтрольна украинской власти. — А если иск против России подаст отдельный человек? — Я думаю, что это бессмысленно. Это должно решаться на межгосударственном уровне. Можно, конечно, подать иск против России в России, но вы же понимаете, что суд никогда его удовлетворит. — То есть, мы может сейчас говорить, что судебные процессы против украинского правительства необходимы для дальнейшего предъявления иска к России? — Да, я считаю, что это нормальный механизм. К тому же все пострадавшие — граждане Украины. И в первую очередь Украина должна обеспечить их права, право на имущество в том числе. По-хорошему, можно было предусмотреть механизм компенсаций каждому пострадавшему, чтобы он шел с документами не в суд, а в местную администрацию. Украина этого почему-то не сделала. Она просто закрывает глаза на эти проблемы. — Вы могли бы сказать, сколько подобных дел сейчас в судах? — Лично у меня около десяти. В целом, по состоянию на декабрь 2016 года, против Кабмина было подано 25 исков. Сейчас, возможно, их немного больше. — Это те люди, которые воспользовались специальной формой на сайте УХСПЧ? — Те, которые воспользовались формой, те, которые обратились в центры бесплатной правовой помощи, если они инвалиды или у них очень низкая пенсия или зарплата. — Прецедент как таковой имеет значение для будущих решений? Суды будут ориентироваться на предыдущие решения, или так не бывает? — Так не бывает, потому что в Украине нет прецедентного права. Но я думаю, что если апелляционная и кассационная инстанции начнут поддерживать суды первой инстанции, которые удовлетворяют такие иски, то эти решения могут иметь значение для судов первой инстанции. Тем не менее, каждый случай индивидуален, и решения будут выноситься в индивидуальном порядке. Главное тут — толкование нормы. Кто-то, как судья Печерского суда, который вынес отрицательное решение по делу о жилье на неподконтрольной Украине территории, считает, что истцы должны доказать именно вину украинских военных. Но статья 19 закона о терроризме не требует доказывания вины, она требует доказывания только факта террористического акта. И судьи апелляционной и кассационной инстанции тоже толкуют ее как не требующую доказывать вину государственных органов. Трактование нормы — это основной момент, на который должны опираться местные суды. — Очевидно, что выплата компенсаций жителям Донецкой и Луганской областей — это еще и политический вопрос, и поэтому судьи могут бояться принимать подобные решения. Может быть, из-за этого случались отказы и положительные решения как-то исправят ситуацию? — Возможно, что судьи первой инстанции в какой-то мере боятся взять на себя ответственность. Но я надеюсь, что наши судьи все-таки независимы от политики и будут принимать решения на основании закона. — Вы упоминали практику Европейского суда. Относительно каких еще стран принимались подобные решения? — Относительно Кипра, против Турции: решения касались жилья, которое было разрушено в результате террористического акта. — Рассматривались ли жалобы такого рода от граждан Грузии? — По Грузии Европейский суд только начинает выносить решения, но в первую очередь рассматриваются более серьезные случаи, как, например, пытки. Относительно имущества решений пока нет. Есть решения по Карабаху, по жалобам и от азербайджанцев, и от армян. Но я не знаю, исполнили ли их уже Армения и Азербайджан. Беседовала Юлия Абибок, "ОстроВ" * Проект осуществляется при финансовой поддержке Правительства Канады через Министерство международных дел Канады