Адвокат Тимошенко Сергей Власенко: Щербаня либо решили потренировать, либо он испугался

На этой неделе в деле по обвинению Юлии Тимошенко в убийстве Евгения Щербаня появился новый свидетель. Им оказался тоже Щербань, но Владимир. Давний политический партнер застреленного бизнесмена.

Бывший глава Донецкой обладминистрации должен был выступить в суде, но оказался больным и его встречу с Фемидой (а возможно и Юлией Тимошенко) перенесли. При этом в прессу попали протоколы его допросов, где он говорит о причастности экс-премьера к расстрелу Евгения Щербаня в аэропорту.

Об этих протоколах, свидетельских показаниях других лиц по делу и о самом процессе над Тимошенко «ОстроВ» поговорил с ее защитником Сергеем Власенко.

– Сергей Владимирович, как Вы оцениваете свидетельские показания Игоря Марьинкова и Сергея Зайцева?

– Во-первых, мы говорим о том, что допрос свидетеля в судебном заседании на стадии досудебного следствия, в соответствии со статьей 225 (Уголовно-процессуального кодекса – «Остров») является исключительным обстоятельством. Т.е. статья так и начинается «В исключительных обстоятельствах…». И дальше закон говорит, какие обстоятельства являются исключительными.

Первое – это когда есть реальная опасность, что свидетель не доживет до суда. Ну, например, в результате тяжелой болезни. Т.е., если у человека не дай Бог рак четвертой степени, а мы понимаем, что суд будет только через полгода, то конечно такого свидетеля нужно допросить в судебном заседании, потому что он может умереть в любое время.

Второе основание, когда происходит допрос свидетеля в судебном заседании на стадии досудебного следствия, это когда уже на этот момент есть серьезные угрозы в адрес такого свидетеля.

У нас же ни одного из перечисленных обстоятельств ни в отношении свидетеля Марьинкова, ни в отношении свидетеля Зайцева, ни в отношении свидетеля Щербаня не существует. Ну нет их.

Мы Марьинкова четко спрашивали:

- Вы болеете?

- Нет, не болею.

- Вы готовы свидетельствовать позже?

- Готов. Были ли в отношении вас угрозы?

- Нет, не было угроз.

Тоже самое мы спрашивали у Зайцева. Поэтому, то, что происходит – это прямое нарушение закона.

Это делается по одной простой причине: никаких свидетелей не существует. Все, что вы слышали, вы слышали не со слов третьих лиц, а со слов четвертых или пятых лиц. Потому, что А. слышал от Б., Б. слышал от В., В. слышал от Г., что Д. что-то сделал, т.е. это вот такая примерно цепочка.

Либо, как прямо сказал свидетель Зайцев, я слышал это от своего родственника Петра Кириченко, который на самом деле был наркоман, употреблял тяжелые наркотики, а также сильно пил в последнее время. А вообще, когда мы с ним разговаривали, он был в состоянии сильного опьянения, при этом испытывал очень большую ненависть к Юлии Тимошенко. Т.е. с точки зрения нормальной, законной процедуры – это никчемные слова, которые не могут быть приняты ни одним судом мира кроме Печерского суда.

Поэтому, о том, что может происходить в деле, говорить крайне сложно. Как это может быть оценено судом? Если Вы меня спросите, как это должно быть оценено с точки зрения закона, я Вам скажу, что конечно они не должны быть приняты во внимание, но как это будет на самом деле…

– Но сейчас процесс проходит по новому УПК…

– Без разницы. Проблема дел Тимошенко не в УПК. Да, я считаю, что нынешний УПК гораздо хуже, чем предыдущий. Но ни старый УПК в «Газовом деле», ни новый УПК в этом деле не соблюдался и, скорее всего, соблюдаться не будет, вот в чем проблема.

Проблема в том, что судьи пренебрегают нормами УПК. Вдруг, почему-то все судьи. Царевич, Кицюк, Медушевская, решили, что мы не имеем права отвода. Ну почему? А они говорят, что это не написано в статье 225. Так право отвода не написано ни в одной статье описывающей следственные действия. Оно описано в общих разделах моих прав. Т.е. это мои права в течении всего процесса, от начала и до конца. И как только мои права нарушаются, я имею право встать и сказать: «Уважаемый суд Вы не беспристрастны, я заявляю Вам отвод». И они обязаны его рассмотреть.

Точно также они решили, что я не имею право заявлять отвод прокурорам. Ну почему? Если я знаю, что прокурор пристрастный, что прокурор нарушает закон. Почему я не имею право заявить ему отвод на этой стадии процесса? Почему они вдруг решили, что я не имею права заявлять ходатайства? У нас есть ряд ходатайств, касающихся конкретных следственных действий. На что они говорят, что это регламентировано статьей 225, порядок проведения. Но это бред. Это не регламентировано. Это бред сивой кобылы.

Опять-таки, вернемся еще к одному тезису. Я понимаю, что немножко неприятный для представителей СМИ. И, наверное, я вот как бы сейчас буду высказываться против интересов защиты, но я не могу об этом не сказать, потому, что это нарушение закона.

Есть базовый принцип: нельзя допрашивать свидетеля под видеокамерами, ну нельзя. Если идет судебное заседание и свидетель, который не допрошен, находится в зале, его удаляют. Это делается, чтобы он не услышал, что сказал предыдущий свидетель. А у нас показания свидетелей тиражируются по всей стране. Их обсуждают, комментируют, сравнивают и так далее. Но это абсурд.

– Как вы думаете, почему Щербань не явился в качестве свидетеля на судебное заседание?

– Это вопросы к Щербаню.

– Но смотрите, во вторник его сын говорит «ОстроВу», что он здоров. А Вы показываете журналистам его заявление с просьбой перенести рассмотрение дела, в связи болезнью. Что это значит? Идет какая-то игра?

– К чему я пришел путем анализа.

Первое. Заявление подавалось Владимиром Петровичем Щербанем, скорее всего, после окончания рабочего дня в понедельник. Что мешало ему во вторник прийти с утра в суд? Если он в понедельник вечером пришел в суд и лично сдал документы? Если он написал «я болею гипертонической болезнью»? В момент подачи заявления он болел, но он смог прийти в суд сдать заявление. Что помешало ему прийти в суд и свидетельствовать?

Второе. Меня крайне удивила позиция суда, который, получив заявление от Щербаня, уведомил об этом пенитенциарную службу. Пенитенциарная служба разослала официальный пресс-релиз, что не доставит Тимошенко в связи с тем, что не будет Щербаня. А судебный распорядитель говорит: «Мне неизвестны причины неявки Тимошенко». Это какой-то маразм. Это у них или профессионализм такой, или какие-то нестыковки идут. Почему не явился Щербань? Я думаю, что он увидел как идут допросы Зайцева и Марьинкова и, либо его решили потренировать, либо он испугался. Я третьего не вижу.

– Вы видели, что в прессу попали протоколы допросов Владимира Щербаня. Как Вы их оцениваете? Щербань там говорит о причастности Юлии Тимошенко к убийству Евгения Щербаня.

– Поскольку протоколы опубликованы, мы уже можем о них говорить. Мой анализ сводится к тому, что, например… Например, простая фраза, Владимир Петрович Щербань в протоколе говорит: «Я», – причем заметьте, говорит Я, – «в середине 96 года делал все, чтобы не пустить корпорацию ЕЭСУ на рынок Донецка».

А я Владимиру Петровичу Щербаню напоминаю, что в конце декабря 95 года, за полгода до этого, был подписан контракт между ЕЭСУ и ИСД на поставку газа на всю Донецкую область. Кого он не пускал через полгода после этого, я не знаю. Полгода исполнялся контракт. Полгода поставлялся газ. Полгода подписывались акты приема/сдачи объемов. Кого он не пускал?

Либо у Владимира Петровича избирательная память, как у Марьинкова: тут помню, тут не помню. Либо он говорит то, что его попросили сказать. Но его слова алогичны. Его слова не соответствуют фактическим обстоятельствам дела.

Причем логика обвинения абсолютно абсурдная. Потому, что обвинение говорит о том, что подписание Владимиром Щербанем распоряжения Донецкой обладминистрации о том, что весь газ покупается у ИСД, что это против ЕЭСУ. Но, это, наоборот, за ЕЭСУ. Было же как. ЕЭСУ имела контракт с ИСД. Цена фиксированная – установленная государством. Чем больше объема они отдадут ИСД – тем лучше. От чего зависти этот объем? От количества предприятий, которые потребляют газ от ИСД. Т.е. распоряжение Щербаня в плюс ИСД, а не в минус. И нет никакой проблемы в этом. Т.е. ЕЭСУ весь объем передает ИСД, а ИСД разгоняет по предприятиям. Чем больше предприятий – тем лучше. Следователи даже этого не понимают. Они не понимают, как работал газовый рынок в 90-х годах. Они не понимают, что такое оптовый поставщик. Что он имел право делать. Они не понимают, что такое фиксированная цена и кем она устанавливалась. Это элементарные вещи, которые нужно знать, не более того.

– Как Вы думаете, появятся ли еще новые свидетели в «деле Щербаня»?

– Ну, смотрите, я говорил это несколько раз, я повторю еще раз. Никакого «дела Щербаня» не существует. Есть некий политико-пропагандистский механизм, который используется для дискриминации Тимошенко в том числе на личностном уровне. Нет свидетелей. Никого. Это все – придумки.

Если мы проанализируем протоколы Владимира Щербаня, все что касается убийства, он сказал: «За два дня до убийства мне Женя – покойник, что-то сказал». Вот опять у нас появляются покойники, которые что-то говорят. А все остальное – это его домыслы и измышления, которые достаточно спорны с точки зрения логики и действующего законодательства. Вот и все.

Эти рассказы о том, что «а я знал», «а я догадался»... Да ты можешь догадываться о чем угодно. То, что ты знал, как носитель знания, нас не интересует, потому, что ты не эксперт. Нас интересует, что ты лично видел, что ты лично слышал и при чем ты присутствовал. А какие из этого ты выводы сделал – это твои проблемы.

Кстати, он еще несколько таких интересных вещей говорил… Но мы проанализируем это все во время допроса Владимира Петровича Щербаня в суде.

– Вы думаете, Щербань будет говорить тоже, что и в протоколах?

– Конечно, а куда он денется? Он связан протоколами. Но у нас есть для него ряд интересных вопросов и мы их ему зададим. Я думаю, они будут для него несколько неожиданные. Но ничего…

– Скажите, а как вообще Юлия Владимировна восприняла первый раз то, что ее, скажем так, «привязывают», к «делу Щербаня»?

– Она была возмущена. Ну, какое отношение Юлия Тимошенко имеет к разборкам в Донецке в середине 90-х? Они там между собой разбирались. Причем тогда у нас там был товарищ Янукович одним из руководителей области, которого поддерживали понятные бизнес-структуры. Но который, заметьте, при живом Щербане никогда бы не стал губернатором. Потому что Щербань делал ставку на совершенно других людей.

Опять таки, бизнес активы Тимошенко не получила, они остались в Донецке у «донецких». Ну, о чем мы говорим?

Как можно такое воспринимать? Конечно это – удар. Это попытка ее раскачать. Попытка ее вывести психологически, давить на нее.

– Последнее. Если появятся новые свидетели. Как вы думаете, это будут какие-то известные фамилии, или малоизвестные, как Марьинков и Зайцев?

– Мне все равно кто это будет. Я знаю совершенно точно, Юлия Тимошенко не имеет к этому никакого отношения. И сам факт того, что 17 лет все молчали об этом, не было ни одного свидетеля.

Вот мы спрашивали товарища Марьинкова:

- А почему вы молчали?

- Ой, а я говорил.

- Кому вы говорили?

- Ну, следователям.

- А почему не записали в протокол?

- Ну не записали.

- А вас на видео снимали на допросах?

- Снимали.

- А там, на видео, есть, где вы говорите о Тимошенко?

- Нет, на видео нет, говорил без видео.

- А почему вот в суде вас допрашивали, вы не сказали?

- Ну, в суде забыл, не сказал, это было не важно.

- Хорошо, а почему после суда не пошли?

- А после суда она была премьер-министром.

Только вопрос, каким премьер-министром? Она стала премьер-министром в 2005 году. Суд закончился в 2003. В 2004 ее прессовали так, как не прессовали никого. Почему же тогда он не пошел? А Марьинков говорит: «Тогда мне было не до этого».

Вот такие рассказы. Люди начали вспоминать в 2011, 2012 году о причастности Тимошенко к убийству. Причем товарищ Марьинков, например, описывает, как Тимошенко выглядела, а при этом забыл, что было в прошлом году. Тоже самое - Зайцев.

И при чем эти люди говорят «Мы не знаем, кто такая Тимошенко, мы ни разу с ней не встречались».

Беседовал Виктор Калашников, «ОстроВ»