Самые первые похороны, изумившие меня, состоялись в сентябре 2014 года. Умерла мамина подруга. Мы видели её в августе того же года, она ни на что, кроме войны, не жаловалась. Была угнетена, испугана, по-детски искренне не понимала, как может происходить все то, что происходило тогда вокруг. Её жизнь была уже долгие годы в огородных хлопотах, и политические коллизии и смена власти были для неё совершенно другим измерением жизни. Мы говорили о том, где они с мужем прячутся, когда стреляют, и где прячемся мы. Бытовые разговоры, тогда все говорили об этом - о еде, об обстрелах, о перспективах для нас и развязке всего происходящего. Было солнечно. Мы сидели на лавочке возле её дома, утопающего в чернобривцах, а у неё были синие руки от винограда, которым она занималась до этого. Сейчас я думаю, что мои перечисления не ложатся в ряд, а детали рвут шаблон. Как можно давить виноград, если буквально над головой со свистом летят снаряды? А ведь так и было. Мама закрывала огурцы в короткие передышки между обстрелами. Так делали все, кто жил по соседству с нами. Выскакивали из погребов и мчались в огород до первого свиста и последующего разрыва. Вот и мамина подруга была одной из тех, кто готовил из топора, боялся, но болел всем сердцем за урожай и предстоящую зиму. Все было обычно, если так можно охарактеризовать ту встречу. А потом, через месяц, я бежала по её улице и увидела её мужа - нарядного и заторможенного, как в замедленной съёмке. Он медленно шел с какими-то женщинами. Снова все это рвало шаблон - нет света, воды, а он нарядный медленно идёт по пыльной дороге. Я догнала его и пошутила: "При таком параде только с банкета". Он не понял шутки: "Рая умерла. С похорон иду". Как обухом. Я сто раз спросила у него, правильно ли я поняла его, точно ли это, об одном ли человеке говорим. Спросила даже, уверен ли он. В моем мироустройстве не должны были люди умирать вот так - без света, без врача, под канонаду. А у неё было именно так - ни с того ни, с сего стало плохо, прилегла. Муж возле неё был. Они говорили, он чай согрел. А потом она пожалела его: "Поди приляг, устал со мной". Он вышел, а она умерла. Без болезни или каких-то предпосылок. Не попрощавшись. Так вот, просто. А света нет, связи нет. Он побежал к соседям, они посоветовали, куда дальше идти. И через сутки похоронили. Без вскрытия - куда там! Врач знакомый заходил. Сказал, вроде инсульт. Но это неважно было, лишь бы по-людски похоронить, стреляли ведь. И поминок не было. С кладбища все по домам разошлись. На поминки не было денег - третий месяц без пенсии, единственного дохода их семьи. Я долго после этого была как в воду опущенная. Муж умершей сказал тогда: "Это все война, нервы"… Как же страшно было тогда. Пережить обстрелы и умереть вот так вот - от пережитого. А потом многие стали умирать. Но они были мало знакомы мне, и я мало связывала вереницу этих смертей с войной. Это сейчас я понимаю, что слишком много было тогда тех, кто умер сразу. Как будто в напряжении привык жить тем летом, адаптировался к страху и адреналину, а после не смог уже, перегорел, исчерпал все силы в то лето, весь свой жизненный потенциал, которого могло бы хватить ещё на десяток лет при экономном использовании в обычном жизненном ритме. Подруга похоронила мать спустя полгода после того лета. Шутила грустно, что её мать пережила две блокады - в ту войну, и в эту. После первой всю жизнь хранила воспоминания, а после этой умерла - не смогла поверить, что кто-то решился повторить войну. Не верила, что нет света, воды, не понимала, почему они едят из немытых тарелок. Упрекала дочь, что та лжёт ей, не верила…. А потом было много умерших. Тех, кто мог бы, вероятно, умереть и без этой войны. Но умирали все эти близкие и чужие как-то набегу, с перехваченным дыханием. Без особого ухода и пышных проводов. От безденежья родственники не оповещали никого, чтобы не кормить лишние рты. Наметилась даже некая мода - похороны от морга или от похоронного агентства. Чтобы отсечь любопытствующих и не кормить соседей. Соседи долго думали после, как так умер человек, а на улице этого не знал никто. Уже давно не хоронят с музыкой, цветами по дороге и толпой за гробом. Смерть стала будничной, привычной, как бытовые ритуалы. Люди иронизируют на тему смерти - обманывают сами себя, будто перестали бояться. А ведь все равно коробит, пугает, переворачивает все с ног на голову, что люди стали умирать чаще, быстрее, легче, не обременяя никого, как будто, всем остальным недосуг ухаживать. Уходят, не прощаясь, от войны - в мир. Новая мода на смерть и похороны. Если такое бывает, конечно. Я даже в местной газете прочла в рубрике "Разное" об услугах похоронного тамады с ведением похоронной церемонии, подготовкой слайд-шоу, фильмом для воспоминаний и фото- и видеосъемкой процессии. Тоже ведь бизнес и тоже мода. Выходит, есть она все-таки - новая мода на смерть. И знаете, ещё один штрих. Старики при мне говорили об умершей накануне того лета. Вспоминали. И все, не сговариваясь, сошлись на том, что ей повезло убраться до войны, не увидеть всего, не пережить. Без иронии и искренне завидуя её дате смерти как чему-то хорошему, что дано не всем… Ольга Кучер, Луганск, для "ОстроВа"
