Наша область побила рекорды расстрелов В Донецкой области советская власть репрессировала больше 50 тысяч жителей. 2 июля 1937 года Политбюро выдало решение от об антисоветских элементах, в связи с которым были созданы так называемые “тройки”. 4 июля НКВД отправляет телеграммы на места: “Взять на учет контрреволюционные элементы” (хотя они давно были “взяты” – муж стучал на жену, сосед на соседа). А 30 июля 1937 года – оперативный приказ по СССР № 00447 (первые два ноля означали “совершенно секретно”): 268 950 человек внесены в план репрессий. Подлежащих репрессиям разделили на две категории: активных антисоветчиков и умеренных. В качестве первых по всей территории СССР следовало расстрелять 75 тысяч 950 человек, а по Украине - 8 тысяч. Конкретно по Донецкой области надлежало истребить 1 тысячу граждан и еще 3 тысячи “менее отъявленных врагов” сослать на 10 лет каторги. И это план зачистки ВСЕГО НА ТРИ МЕСЯЦА и всего по одному из секретных приказов того периода. А были же еще греческая операция, немецкая, на которые издавались отдельные приказы. Рядом с черепами жертв пустые бутылки из-под водки: палачи нуждались в допинге (фото В. Устенко, 1989 г.) - У них существовали тематические отделы, которые устраивали между собой соцсоревнования. Выдвигались встречные планы. Цвела рекордомания! – рассказывает доктор наук, профессор кафедры истории Украины Донецкого национального университета Владимир Никольский. Видно, не случайно наш город носил имя вождя – из Сталино в центр телеграфировали: “Просим увеличить лимит!” Это означало: позвольте расстрелять больше. - Руководитель массовой операции Л. Бельский лично прибыл в Сталино – увеличить лимит было в его власти. – продолжает свой рассказ В. Никольский. - И в 1938 году лимит для Сталинской области увеличили еще на 4 тысячи для расстрельной категории. Если по первоначальному плану Донбасс отставал от Харьковской и Киевской областей, то в итоге пострадал больше, чем какой либо из регионов Украины. За время операции, которая продолжалась с сентября 37-го до конца июня 38-го в Донецкой области казнили, как считает профессор Никольский, 12 с лишним тысяч граждан. Надо уточнить, что до июля 1938 года в Донбассе существовала одна Донецкая область, а в июле нас разделили на Сталинскую и Ворошиловградскую. В раскрытии грязных тайн сталинизма были заинтересованы только историки-"неформалы" (фото В. Устенко, 1989 г.) Кроме “троек”, в которых заседали в том числе и секретари обкома партии, над уничтожением сограждан усердно трудились особые совещания прокуратуры и НКВД, военная коллегия Верховного суда СССР, трибуналы войск НКВД и даже облсуды. Последние судили показательно. Были и так называемые “альбомные дела”. Это целые альбомы с десятками тысяч граждан, которые подписывал лично Ежов. Показательные процессы были открытыми, их стенограммы публиковались в газете “Социалистический Донбасс” под заголовками типа: “Уничтожим вредительскую гадину!” Так судили “вредителей” из треста “Буденновуголь” и Володарского управления. - Женщин из числа расстрелянных было не много, в основном жены обкомовцев. Я вообще до 1989 года считал, что репрессии коснулись только большевистской верхушки. – говорит доктор истории Никольский. - По работе в архиве мне запомнилась Мильда Правник – 32-летняя директор донецкой кондитерской фабрики, которую объявили латышской шпионкой. Были и реальные недовольные - а как быть довольным, если твои дети голодны? - Советская власть вычистила всех, кого не смогла накормить, - сообщает профессор тем, кто не верит в Голодомор. Имевших отношение к дореволюционной России в КГБ называли “бывшие люди”. Многих белогвардейцев амнистировали в 27-ом, а затем “искоренили” в 37-м. Но даже их уничтожали не за деятельность, а за “окраску” - то есть взгляды. Еще нюанс: если в 37-ом судили в основном одиночек, то в 38-м – лепили организации. Пытали в консерватории, судили в гормилиции, расстреливали там, где “Сокол” Типичная ситуация того времени: муж и жена работают агентами КГБ в тайне друг от друга. Были искренние доносчики (эти считали, что защищают родину), но преобладал шкурный интерес – штатная агентура получала зарплату. Самая низшая ступень – информаторы. Повыше – агенты – эти получали конкретное задание (друзья семьи) “на освещение”. Самые важные помощники КГБ назывались резидентами – это нештатные сотрудники, которые руководили несколькими агентами. Профессор рассказывает смешные вещи об умственных способностях многих: “Вверху доноса - кличка, зашифрованное имя, а внизу – реальная фамилия доносчика”. Одаренный шахматист, девятиклассник Андрей - типичный "враг народа" 1941 года Интересно, что у рядовых садистов из НКВД и КГБ были маленькие зарплаты, и им тоже было знакомо такое явление как фальсификация отчетности. А за особое рвение некоторых в 38-м репрессировали (“за нарушение социалистической законности”). Но вообще КГБ берегло свои кадры, причем даже нештатные: после смерти Сталина, в пятидесятые, кэгэбисты массово вырывали доносы из дел, но физически не смогли вырвать все, поэтому кое-что дошло до нас. 84-летний Андрей Филиппович Первой был реабилитирован в 64-ом, а доступ к собственному делу получил лишь в 1989-ом, и тогда же узнал кто из соседей состряпал на него пасквиль. Первой вспоминает как ему, уже приговоренному к смерти, посчастливилось выжить в октябре 1941 года. - Арестовали меня в августе. Я тогда перешел в девятый класс, хотя мне и было 17 лет. Школа № 37 города Сталино, в которой я учился, располагалась на той же улице Скотопрогонной (нынешняя Университетская), где я жил с родителями. – рассказывает Первой. - Сержант госбезопасности Ильюхин, старший следователь следотдела УНКВД, бил меня собственными руками, требуя признаться, что я симпатизирую Гитлеру. Днем надзиратель смотрит в “волчок” – чтобы не ложились, а ночью следователи не дают спать - таскают на допросы. Он сидит, ты стоишь, и так часами… Падаешь, обливают водой, тянут за руки-ноги в камеру. Как только очнулся, зашевелился – назад.. “Ну что, будешь подписывать? А не то сактируем”, – говорит следователь. Как это - спрашиваю? Напишем, что бежал, да пристрелим. А я ему отвечаю: “Я вот учителю расскажу – какими вы тут аферами занимаетесь!” Андрей Первой сейчас и до ареста, 66 лет назад Все это издевательство происходило в здании музыкальной академии, что на главной улице Донецка – Артема, где не так давно по требованию общественности установили мемориальную доску. Именно здесь располагался “вооруженный отряд партии” - НКВД. В подвалах академии в 37-м были камеры на 100 человек, набитые как бочки с сельдью. - Кабинет Ильюхина, где он пытал меня, был огромный - метров сорок площадью, и располагался на втором этаже консерватории. – продолжает рассказ Андрей Филиппович. - А “тройка”, которая меня судила, заседала в так называемом клубе Балицкого (нарком внутренних дел Украины) – с обратной стороны нынешнего здания Донецкой городской милиции на проспекте Дзержинского. Следствие по тогдашним правилам было скорым. Через месяц после ареста Первого приговорили к расстрелу. На смертном приговоре по тогдашнему обычаю все тоже подлое слово “секретно”. - 21 сутки я ждал в камере смертников, откуда еженощно кто-то уходил в вечность. – вспоминает Андрей Первой. - Но меня, и еще нескольких, неожиданно вывели днем. “Командующий фронта заменил вам расстрел 10 годами каторги” – зачитал военный. Я расплакался и сказал: “Спасибо, дяденька”. Возможно, Андрея Первого спасло непризнание вины – говорят, что упрямых даже отпускали иногда. - Но бывало и так, что сначала расстреливали, а потом судили. – уверен профессор Никольский. Приводили приговоры в исполнение коменданты и их помощники. Вот как это примерно выглядело. Человека выводят из общей камеры в соседнюю комнату и выдают все, что с ним было – кружку, щетку, кошелек. Человек спокоен: “Наверное, выпускают”. Приглашают в комнату напротив. Двое хватают за руки, тряпку в рот. Третий (комендант) подходит сзади и стреляет в затылок. Существовали передвижные команды палачей. - На улице Артема между банком и Дворцом пионеров со стороны двора стояли старые деревянные сараи. Там невинно осужденных расстреливали, а потом ночью трупы вытаскивали, клали в машину, и вывозили в Ясиноватский лес или на Рутченково, где бросали в общую яму, - делится пенсионерка Екатерина Максюта, дочь “врага народа”. После посмертной реабилитации отца она подробно изучила его дело. Здесь были деревянные сараи, в которых тоже расстреливали (двор музыкальной академии, где нынче собираются что-то строить)... В иные “особо урожайные” сутки 1937 г. количество жертв доходило до трех сотен. Чтобы ускорить работу, в упомянутых сараях расстреливали из пулеметов. - Один комендант, который руководил расстрелами, лет десять назад был еще жив, хотя ему уже под 90 было, и когда к нему наведались журналисты, первое что спросил – не арестовывать ли его пришли. Прожил в страхе – рассказывает Владимир Никольский. Профессор Никольский знает судьбу еще одного профессионального убийцы: до революции тот работал фокусником в цирке, а потом дослужился до коменданта. После работы обязательно шел в ресторан: пил водку и заказывал музыку. Был обвинен в мародерстве (грабил убиенных), но позже реабилитирован. На костях построился гаражный кооператив “Текстильщик” Еще в 1922 году, рассказывает Александр Букалов (“Донецкий Мемориал”) секретный приказ ГПУ запретил фиксировать места захоронений, поэтому вполне возможно, что официальных документов с конкретным указанием таких мест не удастся найти. Цель была – сравнять с землей, лишить нас памяти. Но самое крупное захоронение сталинистам скрыть не удалось. Цинизм советской власти беспределн: в штабе КГБ учат музыке, а на поле скорби разместили гаражи - они находятся слева от траншеи на снимке, за забором - Не все готовы были сразу поверить в эту страшную историю, которую широкой гласности предали осенью 41-го немецко-фашистские оккупационные власти. – говорит Дмитрий Вировец. - По многочисленным свидетельствам очевидцев немцы согнали местных жителей в Рутченковское поле и продемонстрировали недавно закопанные трупы. Этот “урок любви к Сталину” у траншей с телами оккупанты сопровождали словами: “Смотрите, это НЕ МЫ сделали”. - В конце 80-х – начале 90-х годов, я и мои университетские товарищи оказались вовлечены в бурное демократическое движение. – вспоминает бывший студент-историк Донецкого национального университета (тогда просто университета) Дмитрий Вировец. - Пробуждение гражданского самосознания происходило на фоне болезненной десталинизации общества. Вопреки безумным апологетам сталинизма, жертвами массовых репрессий 30-х годов стали не только верхи, но и миллионы абсолютно аполитичных сограждан, жизни которых превратились в те самые сталинские щепки, сгнившие не только на лесоповалах ГУЛАГА, но и в местах массового террора по месту жительства. В 1988 - начале 1989 года активисты Донецких правозащитных организаций “Донбасс-88”, “Плюрализм” и местное отделение созданного 30 марта 1989 года общества “Мемориал” отправили запросы в разные инстанции относительно тогда еще предполагаемого массового захоронения на южной окраине города. На все запросы, в том числе посланные в КГБ, последовало стандартное бюрократическое: “Сведениями не располагаем”. По странному стечению обстоятельств, примерно тогда же – в конце 1988 года - исполком выделил именно эту территорию под развитие гаражного кооператива “Текстильщик”. - Когда начал подниматься шум по поводу массовых захоронений, мне было 12 лет. У моего одноклассника отец строил гараж в этом пресловутом кооперативе... – вспоминает Никита Дмитренко, житель Кировского района Донецка. - И детвора "гаражных хозяев" начала периодически "обзаводиться" черепами, гильзами и прочим, найденным строителями при постройке гаража. Архивные спецхранилища тогда были недоступны, поэтому активисты названных организаций собирали свидетельства местных жителей По рассказам очевидцев, примерно с середины 30-х годов добротный трех-четырех метровый забор без щелей опоясывал часть Рутченковского поля в форме прямоугольника в районе 11-го поселка. Кроме забора это место было окружено колючей проволокой. Над спецтерриторией возвышалась деревянная вышка с автоматчиком, по ночам секретный объект охранялся сторожем с собаками. В народе говорят: где люди закопаны, там лучше трава растет… 8-го апреля 1989 года, имея смутные представления о плане спецобъекта и его координатах, студенты-добровольцы и несколько правозащитников с лопатами пришли на это поле между кладбищем, гаражами и заводом. - И буквально сразу под одним из гаражей мы нашли многочисленные костные останки. – рассказывает Дмитрий Вировец. - Прибывший на место следователь из Кировской прокуратуры, кажется Водопьянов, обронил в тот день фразу: “А может это кости собак?!”. Но уголовное дело по факту обнаружения “неизвестного” захоронения прокуратура Донецкой области все же возбудила – тогда же, в апреле 1989 года. Власти старались не афишировать печальное открытие. А университетские кураторы, “чтобы снять политическую окраску”, засчитали эту студенческую работу как “археологическую практику”. - Вполне возможно, что какое-то количество останков было незаконно эксгумировано и выброшено. - считает Дмитрий Вировец. - Это остается на совести тех кто это сделал. Извлеченные нами останки первое время тоже никак не охранялись, у некоторых расстрелянных имелись золотые коронки - возможно, было и мародерство. Дело в том, что территория массового захоронения охраняема и огорожена была разве что в сталинское время - проконтролировать какие еще незаконные действия там происходят, скажем, сейчас невозможно… Эксгумация сопровождалась находками большого количества личных предметов от истлевших кошельков до зубных щеток. - И многочисленные – пустые! - бутылки из-под спиртных напитков, в основном водки, погребенные вместе с телами жертв. Получается, палачи нуждались в этом допинге? – говорит Вировец. Как известно уже теперь, каждый вечер “черный ворон” подвозил на Рутченково партии “врагов народа”. Некоторых истребляли прямо в камерах ОМЗа (так называлась тюрьма – отдел местного заключения) и доставляли мертвыми. Но многих казнили именно здесь. Людей ставили на колени возле свежевырытых ям и стреляли в затылок. Чаще – из мелкокалиберных винтовок или револьверов. На территории “спецобъекта” были прорыты рвы (возможно, десятки рвов) - до 100 метров длиной, которые заполнялись телами. Убийство детей и раненых остаются не раскрытыми преступлениями партии - Нам удалось приблизиться к разгадке самой острой проблемы Рутченкова: уничтожению раненных из военного госпиталя, располагавшегося в первые месяцы войны в здании городской больницы № 24 и учащихся ФЗУ – детей “врагов народа”, которых не успели или не пожелали эвакуировать в октябре 1941 года, за несколько дней до оккупации Донецка. – рассказывает Дмитрий Вировец. - Летом 1989-го, спустя 48 лет после описываемых событий, нами были извлечены из земли предметы характерные для военного госпиталя – в одной яме нашли большое количество окровавленных бинтов, загипсованные конечности, кислородные подушки, а также типичную больничную посуду того времени. В другой - чудом сохранившиеся ученические гимнастерки, сильно напоминавшие казенную форму фабрично-заводских училищ. Во третьей яме - скелеты подростков, пряжки ремесленного училища. Еще в одной – были останки людей в шахтерских сапогах… Казалось бы, наступило время для тщательного расследования трагедии. Но 7 июля 1989 года члены некоей городской комиссии (ее состав и точное название никто из участников событий 1989 не может вспомнить), признав факт наличия в Кировском районе массового захоронения, постановили свернуть раскопки и приступить к разработке мероприятий по перезахоронению. - Формально раскопки запретила санстанция - говорит Владислав Устенко, один из лидеров “археологической” группы 1989 г. - Вначале власти нашу работу не приветствовали, а после публикации о ней в "Правде" ("Там, где решили строить гаражи...") начали как будто содействовать. Под конец нас работало уже трое - кроме меня, Коля Курбатов и пожилой человек Семен Гипмонович, фамилию не помню (ветеран войны, который о нас услышал и присоединился). Под тяжелым слоем глины там были сохранившиеся мягкие ткани – то есть, надо было уже на другом, профессиональном, уровне продолжать работу, на одном энтузиазме это было уже бесперспективно. - Относительно главной причины “свертывания” раскопок в нашей студенческой среде укрепилось мнение, что кто-то хочет прекратить дальнейшее расследование самых “болезненных” проблем Рутченково - тему военнослужащих и тему учащихся ФЗУ. – говорит Дмитрий Вировец. - По-видимому, уничтоженных спец частями НКВД. “Раскручивать” эти грязные дела сталинизма кому-то очень не хотелось. СССР, КГБ и КПСС в 1989 году были еще очень сильны, а палачи спокойно доживали на “заслуженной” пенсии. 16 сентября 1989 года состоялся траурный митинг и торжественное перезахоронение останков 540 жертв (считая по черепам, в которых было по 2-3 отверстия). Известны случайным образом оказались две фамилии – в кармане одного убитого нашли портсигар с гравировкой: “Покараев В. Д.”. Как говорит Вировец, предположительно это был горный инженер. Имя второго человека было написано на зубной щетке – Козловский. Сегодня свободы меньше, чем в 1989-ом... - Нам было ясно, что в Рутченково нашли свой последний приют тысячи, если не десятки тысяч, репрессированных. - говорит Дмитрий Вировец. - Ведь Донецкая обл. была одной из самых густонаселенных в СССР – в конце 70х она была на третьем месте после Московской и Ленинградской. Даже если в 30-ые годы демография была иной, она оставалась одной из самых густонаселенных. Так что работы органам там хватало… По оценке правозащитной организации "Донецкий мемориал" в Донбассе было истреблено свыше 17 тысяч граждан. Из которых, как считает руководитель "ДМ" Александр Букалов, на Рутченковском поле покоятся останки 5-7 тысяч убиенных властью. Часть имен расстрелянных готов установить профессор Владимир Никольский, который продолжает работать в архивах СБУ. Студенческие раскопки в 1989 году изменили тему его докторской диссертации – изучению репрессивной деятельности органов госбезопасности СССР в Украине в 20-50-гг. Никольский посвятил 15 лет жизни. - Я могу установить поименно 1200 - 1500 расстрелянных, которые покоятся на Рутченковском поле. Прежде чем стрелять, составляли акт расстрела. “Привели в исполнение в присутствии такого-то” – толстым грифелем цветного карандаша… Но сохранились не все акты. А кроме того исследование нуждается в финансировании. – говорит доктор исторических наук Никольский. Не раскопанных мест захоронения репрессированных советских граждан гораздо больше, чем известных. Расстрельные места должны быть как минимум в Мариуполе, Артемовске, уже упоминавшемся Ясиноватском лесу. Не исключено, что и во дворе музакадемии тоже стоило бы провести раскопки… В Москве есть свое место скорби - кладбище Донского монастыря, где стреляли верхушку, под Киевом – Быковня, в Виннице – парк в центре города, в Луганске - Сучья Балка, в Харькове – городской парк, и не везде вопросы отношения к памяти решаются одинаково. - Нет пока стремления решать этот вопрос на высоком уровне. - уверен глава "Донецкого мемориала" Александр Букалов. - Чтобы установить точное количество захороненных на Рутченковском поле нужна политическая воля на уровне государства. Я убежден, что есть еще ветераны НКВД среди живущих, которые многое важное могли бы рассказать, но их должен кто-то допросить. У Дмитрия Вировца, ставшего американцем, вызывает недоумение то обстоятельство, что с момента их студенческой работы в 89-м радикальных перемен в деле расследования тайн Рутченково не произошло. - Если власти так упорно скрывают самую трагичную страницу истории поля – то им есть что скрывать? – задается вопросом Вировец. Американцы, по его словам, создали коалицию музеев совести – это заповедники памяти под открытым небом, которые создаются в подобных исторических местах по всему миру. - Это должно быть что-то священное в духовном смысле. Меня ужаснуло то, что я увидел на Рутченково, когда вместе с Владом Устенко, моим однокурсником, я посетил это место в феврале нынешнего года. Мы увидели поле запущенным и замусоренным. В некоторых местах - любительские огородики. Гаражи продолжали жить своей суетливой жизнью совсем рядом, за серым забором конца 80-х. Наступает кладбище, которое в 89-м было довольно далеко... Такое соседство может, и ничего, но я бы не хотел, чтобы это проклятое место кто-то прибрал к рукам – построил там стадион или бизнес-центр. В 89-ом для “галочки” на месте страшной находки установили камень. Два года назад кусок гранита заменили памятником, у которого наши деятели власти раз в году проводят митинги и зачитывают речи в стиле соцреализма и двойной морали. Но родственники жертв ожидают от них другого. В декабре 2005 года мы с коллегами организовали поездку для престарелых жителей села Раздольное к мемориалу на Рутченково. Седовласые дети расстрелянных, рыдая, говорили о том, что декларированные льготы их не коснулись, и было бы правильно выдать каждому потомку “на вечную память” по экземпляру уголовных дел из кэгэбэшных архивов. - А имена всех, тысяч и тысяч казненных, должны быть выбиты в граните и бронзе. - считает пенсионер Юрий Джуха, сын которого Иван является автором книг, посвященных трагической одиссее мариупольских греков. Аккуратная идентификация жертв захороненных на Рутченково – дело будущего, убежден и Дмитрий Вировец. При желании и использовании современной техники, в том числе анализов ДНК, можно было бы установить личности очень многих. Для этого необходимо прекратить захламление территории, огородить ее и дать возможность археологам, историкам, антропологам и медикам всерьез заняться этой общенациональной проблемой. Только тогда можно будет ответить на вопрос сколько и кто точно погребен в наспех вырытых траншеях. Имя каждой жертвы – таково пожелание. А прекратить наконец увековечивать чекистов и террористов, проливших реки крови – это требование всех репрессированных и членов их семей, с кем мне доводилось встречаться. В жизни нет ничего случайного, и история не так мало влияет на нас, как многим хотелось бы представить. Тем более - советская, которая гораздо ближе к нашему настоящему, чем к прошлому… - В Кировском районе улица Мехлиса существует до сих пор - это главный палач! - возмущен Андрей Первой. - Наверняка почет оказан и Петру Нощенко, который отправил меня на каторгу. Названный Андреем Филипповичем Петр Нощенко занимал пост прокурора Сталинской области с 1940 г. и я не в курсе какие почести оказаны ему после смерти. Но, как и многие, знаю, что не забыты Любавин и Щербаков, заседавшие в "тройках". Не удивлюсь, если в бывшем Сталино отыщется небольшой переулок имени товарища Соколинского (начальник НКВД Сталинской области) или товарища Руденко. Роман Руденко находился в должности прокурора Сталинской области с 1 октября 1937 года по январь 1940 года - лично визировал расстрелы. Был обвинителем нацизма от СССР на Нюрнбергском процессе, ничем по сути не отличаясь от гитлеровских садистов, которые тоже выполняли приказы. Но Руденко похоронен в Кремлевской стене, а не предан бесславию. Огромные территории Донецка несут на себе проклятье - именные клейма убийц. В адресах тысяч потомков сталинских жертв прописаны как герои те, кто казнил их предков – можно ли придумать большее надругательство над памятью, над совестью? Но донецкие могильщики истории потчуют нас трепом о надуманности проблемы и трудоемкости “переименовательного” процесса. Коммунисты по убеждению и происхождению, современные “комиссары” из органов власти до сих пор не поняли, что реабилитация по сути своей есть покаяние. На траурном митинге в 89-ом секретарь горкома Ж. К. Пашнова торжественно произнесла: "Мы только прикоснулись к этой истории, только начали понимать к чему могут привести равнодушие, подлость, доносы.. Выполнен только первый этап работ, а предстоит еще установить границы захоронения, и многое другое..." А тогдашний руководитель "Мемориала" Б. Ф. Парсенюк обратил внимание присутствовавших, что с приходом гласности палачи по-прежнему живут лучше жертв. Изменилось ли что-то за прошедшие 18 лет? Татьяна Заровная, «Pro-test»
