Тревожное ожидание первых решений нового президента США Дональда Трампа и членов его администрации относительно России (и Украины) на прошедшей неделе проявилось в одном открытом письме. Как сообщило информационное агентство Reuters , "группа из 27 американских сенаторов-представителей обеих партий в четверг отправила письмо новоизбранному президенту Дональду Трампу, призывая его придерживаться жесткой позиции против России по отношению к тому, что они назвали "военным захватом территории" Украины. Письмо, которое подписали 12 республиканцев и 15 демократов, включая некоторых самых влиятельных в сфере внешней политики членов республиканской партии Трампа, было первым признаком того, что законодатели будут публично высказываться по вопросам международных отношений, когда они не согласны с Белым домом". "Среди сенаторов-республиканцев, подписавших письмо, были Джон МакКейн, председатель комитета Сената по делам вооруженных сил, и Линдси Грэм, глава подкомитета по ассигнованиям, который осуществляет надзор за Государственным департаментом, — говорилось в сообщении Reuters. — Письмо подписало большинство республиканцев и демократов из комитета Сената по международным отношениям, включая высокопоставленного демократа Бена Кардина. Подписал его также Джек Рид, высокопоставленный демократ из комитета Сената по делам Вооруженных сил". Несколькими днями раньше сайт Foreign Policy опубликовал статью, в которой сообщалось, что "высокопоставленный республиканец заявил, что Сенат упустил в этом году время на закрепление жестких санкций США против России за аннексию Крыма в 2014 году, вызвав нападки со стороны демократов, которых годами обвиняли в чрезмерной мягкости по отношению к Москве. Председатель комитета Сената по иностранным делам Боб Коркер сказал Foreign Policy, что времени попросту недостаточно для того, чтобы принять законопроект палаты представителей, сохраняющий санкции США еще на пять лет. По словам Коркера, сенаторы больше сосредоточены на множестве других вопросов, включая финансирование правительства, медицинские исследования и утверждение оборонных приоритетов на 2017 год". "Текущие санкции были введены распоряжением президента Барака Обамы, но могут быть отменены новоизбранным президентом Дональдом Трампом, который пообещал улучшить отношения с Россией в своей будущей администрации. Законопроект палаты представителей гарантировал бы, что санкции сохранятся еще на пять лет", — поясняли в FP. Дональд Трамп вступит в должность 20 января 2017 года. "Сенатор Боб Кейси, член рабочей группы Сената по национальной безопасности, сказал, что санкции, о которых идет речь, "еще даже не касаются военных преступлений в Сирии, в которых замешана Российская Федерация", — отмечалось также в статье Foreign Policy. — "Это последний момент для республиканцев Сената послать миру сигнал о том, что США будут противостоять агрессии Путина и защищать наших союзников", — сказал он FP. Эти комментарии показывают, как быстро изменился политический вопрос отношений между США и Россией. В течение почти восьми лет администрация Обамы защищалась от критики республиканцев за сотрудничество с Москвой в рамках ряда геополитических вопросов — процесс, который начался с объявленной Белым домом "перезагрузки" с тогдашним президентом России Дмитрием Медведевым". На окраинах Европы Как раз на прошедшей неделе в немецком Гамбурге прошло заседание Совета министров иностранных дел стран-членов ОБСЕ, по итогам которого австрийская Die Presse опубликовала статью под заголовком "Мало надежды в Сирии, никакой — в Украине". В Австрии, которая будет председательствовать в ОБСЕ с начала 2017 года, написали, что "министр иностранных дел Себастьян Курц в следующем году поедет в Россию и не исключает, что деятельность ОБСЕ в Украине будет расширена. Если мониторинговая миссия будет дополнена миссией полицейской, Австрия также будет в этом участвовать, сказал он: "Что-либо другое не было бы хорошим примером", — отметил он". Серьезный политический сдвиг, который происходит в настоящее время на Западе, и его значение для Польши и Украины, тоже переживающих непростые и едва ли положительные политические трансформации, описала в статье для Rzeczpospolitej Катажина Пелчиньская-Наленч, до недавнего времени — посол Польши в России. По ее словам, "с момента вхождения в Союз, или больше десяти лет, политика Польши в отношении Киева была сосредоточена на стратегической цели интеграции Украины с европейским сообществом. Она опиралась на три предположения. Во-первых, создание "pax Europa" вокруг ЕС является процессом полезным и безальтернативным; во-вторых, строить "Запад на востоке" очень сложно, но все-таки можно; в третьих, холодная война канула в прошлое, а вместе с ней ограничению поддались и империалистические амбиции России". "В настоящее все эти предположения все менее очевидны, а контекст польско-украинских отношений радикально изменился. Союз из центра притяжения и источника стандартов все больше превращается в осажденную крепость, которая не столько "экспортирует" свои решения, сколько защищает "имущество" от нападений извне. Трансформация в Украине, даже перед угрозой российских танков, проходит с таким большим сопротивлением, что становится очевидно, что модернизация этой страны займет десятилетия. На фоне проблем Запада и самой Украины все заметнее действия России, которая открыто ставит под вопрос право соседних государств на полный суверенитет". "При всех негативных последствиях этого факта казалось, что агрессия России будет однозначно способствовать приближению Киева к Союзу, — продолжает Пелчиньская-Наленч. — Отчасти так и вышло. Политика в отношении Украины признана одним из приоритетов Брюсселя, результатом чего было, кроме прочего, усиление программ помощи для Киева. Но в то же время конфликт на Донбассе запустил процесс ментального выталкивания Украины из европейского пространства. Часть союзных государств, особенно отдаленных, начала смотреть на украинско-российскую войну как на сомнительную игру между "нецивилизованными" постсоветскими государствами, в которую оказался напрасно впутан Запад. К тому же, вместе с продолжением войны нарастает взаимная усталость: в Союзе — от увязших реформ и угрожающей коррупции над Днепром; в Украине же — пассивностью и недостатком однозначной поддержки со стороны ЕС перед лицом российской агрессии. В Варшаве ситуация тоже изменилась после смены власти. Польша — это больше не набирающая сил представительница нового поколения европейцев. В ссоре с Францией, критикуемая Брюсселем, в прохладных отношениях с Берлином, в Союзе, а как результат — и в Москве и Киеве — она рассматривается все больше как "окраина Запада". Можно сказать, что сегодня отношения Варшавы с Киевом — это отношения союзной периферии с периферией Союза, и поддерживает их стратегическая угроза, связанная с политикой нашего общего соседа, России". "Констатировать новую реальность польско-украинских отношений, со всеми ее проблемами, слабостью Запада и маргинализацией Польши, однозначно ни просто, ни приятно, — пишет бывшая посол Польши в РФ. — Но без понимания новых реалий политика Варшавы в отношении Киева обречена не только на ритуальное повторение заезженных слоганов, но и на бесцельный дрейф: хотя доходит до визитов и взаимных контактов, служат они только дежурной поддержке отношений, и не предполагают никакого более широкого стратегического видения. В то же время политика в отношении Украины имеет сегодня более стратегическое измерения, чем когда-либо в прошлом. Потому что она представляет собой ключ к сдерживанию фундаментально опасного для Польши процесса строительства геополитических блоков в нашей части Европы, со всеми вытекающими последствиями: признанием некоторых государств "менее европейскими" и применением по отношению к ним "других" стандартов безопасности, а в результате — принятием претензий России на ограничение суверенитета ее соседей. Польша слишком слаба, чтобы полностью торпедировать эти вредные тенденции. Но она может их ограничить. В отношениях с Украиной это означает, прежде всего, работу над укреплением украинской государственности. Крах украинского государства был бы катастрофой, вызвал бы хаос, перед лицом которого все существовавшие до сих пор основы европейской безопасности оказались бы под вопросом. Польша должна также делать все, что можно, чтобы не допустить отдаления Украины от Европейского Союза, то есть, ситуации, в которой идентичность украинского народа и государства строилась бы в противовес Польше и Европе". Как считает Катажина Пелчиньская-Наленч, "политика в отношении Украины тесно связана с польской внутренней политикой. Пропольское и проевропейское мышление украинцев формируется, кроме прочего, опытом более чем миллионного сообщества мигрантов, которые пребывают сегодня в нашей стране. Для наших отношений имеет огромное значение, чувствуют ли себя граждане Украины в Польше уважаемыми и в безопасности, или затравленными и униженными. Поэтому фундаментально важно пресекать на корню любые провокации, которые могут привести к польско-украинскому этническому конфликту. Речь ни в коем случае не идет об ограничении даже самых сложных исторических дискуссий, речь об однозначном осуждении популистских и националистических перегибов вроде уничтожения памятников или сожжения украинского флага. Стоит помнить, что в Украине тоже есть националисты, есть польское меньшинство, польские места памяти и кладбища. Спираль обоюдных происшествий может очень быстро выйти из-под контроля и привести к построению ментальной стены, которая парализует возможности сотрудничества политиков по обе стороны". В конце своей статьи она также подробно останавливается на том, что Польше необходимо изменить некоторые условия прохождения украинско-польской границы. Речь идет, кроме прочего, об элементарной вежливости польских пограничников по отношению к украинцам. По словам Пелчиньской-Наленч, "польско-украинская граница при соответствующей политической воле может стать не только локомотивом добрососедского сотрудничества между нашими государствами, но и показательным примером ломки вырастающих в Европе ментальных и геополитических разделений". Президент Украины Петр Порошенко как раз на прошедшей неделе посещал Польшу. Как отметили в польском еженедельнике Polityka, визит проходил — символично — в день, когда, 25 лет назад, после прошедшего в Украине референдума о независимости, Польша, первой из всех стран мира, признала новое украинское государство. "Порошенко благодарил Польшу за солидарность, и ту, что пишется с большой буквы, и ту, что с маленькой. Тут вторжение называлось вторжением, аннексия аннексией, как есть, начистоту, без эвфемизмов. Потому что Польша знает, сколько стоит свобода. Признание общих ценностей объединило нас сильнее, чем подписанные договора. Порошенко, создавалось впечатление, внезапно это понял и оценил. Он даже сказал, заговорив об общей истории, что Украина и Польша должны доказать, что между ними есть больше того, что объединяет, чем того, что разделяет. Потому что перед нами одна цель: большая общая Европа", — написала Polityka. "Зона временных аномалий" Сообщения о продолжающейся на востоке Украины "скучной" и грязной войне время от времени все еще появляются в западных изданиях, но нового иностранным журналистам сказать пока нечего. За редким исключением. Журнал The New Yorker посмотрел на эту войну сквозь творчество украинского писателя и поэта Сергея Жадана, который сам родился и вырос на Донбассе. Речь идет о его романе "Ворошиловград", в котором главный герой, Герман, вынужден вернуться в город его детства, чтобы сохранить бизнес загадочно исчезнувшего брата. Приехавший на день, или два, Герман просто остается, все больше связываемый вдруг возникшими чувством долга, принципами и привязанностями. Текст The New Yorker появился еще две недели назад, и автору обзора было непростительно его пропустить. "Донбасс — это место хулиганов, — пишет его автор. — Это место, где хулиганы остались. Сам Жадан не остался: как и Герман, он переехал в Харьков. Но его родители и брат, и многие его друзья, остались. Он часто их навещает, даже теперь, когда там идет война. Приблизительно восемь тысяч человек были убиты с начала войны, с весны 2014 года (на самом деле — больше 9,6 тысяч. — "ОстроВ"). Больше одного с половиной миллиона человек оставили свои дома и стали беженцами. "Ворошиловград", хотя и написанный в 2009 году, стал романом о нашем настоящем, личным посещением давно забытого советского пограничья, которое сегодня угрожает привести к падению Европы". "Расположенный глубоко на юго-востоке Украины вдоль российской границы, Донбасс — это постиндустриальный шахтерский регион, известный своими региональными привязанностями, — продолжается статья The New Yorker. — Доминирующий язык тут — русский, хотя украинский тоже распространен, как суржик, — так называют смешение двух языков. В раннемодерный период Донбасс уже был подобием Дикого Запада: дикая степь служила пристанищем казакам, бежавшим от польского гнета; позже он манил преследуемых евреев, религиозные меньшинства, раскулаченных крестьян, преступников, искателей золота — бродяг всех мастей. К двадцатому веку он был "политически неуправляемым… пограничной территорией, где внутренняя жажда свободы, дикая эксплуатация и каждодневное насилие соревновались за преобладание", как описывал его историк Хироаки Куромия в своей книге "Свобода и террор на Донбассе". Во времена Сталина Донбасс стал сценой стахановского движения, соревнования сверхрабочих, способных выполнить пятилетний план за четыре года. Это ускорение времени имело свою темную сторону: даже по сталинским стандартам, пишет Куромия, "террор 1930-х на Донбассе был чрезвычайным"". "Сталин умер; сверхрабочие исчезли; Советский Союз пал. 1990-е принесли на Донбасс мафию и олигархию и видели рост местного гопника, обернувшегося клептократом, Виктора Януковича, который в 2010 году был избран президентом Украины. (Янукович, вряд ли случайно, имел общего стратегического советника с Дональдом Трампом, Пола Манафорта, который, похоже, специализируется на PR для бандитов-олигархов с президентскими амбициями.) С тех пор время замедлилось. Заводы были закрыты. В романе Герман возвращается в мир, который остается хорошо знакомым, отчасти потому, что ничего не изменилось. "У меня всегда было ощущение, что после 1991 года люди на Донбассе… не давали времени идти естественным образом", — сказал мне Жадан. Результатом были "черные дыры, зоны временных аномалий"". "На этой территории временных аномалий все жизненное проявляется через физическое: немного футбола, много секса, еще больше насилия, — рассказывают в The New Yorker’е. — Материальные объекты, которые Жадан описывает с почти гротескной точностью — деревянные иконы православных мучеников, вымпел Manchester United, пара электрических ножниц Bosch, — выступают как потерянные миры среди лаконичного диалога. Пропадают не только слова. Люди называют Донбасс "Бермудским треугольником", сказал мне Евгений Монастырский, двадцатитрехлетний историк-выпускник университета из Луганска и фанат Жадана: объекты, годы, люди — как брат Германа — пропадают там все время. Многие из тех, кто остается, переживают разнообразные удары. "Мы все хотели стать летчиками, — говорит Герман о друзьях своего детства. — Большинство из нас стали лузерами". Но не просто лузерами, Жадан хочет, чтобы мы поняли, а побитыми лузерами, с торсами, конечностями и лицами в шрамах". "Сегодня бывший Ворошиловград находится на территории самопровозглашенной Луганской Народной Республики, формирования, которое, как писал Жадан в 2014 году, "существует исключительно в фантазиях самопровозглашенных "народных мэров" и "народных губернаторов"". Это действующие лица, которые можно с легкостью вывести из его романа: Жадан дает красочные описания мужчин в спортивных костюмах, с растянутыми татуировками, без нескольких пальцев. (Недостающие пальцы — это не часть магического реализма: Вячеслав Пономарев, сепаратист сорока с чем-то лет, который в апреле 2014 года объявил себя "народным мэром" Славянска, не имел двух пальцев на левой руке.)" "В "Ворошиловграде" Жадан описывает некое подобие зоны боевых действий на украинско-российской границе возле Ростова: людей в камуфляже и балаклавах, с калашниковыми, берущих при случае заложника или двух. Он описывает повсеместное насилие в период, когда не было войны, — жестокость как фон, принятая как данность. "Знаешь, до войны все это выглядело совсем по-другому: граница с Россией, армейская форма, постоянная готовность к драке, — написал мне Жадан в письме. — В этом не было никакого катастрофизма". (Я писала Жадану на польском о романе, который он написал на украинском, а я читала на английском. Он ответил мне на русском. Вся эту ситуация была очень украинской)", — замечает корреспондент The New Yorker. "Балаклавы и калашниковы, и бандитская культура, связаны с бездонной коррупцией. Слово, или, скорее, одно из слов для коррупции в русском языке — "продажность" (в украинском — "продажність"). Оно предполагает понимание, что все и всех можно купить. Характерные связи между продажностью и честностью — это суть Донбасса. Там, где нет доверия к системе, самое главное — доверие в друзьям. Где нет закона, важнее всего личная солидарность. Поэтому важно не то, кто за кого голосует, а то, кто как относится к своим друзьям", — считает она. Обзор подготовила Юлия Абибок, "ОстроВ"
