Раньше я любила смотреть в окно поезда. Квадраты огородов, люди, спешащие на работу утром и копающиеся на грядках по вечерам, опрятные домики, изобилие плодов на деревьях, сельский уют цветущих палисадников и красивые занавески на окнах. Где бы ты не ехал по просторам Украины ты видел то, что было тебе близко – много труда, стремление жить лучше, радость от семейного уюта, и необъятные просторы зеленых полей, голубого неба, уходящих вдаль рек и дорог. Это все было тоже твоим – близким и понятным. Ты мог жить в другой области, но быть точно таким же, как все, кого ты видел из окна поезда. И от этого понять и принять трактовку того, что мы и они - другие, якобы, всегда были другими, – невозможно! Еще в 2014-м стало ясно, что осознанно, по идейным или прагматическим соображениям, остались в "ЛНР" совсем немногие. Буквально все оказались просто заложниками ситуации. Ехать было не за что, некуда, не к кому и на отъезд не хватало решительности. Были и самые простые причины – дом, которые нельзя было запереть навесным замком; старые, а часто и лежачие родители; работа, которая, представьте, нравилась. Да и любовь к своему дому как фактор тоже имеет место в этом непростом уравнении. Кто-то не скрывал своего негативного отношения ко всему, кто-то интеллигентно дистанцировался, считая дурным тоном жалобы или разговоры о происходящем, а кто-то легко и быстро ассимилировался, понимая, что выхода нет, и этот поезд, в котором мы все оказались, все равно везет нас куда-то, независимо от наших желаний. И буквально сразу начали возникать те вопросы, которые нельзя было отодвинуть. Если ты все-таки остался здесь, тебе нужно принимать правила новой реальности в «республике». Пусть и нехотя, но оформлять документы, без которых ты просто не сможешь здесь находиться. Люди рождались и умирали, и все это требовало документов, официальных бумаг, а они выдавались независимо от твоего отношения ко всему. Кому-то исполнялось 16, а кому-то 25 или 45... И можно быть против происходящего сколько угодно, но в какой-то момент ты просто перестаешь сопротивляться, и живешь по тем правилам, которые есть там где ты живешь: начинаешь узнавать, как переоформить номерные знаки Украины на местные, а после и водительское удостоверение, а потом тебе позарез нужно получить местное свидетельство о рождении ребенка, и ты даже рад этому, потому что на всех блок-постах украинское свидетельство о рождении в край затерли сотни рук, как и твой украинский паспорт. И так у тебя постепенно появляется второй комплект документов – местный, на каждый день. Как есть одежда: парадная и будничная, красивая и на каждый день. А еще твой загранпаспорт был получен пусть и накануне всех событий, но, все-таки 8 лет уже прошло, - его срок подошел к концу. А чтобы оформлять его снова в Украине, туда нужно ехать, узнавать всю технологию оформления, а это, оказывается, требует нескольких поездок, на которые нужна гривна и время… И ты понимаешь, что проще и быстрее сделать это здесь, потому что в паспортном столе работает знакомая девочка, все легко узнать и, главное, не нужно никуда долго и трудно ехать. Ну а сейчас это уже и невозможно. Война не сближает… И все мои знакомые, кто был против "республики" и не скрывал своей позиции, уже получили местные документы, потому что этого требовала ситуация. Нужно вступать в наследство, нужно продавать недвижимость, нужно работать здесь, а чтобы работать нужен местный паспорт. Каждый, кто проходил свой путь переоформления документов, имел на это какие-то мотивы, иногда совпадающие с теми, что были у большинства, иногда весьма специфические, но все они были объединены общим – практичным подходом, стремлением упростить или улучшить свою жизнь. А ведь для многих уехавших друзей именно наличие местного или российского паспорта было маркером предательства. И колкие фразы о том, что ты уже, наверняка, получила местный паспорт или сходила за российским паспортом звучали как пощечины. Вроде того, что именно наличие паспорта может быть маркером твоей гражданской позиции. И часто просьбы «Сходи к моей маме» или «Принеси хлеба отцу» от выехавших друзей никак не ложились на их упреки в получении местного паспорта. Они-то были патриотами своей страны, уехав в украинские города но, выходило, что любовь к Родине и своим родителям (что очень близко по сути) никак не совпадали. И ты, оставшись здесь, был презираем ими, но снисходительно прощен за то, что мог выполнять их просьбы. «Ты сделала ребенку местное свидетельство о рождении?», - спрашивает подруга. И я с гордостью отвечаю, что у нас украинское свидетельство. И подруга отвечает мне очень буднично: «У нас тоже украинское, но если ты будешь получать российский паспорт, тебе нужно и местное свидетельство, иначе придется переводить и заверять документы у нотариуса». Никаких высоких нот в этом диалоге. О российском паспорте трубят везде. На работе раз в месяц собирают списки тех, кто его уже получил. И в школе у ребенка раз в месяц обновляют списки тех, чьи родители имеют полный комплект российских документов. И ты понимаешь, что все это неспроста. И ты можешь тормозить весь процесс, но в какой-то момент ты все равно начнешь заниматься документами, потому что по каким угодно причинам, но выбрал жизнь здесь. «Говорят, с российским паспортом легче пересекать границу», - доверительно рассказывает мне девушка в паспортном столе. Так, будто не знает этого наверняка, но слышала, как и все мы. «Мы сделали все российские документы, даже все выплаты перевели на Россию, - говорит мне знакомая, - мы хотим, чтобы наш сын уехал по линии спорта в Россию, а для этого нужны все документы, чтобы попасть в сборную». А кроме этого некоторым бонусом они оформили себе все российские выплаты, которые только возможны, о чем говорят очень многие. И на фоне этих «продуманных» ты уже выглядишь дураком, у кого есть позиции и убеждения, но нет денег. Ведь именно российские документы дают возможность рвануть на границу с Россией за обещанными 10 000 рублей помощи беженцам с Донбасса. И никто не просит тебя оставаться там, ты можешь только пересечь границу, чтобы получить эти деньги... На фоне этих историй ты будто бы оказываешься один со своими убеждениями, которые здесь никому не нужны. И даже та подруга, которая говорила о том, что будет последним человеком, кто оформит себе местный паспорт, с удивлением говорит, что, конечно, сделала его уже давно, забыв о том, что говорила когда-то. Не выходит жить обособленно. Ты все равно принимаешь правила пусть и непризнанной «республики», живешь по ним, потому что цепочкой запускается механизм – если ты хочешь жить здесь, тебе нужно питаться, чтобы покупать еду, тебе нужно работать, а для работы тебе нужен комплект местных документов. Ведь если бы тебе сказали, что потерпи, продержись еще годик, а потом мы тебя освободим и те документы тебе не понадобятся, то наверное я терпела бы. Только никто ничего не говорит. Нас бросили, с нашими лежачими родственниками, нашими страхами и отсутствием денег и авантюризма. Но те, кто бросил, почему-то осуждают за то, что здесь, в тюрьме, мы не живем так же свободно, как они на свободе… Ольга Кучер, Луганск, специально для "ОстроВ"
