В разгар очередных «газовых» торгов между Украиной и Россией директор энергетических программ Центра «Номос» Михаил Гончар в беседе с «ОстроВ» дал свои оценки развивающимся событиям. - Михаил Михайлович, украинская власть, журналисты, эксперты, в частности Вы в Ваших работах, дают понять, что в «газовых» отношениях с Россией у Украины есть объективная позиция со своими сильными и слабыми сторонами, и есть позиция украинской власти, которая базируется, отчасти, на чем-то ином. Давайте начнем с украинской власти – как Вы расцениваете ее поведение в этой ситуации? - Позиция украинской власти, как показывает практика ведения переговоров, очень неустойчивая и изменчивая. Для того, чтобы аргументы украинской стороны были не только услышаны, но и восприняты, предварительно необходимо создать позицию силы. Сейчас можно увидеть, как это делает Литва, причем достаточно успешно, при том, что на стороне Газпрома выступает и его немецкий партнер E.ON Ruhrgas. «Газпром», и Россия в целом, всегда предпочитают говорить с позиции силы, а со стороны Украины отношения с Россией всегда строятся не на правовых основаниях, а на политических уступках и закулисных договоренностях, причем далеко не всегда в соответствии с национальными интересами, как было в случае с так называемой скидкой на газ в Харькове в прошлом году. И поэтому страна, как правило, получает ассиметричные, дискриминационные договоренности. Хотя эта власть критикует предшественников, она сама продолжает порочную практику, сложившуюся со времени подписания первых «газо-флотских» договоренностей 1997 года. Сейчас в стремлении получить очередную скидку на газ официальный Киев пытается снова прощупать позицию политических уступок. Хотя, в отличие от периода, предшествовавшего «Харьковским договоренностям», делаются попытки усилить позицию Украины определенной аргументацией, это не более, чем компонент, сопровождающий очередную порцию возможных политических уступок. И мы видим, что центром поиска этой сферы уступок снова стала проблематика Черноморского флота – на этот раз, согласия на его перевооружение и усиление огневой мощи. При этом очень странно «не видится», что подобный шаг стимулирует милитаризацию Черноморского региона, провоцирует региональную гонку вооружений. Конечно, в сравнении с попытками сторговать газотранспортную систему и членство в Таможенном союзе в обмен на скидку, это как бы уход в иную сферу. Но тем самым украинская сторона создает себе дополнительные проблемы, а российская сторона вряд ли откажется от тех требований, которые она выдвигала. И похоже на то, что российская сторона взяла определенную паузу, понимая, что фактор времени работает на нее, и по мере приближения зимы Киев будет становиться все более сговорчивым. - То есть это такая шахматная партия гроссмейстера с любителем. Шах – так называемая скидка на газ, за которую и после 2042 года несколько поколений будут возвращать РФ долги, еще один шах – зима… - Да, но я не рисовал бы столь пессимистичной картинки. 2042 год – это через 31 год, а сейчас у нас 2011. Давайте посмотрим, что было 31 год назад. Это был 1980 год. Кто тогда мог представить, что всего через 11 лет не станет Советского Союза, и жалкие остатки Черноморского флота СССР под названием ЧФ РФ, оставаясь в севастопольских бухтах, будут базироваться уже за рубежом? Жизнь богаче наших представлений о ней… - То есть, к 2042 году может не стать Украины. - (смеется) А может – России, а может, обоих, а может, и ЕС за компанию. С точки зрения геополитики распад России можно рассматривать как вторую фазу процесса распада Советского Союза. Сначала обсыпалась нероссийская периферия, произошла временная – несколько десятилетий – стабилизация, а теперь, в силу огромных расстояний и коммуникационной недостаточности, происходит фрагментация внутри самой России, которая является по природе своей уменьшенной копией СССР. Такие прогнозы делались еще в 90-м году, но естественно, что подобные вещи не происходят быстро. Я припоминаю, что в 1993 году многие российские эксперты отводили Украине еще пару-тройку лет жизни: мол, проедят остатки советского ресурса, и, в условиях глубокого кризиса, гиперинфляции, распада кооперационных связей, Украина рухнет. Но, как видим, прогнозы не оправдались. - Мы не так быстро проедаем остатки советского ресурса? - (смеется) Если бы все на самом деле базировалось на советском ресурсе, то, действительно, все бы уже распалось. Развитие, конечно, происходило, другое дело, какого качества это развитие, и каковы его плоды? Могу сказать только одно, не вдаваясь в глубокие экономические дебри: модель олигархической экономики, которая стала формироваться в Украине со второй половины 90-х годов, в основе своей – паразитарна. Поэтому тот потенциал развития, который был в стране, - достаточный потенциал советского периода, плюс та динамика, которая проявилась в конце 90-х – в начале прошлого десятилетия, - в конечном счете, был использован олигархическими группировками для собственного обогащения. Это развитие паразитарного типа, когда из экономического организма страны высасываются и перераспределяются национальные ресурсы и потенциал на пользу олигархических группировок, которые назвались финансово-промышленными группами, а власть этому не только не противодействует, а наоборот – содействует, поскольку ее коррумпировали. Обратите внимание на один, казалось бы, мелкий, но весьма и весьма показательный момент во время недавней встречи президента с представителями иностранных инвесторов и украинского олигархата. Иностранцы говорят о коррупции, а их украинские визави – ни слова. Для них этой проблемы не существует, поскольку коррупция для них – важнейший механизм решения их вопросов во власти. И поэтому имеем сегодня концентрацию 2/3 ВВП в руках узкого круга лиц, деградацию промышленного и социального потенциала, плюс безрадостную перспективу в условиях тотальной коррумпированности власти, которая сформирована с перекосом в сторону пары-тройки олигархических группировок из Донецкого региона с точечными экзотическими кадровыми вкраплениями, что делает ее чуждой для страны в целом. - В России власть тоже тотально коррумпирована. Но при этом Россия, как Вы отметили, имеет позицию, планы, стратегии… - Здесь дело в «генно-государственной наследственности» и психологии государственного управления и власти. Они в Украине и в России кардинально различаются. Хотя есть периоды сосуществования в советском и царском прошлом, но в этом прошлом была четкая иерархия: доминирующая позиция была за центральной властью, а центральная власть – это в России. А украинская бюрократия, в результате внешней селекции, осуществляемой центральной властью в советский и досоветский период, всегда была субординирована по отношению к внешним центрам бюрократии. Поэтому и власть независимой Украины получилась со своеобразным наследственным комплексом психологической неполноценности. Как тут не вспомнить Т. Шевченка – «раби, підніжки, грязь Москви, Варшавське сміття – ваші пани, ясновельможнії гетьмани». К тому же, в независимой Украине обострилась конкуренция двух сильнейших советских номенклатурно-хозяйственных кланов – донецкого и днепропетровского, которые жестко конкурировали между собой на союзном уровне. Днепропетровский клан взял верх – это было логично, ведь этот регион создавал ракетно-ядерный и космический «щит и меч» СССР, сконцентрировав в себе мощный потенциал технической и управленческой интеллигенции в отличие от примитивного «давай-уголь-на-гора» на Донбассе, куда во всесоюзном масштабе направлялась низкоквалифицированная рабочая сила, в том числе с уголовным прошлым. В 90-годы по инерции днепропетровские «зачистили» донецких, а теперь идет обратный процесс – «зачистка» донецкими днепропетровских. Этим с удовольствием пользуются в Москве. А донецкие и днепропетровские по инерции пытаются использовать московскую карту для усиления своих позиций. Отсюда и попытки всегда искать внешнее покровительство, и прежде всего, в пределах Москвы. Естественно, что «покровитель» не исчез, он тут, рядом, и вскоре после распада Советского Союза Россия предложила постсоветским странам модель отношений, по сути, «сюзерен - вассал». Стоит вспомнить известный указ президента РФ Ельцина 1995-го года, о стратегическом курсе России в отношении стран СНГ – первый документ, который определил российскую политику на постсоветском пространстве, строго по субординированному принципу. И в этом смысле все документы, которые потом продуцировались российским руководством, четко продолжали советскую линию. И как только на мировом энергетическом рынке начали расти цены на энергоресурсы, и Россия стала получать сверхдоходы от экспорта нефти и газа, все ее великодержавные комплексы трансформировались в непомерные реваншистские амбиции, которые и привели в 2003 году к появлению Энергетической стратегии, с четкой фиксацией того, что энергоресурсы и энергетическая инфраструктура являются инструментом проведения внутренней и внешней политики. Власть Украины до сих пор не поняла того, что стратегически Россия работает на поражение таких стран, как Украина, Белоруссия, потому что ей не нужна модель успеха какой-либо из постсоветских стран, которая демонстрировала бы несостоятельность ее концепции, которая сейчас оформлена как концепция «русского мира». Поэтому и была такая реакция невосприятия Россией событий, которые происходили в Грузии – «Революции роз», в Украине - «Оранжевой революции». В Украине стратегические документы разрабатываются во многом только потому, что таков порядок бюрократии, и, мол, каждая уважающая себя страна должна иметь стратегии, доктрины, программы и так далее. Но у нас они, в отличие от подобных документов в зарубежных странах, никогда не были руководством к действию, потому что для коррумпированной власти, власти, находящейся под внешним воздействием, власти с укоренившимся комплексом неполноценности, руководящим является не принятый документ, а начальствующее указание, отражающее волю сюзерена. - Вы упоминали Беларусь. Можно утверждать, что происходящее там сегодня – предупреждение Украине: как не надо вести себя с Россией. Кстати, РФ и Беларусь демонстрировали очень «братские» отношения. Что у них сломалось? - Проблемы в российско-белорусских отношениях начались не сегодня. В такой фазе взаимного непонимания они пребывают лет пять, несмотря на то, что Россия и Беларусь находятся на максимально продвинутой на постсоветском пространстве модели интеграции. И это важный урок не только для Украины, но и для всего постсоветского пространства: в какой бы степени удовлетворения пожеланий и притязаний Москвы ни находилась та или иная страна, на самом деле Россию это никогда не будет устраивать вплоть до момента, когда эта страна не будет абсорбирована в состав России посубъектно. Длительное время Россия показывала свои отношения с Беларусью как пример для постсоветской интеграции. Но потом сработали факторы психологические. Лукашенко относится к числу харизматических личностей с длинной историей пребывания у власти. Естественно, что на этом фоне да после личности Ельцина нынешний кремлевский дуумвират выглядит как-то несолидно и испытывает определенные комплексы неполноценности перед Батькой, тем более, что авторитет Батьки в России в свое время был более высоким, нежели авторитет российских руководителей с сильно выраженным бонапартистским комплексом. Поэтому появилась определенная атмосфера невосприятия того, что делает белорусский лидер, тем более, что он делает это за российские деньги. Зарождение проблем относится еще к 2004 году, когда Кремль впервые закрутил газовый кран Минску. Усугубление произошло в 2007 году, а затем в 2008 году, на фоне обвала нефтяных цен. России стало не с руки содержать строптивого Лукашенко. Поэтому был сделан простой шаг, объясненный вроде бы соображениями экономического прагматизма, который резко сократил финансовый базис существования режима в Минске: Россия отказалась продавать нефть Беларуси в существовавших на то время объемах на беспошлинной основе, как то следовало из логики их отношений. Минск сделал отчаянную попытку нивелировать ситуацию, и 50% «Белтрансгаза» были переданы «Газпрому» за 2,5 миллиарда долларов – Беларусь получила скидку в цене на эту сумму, распределенную на 4-летний период. Как только все это было возмещено, действие скидки прекратилось. «Харьковскими соглашениями» в 2010 году были заложены основы для того, чтобы беларусизировать Украину, ввести ее в то же поле – Таможенный союз, Единое экономическое пространство, ЕврАзЭС, - в котором существуют Россия и Беларусь. Но, пытаясь наказать Батьку, Россия перегнула палку, и белорусский пример, ранее виртуально-положительный, теперь становится примером того, как не надо вести себя с Россией. В 2010 году у нынешних власть предержащих была уверенность, что если они удовлетворят все пожелания России – Украина не будет вступать в НАТО, продлит пребывание Черноморского флота, - то автоматически решатся все проблемы. Пожелания РФ были удовлетворены, но ее претензии возросли, - аппетит приходит во время еды. Это говорит о том, что некомпетентные, с провинциальным мышлением политики, пришедшие к власти, были не в состоянии провести стратегический размен: уступка на уступку, причем уступка стратегического характера – невхождение в НАТО – в обмен на уступку такого же стратегического характера. Им не пришло в голову поставить вопрос хотя бы так, как он ставился в свое время Финляндией. В 1944 на территории Финляндии была размещена советская военно-морская база на полуострове Порккала-Удд со сроком аренды на 50 лет – до 1994 года. Но уже в 1955 году было подписано соглашение между СССР и Финляндией об отказе от прав на использование Порккала-Удд и выводе советских вооруженных сил с этой территории. Финляндия же в обмен продлила на 20 лет договор о дружбе 1948 года, который, по сути, фиксировал ее нейтралитет. Если бы украинская власть в 2010 году действовала по такому же алгоритму, то, наверное, надо было бы ставить вопрос о том, что мы принимаем решение не об абстрактной внеблоковости, которая в международном праве никак юридически не оформлена, а о нейтралитете: мы не будем вступать в НАТО, но, как нейтральная страна, мы не можем позволить себе присутствие на своей территории иностранной военной базы. А скидка в цене на газ – реальная, а не виртуальная, могла бы стать платой за отказ от вступления в Альянс. - Пример «стратегического» проекта – строительство СПГ-терминала, о котором снова заговорили в связи с объявлением тендера... - Идея сама по себе хороша. На глобальном газовом рынке происходят серьезные изменения: доля сжиженного газа возрастает, поскольку торговле сжиженным газом менее присущи политические риски. К тому же так называемая революция сланцевого газа в Соединенных Штатах увеличила предложение сжиженного газа в том числе на европейском рынке. И в этом смысле логичным является реанимация этой неновой идеи создания терминала СПГ в Украине. Раньше она не получала своего развития, среди прочих причин и потому, что сжиженный газ был дороже, чем трубопроводный. После усовершенствования технологий сжижения и транспортировки СПГ, финансового кризиса и падения цен на нефть 2008 года ситуация поменялась. Но даже если будут периоды, когда цены будут выше, при том, что в Украине за двадцать лет не реализован ни один проект диверсификации поставок газа, этот проект выглядит логичным. Что вызывает смущение? Когда звучат заявления о том, что в первый год работы в 2013 году терминал примет 2 млрд. куб. м. газа, то ничего кроме иронической улыбки это вызвать не может. Соседняя Польша реализует такой же проект. Они ушли далеко вперед. Летом 2010 года на Балтийском побережье Польши уже началась строительная фаза, которой предшествовал трехлетний период подготовительных работ. По имеющемуся у них графику в середине лета 2014 года они смогут принять первый танкер. То есть, еще предстоит три года интенсивных работ. У нас, когда даже неизвестно, где будет построен терминал, кто станет стратегическим инвестором, отсутствуют соответствующие согласования и разрешения, - говорят о том, что уже в 2013 году терминал начнет работать и принимать танкеры. Спрашивается, каким чудесным образом это может произойти за полтора-два года? Существует определенный технологический цикл сооружения подобного рода объектов. Более того, существует определенная процедура их введения в эксплуатацию, их сертификации. Ни один танкер-метановоз не подойдет к причалу, прежде чем это сооружение не получит необходимые сертификаты, которые позволяют безопасно пользоваться этим объектом. Поэтому это либо профанация, под которой скрыты намерения определенных групп «деньжат по-легкому срубить» на самом процессе, и не важно, что будет потом, - либо в действительности уже имеется то решение, о котором пока что еще не говорят. Но если оно и существует, оно тоже не будет реализовано быстро. - Какое решение Вы имеете в виду? - Я не исключаю, что данный проект призван облегчить жизнь и бизнес конкретно взятой олигархической группе, в частности, той, которая возьмет в свою собственность в результате приватизации Одесский припортовой завод. Для собственника ОПЗ это будет идеальный вариант, когда терминал для приема сжиженного газа размещается рядом с ним – а это место рассматривается среди прочих. Но тогда это будет только корпоративная диверсификация для отдельно взятой финансово-промышленной группы, для которой сжиженный газ станет сырьем для производства конечной продукции. - Это при том, что эта ФПГ еще будет поставлять из России газ на особых условиях. - Если речь идет о Group DF, то да. То есть, возможно, просто ожидается момент истины в вопросе, связанном с приватизацией ОПЗ. И тогда все становится на свои места: привез сырье, тут же его переработал, экспортировал продукцию. - «ОстроВ» не смог выяснить у «Нафтогаза» и Минэнерго данные о потребностях Украины в импортном газе. Вы можете их привести? - Это вопрос к государственной статистике. Никто у нас четко с точки зрения потребления эту цифру назвать не может. Потому что наша энергостатистика оперирует крупными агрегированными показателями. Она не видит в дезагрегированном виде конечного потребления энергоресурсов, в отличие от европейской статистики. Берутся определенные расчетные, обобщенные цифры, и показывается, что вот это и есть наша потребность. И эта «потребность» колеблется в зависимости не столько от реальных потребностей потребителей, сколько от тех или иных пожеланий. В частности, если подписали контракт на 40 миллиардов кубометров, значит, надо брать 40 миллиардов. В этом и проблема: а нужно ли нам столько газа? - Об этом я и хотела спросить. У нас есть обязательный объем закупок у «Газпрома», есть газ собственной добычи, которую мы собираемся развивать, еще мы собираемся добывать сланцевый газ и использовать метан, строим СПГ-терминал, да еще и компании Фирташа получают российский газ на особых условиях… - Причем, если учесть ассиметрию цен, получается, что по контракту мы обязаны платить кратно более высокую цену иностранному монопольному поставщику, и дискриминировать своего добытчика. Сравните сами. Если за газ собственной добычи платится примерно $50 за 1000 куб. м., то за импортируемый из России «Газпрому» платится $296, то есть почти 6-кратно больше. Естественно вопрос избыточного газа не имеет своего решения в оперативном режиме. Но принципиальное решение существует. Оно может быть более или менее быстрое. Одно – добиться от «Газпрома» отмены статьи, запрещающей реэкспорт газа. Потому что наличие такой статьи в контракте является дискриминацией, и «Газпром» уже убрал ее из контрактов со своими европейскими партнерами, причем убрал тихо, без лишнего шума, еще в период 2003-2004 годов, когда была принята ІІ газовая директива Европейского Союза. Соответственно, это позволяет экспортировать излишний газ. Но «Газпром» не заинтересован в том, чтобы на европейском рынке появился конкурирующий ему его же газ, но это тоже вопрос принципиальности украинской стороны. Мы вошли в Европейское энергетическое сообщество, и мы имплементируем у себя директивы ЕС. А если мы действительно их имплементируем, а не просто говорим об этом в очередной раз перед поездкой в Брюссель, мы вправе ставить соответствующий вопрос перед «Газпромом». Второй вариант – более длительный - состоит в том, чтобы перерабатывать этот излишний газ в другой продукт, и экспортировать этот продукт. Это может быть производство электроэнергии. То есть, потенциальный проект мог бы состоять в том, что в западной части Украины, поблизости от границ с Европейским Союзом, были бы созданы несколько генерирующих электростанций на парогазовом цикле, которые бы перерабатывали газ в электроэнергию, а электроэнергию экспортировали бы в Польшу, Словакию, Румынию, Венгрию. Тем паче, что в Европе, по мере того, как будут пересматриваться программы ядерной энергетики, потребности в электроэнергии будут расти. К этому проекту можно было бы привлечь зарубежных инвесторов. В конечном счете, это мог бы быть пул инвесторов с участием того же «Газпрома». Для нас было бы важно, чтобы этот газ проходил, не создавая эффекта внешней зависимости Украины. То есть, импорт газа – экспорт электроэнергии. Естественно, такой проект делается не за год, и не за два, и есть риски, что можно его реализовать, а потом контракт закончится – и что дальше? Для этого и нужно было бы участие «Газпрома». Другое дело, что для самого «Газпрома» важно сохранение внешней зависимости Украины, и высокий уровень цен. Потому что для него Украина – это своего рода компенсаторный рынок, где он может получать доходы, которые он недополучил в Европейском Союзе. Тем более, что «Харьковские соглашения» для «Газпрома» ничего не изменили – он свою цену берет. Западным партнерам он вынужден уступать, а Украине – нет. Потому что он осознает, что у нас нет технических возможностей взять другой газ. - В одной Вашей недавно опубликованной за рубежом, в Словакии, книге - «Украина и Словакия в посткризисной архитектуре энергетической безопасности Европы» - акцентируется внимание на том, что вступление Украины в Европейское энергетическое сообщество означает, что потребители российского газа должны были бы забирать газ на нашей восточной границе, и сами договариваться с Украиной о его транзите. Это должно что-то изменить в наших отношениях с Россией? - На сегодня существует анахронизм советских времен – Советского Союза уже нет, но в смысле газовой и нефтяной границы он продолжает существовать. То есть, «Газпром» передает свой газ европейским клиентам на нашей западной границе. А «Нафтогаз» в юридическом смысле не является субъектом отношений поставщик-потребитель. То есть, де факто мы транзитная страна, а де юре – нет. Поставщик и потребитель работают напрямую, а транзитную услугу «Газпрому» предоставляет «Нафтогаз» в лице дочерней компании «Укртрансгаз». Кстати, это была одна из причин, не позволившая «Газпрому» выставить украинскую сторону в качестве ответчика за газовый кризис 2009 года: у европейских партнеров «Газпрома» не было контракта с «Нафтогазом», у них был контракт с «Газпромом». Тогда это сработало как позитив. Негатив – это то, что «Нафтогаз» играет подчиненную роль, по сути являясь внешним подразделением «Газпрома», обеспечивающим доставку его газа к границам Европейского Союза. «Нафтогаз» - просто обслуживающая «Газпром» структура, хотя и отдельная, внешне самостоятельная, но обязанная играть по правилам, которые пишут в «Газпроме», работать по тем тарифам, которые обосновывают в «Газпроме». И поэтому чисто технический вопрос перенесения пунктов сдачи-приема газа с западной границы на восточную содержит в себе революционный элемент – перемену всей системы торговли и транзита газа. Причем решение этого вопроса нельзя как-то растянуть во времени. Если пункты сдачи-приема переносятся на восточную границу, то европейский потребитель получает возможность брать этот газ на границе России и иметь с «Нафтогазом» контракт на обеспечение его транзита. И, соответственно, «Нафтогаз» несет всю полноту ответственности перед потребителями, сам являясь таким же потребителем. Почему для нас это важно? Именно потому, что мы тоже являемся потребителями. Мы в данном случае в одной лодке с европейцами, как потребители, а не с россиянами, которые являются поставщиками. И в этом плане мы вынуждены подстраиваться под те правила игры, которые существуют на европейском рынке. Европейское энергетическое сообщество и договор к нему создают правовую базу для трансформации. Идея на самом деле не новая, и здесь все упирается в технические моменты, связанные с тем, что на восточной границе нет газоизмерительных станций (ГИС) где и размещаются пункты сдачи-приема газа. Еще в середине прошлого десятилетия Европейская Комиссия, Европейский банк реконструкции и развития, Европейский инвестиционный банк предлагали профинансировать проекты строительства ГИС на восточной границе Украины. Эти проекты были наработаны, банки уже готовы были выделять деньги, это было летом 2006 года, а в августе в Украине поменялось правительство: вместо Юрия Еханурова премьером стал Виктор Янукович, энергетическим министром – Юрий Бойко… - В связи с этим, и учитывая намерения России строить обходные газопроводы в обход Украины, речь ведь идет банально о сохранении транзитного статуса Украины? Нужна ли будет Европе и России украинская «труба» через несколько лет? - Если бы она не была нужна, о ней бы не вспоминали, ее забыли бы. «Газпром» не ставил бы ультимативные условия по слиянию активов. И Европейский Союз не подписывал бы Брюссельскую декларацию в 2009 году. В ЕС понимают, что за обходные капризы России в конечном итоге будут платить европейские потребители. Да, принцип диверсификации разумен и логичен, но тогда, когда эта диверсификация полная. А в данном случае речь идет только о диверсификации путей, а источник остается тот же. И, кстати, при презентации «Южного потока» в Брюсселе российской стороной 25 мая еврокомиссар по вопросам энергетики Гюнтер Эттингер сформулировал видение диверсификации как многообразие источников, путей и контрагентов. Очень четкий ответ «Газпрому». Но, так или иначе, первая очередь «Северного потока» скоро заработает, однако «Южный поток», на мой взгляд, - проект во многом виртуальный. Как пройдет маршрут по турецкой морской экономической зоне? Турция не дала своего согласия. Поэтому говорить, что «Южный поток» вот-вот заработает… Его и построить не так-то просто, ведь Черное море – не Балтика. Но даже если предположить, что «Потоки» будут реализованы, то проложить трубу – это еще не то, что сделать газопровод, это даже не половина работы, то есть, это растянется на десятилетие. Да и Газпром собственно при всем его гигантизме не имеет необходимых средств для реализации подобного проекта и вряд ли сможет их привлечь. На днях стали известны некоторые детали российско-китайских переговоров по газу, из которых можно сделать вывод, что «Южный поток» Россия планирует строить за китайские деньги. Об этом говорит тот факт, что Газпром требует от КНР $40 млрд. аванса в счет будущих поставок газа. Возможно, что Китай был и не против предоставить России такую сумму – по нефтепроводу у них была подобная сделка, хотя и с кредитами, – но очевидно, что со своей стороны КНР будет требовать от РФ очень низкой цены газа. Где-то на уровне $150 за 1000 куб.м., а то и ниже. Но вряд ли это устроит Газпром, потому что китайские деньги улетучатся быстро, а доходы от экспорта газа в Поднебесную будут много лет покрывать аванс. «Южный поток», если его построить за китайские деньги, не будет приносить прибыли, это проект откатов для газового менеджмента, коррумпированной российской власти и продажных политиков в Старой Европе. Но если все же предположить, что этих «планов громадье» заработает, это, естественно, уменьшит объем транзита через Украину. Но сказать, что Украина перестанет быть транзитным звеном, наверное, было бы опрометчиво. Во-первых, объем загрузки трубопроводных мощностей зависит не от «Газпрома» - он зависит от спроса на европейском конце трубы. Будут покупать у России больше газа в Европе – соответственно, может быть ситуация, когда все трубы будут востребованы. И совсем не факт, что Украина, пойдя навстречу пожеланиям Газпрома по поглощению «Нафтогаза», получит загрузку мощностей. Для ЕС такое слияние, скорее, станет индикатором очередной опасности с Востока, поскольку произойдет усиление монополистических позиций Газпрома. В противовес этому ЕС может переориентировать часть закупок на СПГ и газ из других источников. Поэтому есть вопрос, будет ли Европа брать больше газа именно у России? Ответа на него нет. «Газпром» не может дать гарантии загрузки. Потому что у него нет гарантий потребления. А европейские компании, какими бы они ни были друзьями и партнерами «Газпрома», не хотят давать этих гарантий, потому что они не уверены в поставщике, и у них есть альтернатива: взять сжиженный газ с моря, или взять норвежский газ. Украинская сторона в этой ситуации ни на что не может повлиять. Даже если мы завтра модернизируем нашу ГТС, сделаем все прозрачным и чистым, ЕС может не захотеть покупать у России больше газа. Поэтому Россия тоже рискует, что ее «Потоки» останутся полупустыми. И пример тому уже есть – «Голубой поток», который замышлялся мощностью на 32 миллиарда «кубов», построен был на 16 миллиардов, а эксплуатируется на половину мощности. Более того, чтобы сделать эти объемы продаж по маршруту через Черное море не убыточными для «Газпрома», правительство Росси сняло таможенную пошлину. То есть, российское государство фактически расплачивается за политику «откатопроводов» «Газпрома». То же самое ждет и оба «Потока». «Южный» - так точно. А если потребление российского газа возрастет не сильно, и окажется, что труб больше, чем газа, «Газпром» начнет манипулировать объемами, направлениями, ценами. Это и есть базовая стратегия «Газпрома» - работать на эскалацию цены. Когда у одного поставщика есть как минимум четыре маршрута, это идеальная схема для создания нестабильности, неуверенности на рынке. Можно показывать пальцем на Украину, и говорить: «Там у них такая ситуация, что мы вынуждены ограничить подачу газа, и будем подавать его с этой стороны, конечно, дороже, но зато вы будете спокойны, что газ будет». За эти сверхамбиции России, за использование газа и газовой инфраструктуры в политических целях, расплачиваться будем и мы, потому что существует такой подход ЕС: Если Россия и Украина не в состоянии разобраться между собой, ЕС отрабатывает альтернативные варианты – сжиженный газ, строительство инфраструктуры для приема СПГ, расширение мощности подземных хранилищ газа, сооружение системы трубопроводов-интерконнекторов на территории Европы. Эти проекты будут воплощены до 2014-2015 годов, и тогда наступят уже другие реалии и внутри европейского рынка. Естественно, что тогда востребованность украинской газотранспортной системы станет меньше, но это не означает, что она станет ненужной. А если все-таки будет реализован сценарий переноса пунктов сдачи-приема газа на восточную границу Украины, то потребитель будет выбирать для себя оптимальный путь, который будет наиболее дешевым. Украинский путь всегда будет наиболее дешевым, потому что он прямой, - достаточно взглянуть на карту. И это объясняет, почему «Газпром» старается установить полный контроль над украинской ГТС. То же, кстати, относится и к Беларуси. С помощью ГТС Украины и Беларуси можно с максимальной прибыльностью торговать газом с Европой, а с помощью «Потоков» - воевать с нею. - Теперь мы возвращаемся к началу интервью: есть некая объективная позиция Украины, платформа, на которой она сегодня должна стоять в отношениях с Россией. Какова эта платформа? - В идеале это платформа, которая базируется на правовом фундаменте, заложенном в рамках существующих двусторонних отношений, в том числе, в рамках контракта от 19 января 2009 года. Там достаточно однозначно зафиксировано, что если одну из сторон перестают устраивать условия контракта, и если стороны не пришли к согласию самостоятельно, задействуется Стокгольмский арбитраж. Стокгольмский арбитраж и право Швеции действуют как раз в пользу стороны более уязвимой, более слабой в отношениях с другой стороной. Но поскольку власть в Украине, а нынешняя – особенно, привыкла жить не по праву, а по понятиям… И в прошлом ведь существовали правовые возможности – никто их не использовал, потому что отдавали предпочтение закулисным договоренностям, а если за это еще и что-то платили, то зачем та морока где-то в Стокгольме? - Мы сейчас в газовых отношениях с Россией как бы в состоянии «холодной войны». Быть может, украинская власть имеет основания опасаться, что ее возможная принципиальность переведет эту войну в «горячую» фазу? - Есть известное латинское изречение: nunquam periculum sine periculo vincitur –никогда опасность не преодолевается без опасности. Конечно, страх у власти одной страны перед властью другой страны, более мощной, всегда присутствует. Важно, чтобы этот страх не стал довлеющим. Потому что это иллюзия, когда кажется, что достаточно пойти на определенные уступки, и проблема будет решена. Оказывается, что если проблема решена, то появляется новая проблема. Потому что та сторона, почувствовав свою силу, не остановится. Многие решения украинской власти носят импульсивный сиюминутный характер, и поэтому получается, что проблемы не решаются, а только усугубляются. У этой власти есть одно преимущество перед предшественниками, и она об этом не устает повторять: она монолитна и консолидирована. Пришло то время, когда надо воспользоваться этим, не для того, чтобы преследовать оппозицию, потому что это путь в никуда, это путь Батьки, а для того, чтобы консолидировано противостоять тем вызовам, перед которыми мы оказались, в отношениях с Россией. У власти есть возможность занять жесткую позицию. Если не пользоваться посылом, что поторгуемся и что-нибудь выторгуем, а сделать переориентацию, репозиционирование в сторону правовых вариантов решения вопроса, то это то, чего боится Россия. А второе – необходимо максимально задействовать многосторонние форматы – их тоже боится Россия. Россия предпочитает двусторонние форматы, потому что в двустороннем формате она почти всегда в более сильной весовой категории. А как только заходит речь о многостороннем формате, Россия пытается превратить его в ряд двусторонних форматов. Яркий пример – провал визита еврокомиссара Эттингера в Украину. Визит должен был состояться 17 июня, а анонсирован был министром энергетики Юрием Бойко еще в апреле. И вот 17 июня ничего не произошло, потому что оказалось, что Эттингер хотел, чтобы в Украине произошла встреча в трехстороннем формате: украинский министр, российский министр и он, как еврокомиссар. Российская сторона, узнав о таком формате, отказалась в нем участвовать, побоявшись вопросов, которые ей консолидировано зададут обе стороны. Беседовала Юлия Абибок, «ОстроВ»
