Евгений Пронин: "К тем людям, которые сейчас возглавляют спорт в Украине, я не могу относиться в функциональном плане с уважением"

Евгений Пронин – один из самых известных украинских адвокатов. Его адвокатская компания вела ряд громких дел, в том числе дрифтеров на Софиевской площади, политзаключенного Романа Сущенко, правозащитника Марка Фейгина процессы против Анатолия Шария. С началом полномасштабной агрессии РФ против Украины Евгений пошел в ряды ВСУ добровольцем. Помимо адвокатской и военной деятельности Пронин продолжает исполнять обязанности президента Федерации легкой атлетики Украины. Журналист «Острова» связался с Евгением и поговорил о войне, легкой атлетике и ярких адвокатских историях.

«Думал, что россия не пойдет с наступлением»

– Евгений, вы адвокат, президент Федерации легкой атлетики, а теперь и военный. Как для вас началась полномасштабная война?

– Пока я исполняющий обязанности президента ФЛАУ. Я был вице-президентом до того, когда Равиль Сафиуллин объявил о своей отставке с поста президента Федерации легкой атлетики. И тогда Советом Федерации было принято решение о том, что я буду исполнять обязанности руководителя. Нас тогда было 5 вице-президентов, эту честь оказали мне. Мы думали, что это на три месяца, моей функцией было объявить выборы, а потом кому-то передать эти функции. Мы начали работать, налаживать процессы, и тут началась война. Поэтому сейчас я продолжаю выполнять эти обязанности.

Как началась война? Разговоров об этом было много, и лично я анализировал разную информацию. Если говорить в краткосрочной перспективе, я полагал, что полномасштабной войны не будет. А если в долгосрочной перспективе, то был уверен, что между Украиной и россией война будет. Потому что, если немного посмотреть нашу историю, то россия постоянно старалась доминировать, навязывать свое влияние. Даже в бытовых разговорах россияне позволяли себе пренебрежительное отношение, называя Украину «окраиной» россии и так далее. Я ожидал, что когда-нибудь они рыпнутся на нас, и у нас будет отличный исторический шанс дать им по зубам. Если честно, так, пожалуй, нельзя говорить, но я рад, что на мое поколение пришелся этот шанс и уверен, что именно нашему поколению удастся дать по зубам российской федерации. Дать достаточно качественно и надолго.

А началось все со звонка мамы: она хотела, чтобы я всех вывез из Киева и уехал подальше. У моей сестры были билеты на 25 февраля во Франкфурт. Мама позвонила в 4:47, сказала, что путин что-то там мелет по телевизору, что начнется война. Я выехал из дома в 5 утра, забрал сестру и проехался еще по пустым окрестностям, записал видео в стори, что все ок, работает ПВО, просил людей не паниковать, не забивать очереди на заправки, не нужно массово выезжать из Киева, потому что ПВО работает хорошо. Призвал людей собираться, сплачиваться и начинать движуху.

– А как вы пошли в ряды ВСУ?

– В первый же день у нас с ребятами были оговоренные правила: «Что мы делаем, если?». Я был уверен, что Россия сделает все, чтобы остановить мобильную связь и интернет. Они этого не сделали и, по моему мнению, это была их главная стратегическая ошибка. Мы могли общаться и друг друга успокаивать. Очень быстро появились лидеры мнений, такие как Жека Карась, Юра Гудыменко, тот же Арестович, все успокаивали людей. Была связь, мы с ребятами были в коммуникации. У меня под домом была водная полиция, там был склад с оружием. И в районе у нас есть одна из украинских спецслужб. По сути, наша окраина дома превратилась в военный городок. По обороне, по дисциплине, по питанию. Там был ближайший отдел территориальной обороны. Собственно туда я и пошел добровольцем. Там просто собрали всех жителей и сказали: кто готов брать оружие в руки? А именно через наш дом со стороны Вышгорода должна была проходить эта колонна. Нас откликнулось около шести человек. И так все началось для меня. А потом моя легализация в ряды ВСУ через территориальную оборону, присягу, обучение, она была разнообразной. Я ездил с разными формированиями на север Киева, на Черниговщину, выполнять задачи, будучи еще не легализованным и не приняв присягу. Сейчас я уже полностью легализован. Я служу в добровольческом формировании, и поскольку мне нужно выполнять функцию президента Федерации легкой атлетики и выезжать за границу на соревнования, мне бюрократически легче получать эти разрешения, будучи добровольцем. Я не получаю зарплату, у меня контракт добровольца. Я принял присягу и нахожусь, скажем так, с военнослужащими Вооруженных Сил Украины, но я доброволец. Нас здесь таких процентов 20-30.

– Какая ситуация вызвала у вас самый большой стресс на войне?

– Честно говоря, кто за мной следит, тот видит, что я всегда в повышено-эмоциональном состоянии, в хорошем смысле этого слова. Стрессово, когда у нас ребята 300-е. Мы работаем по выездам. Это может быть день, может быть и 5. Кто на наблюдательных позициях, может быть и дольше. Есть эвакуационные группы. Иногда эта группа эвакуации нужна тебе, а иногда ты сам в этой группе эвакуации. Стрессово эвакуировать 300-х наших ребят, раненых. К счастью 200-х, у нас в формировании нет, и надеюсь, не будет. А именно заниматься эвакуацией, когда есть 300-е, это не только стрессово, но морально неприятно. А так я всегда в повышенном нравственном состоянии.

– Судя по вашим сторис в Инстаграме, вы – артиллерист. Как долго вам пришлось учиться?

– Я разведчик, мы корректируем артиллерию. Главное, чем я занимаюсь – я летаю дронами и разными БПЛА. Я умел немного летать еще до войны. Начал это делать в Буче, Ирпене, Бородянке, в целом по Киевской области и Черниговской области, передавал информацию на арту. Там это было проще, потому что все было под носом, и их там было очень много. Сейчас я непосредственно в группе разведки и мы снова корректируем артиллерию. Мы поднимаем наши птички, у нас есть связь с артиллерией, если она на месте, и мы просто корректируем выстрелы, ведение огня. И если артиллерии под боком нет, то мы сами обретаем живую силу или небронированную технику. У нас есть ВОГи – это такой вид боеприпаса, который используется для выстрела из подствольника АК. Мы просто за счет специальных механизмов сброса с дрона, насыпаем «вогами» в окопы, блиндажи, в посадки, где находится враг. Или если это небронированная техника: «буханки», Z-мобили, перевозящие личный состав машины. Это если нет рядом артиллерии. А так мы корректируем именно ее, это моя основная функция.

Я летаю обычными дронами, гражданскими, летаю дронами военного назначения, или БПЛА. Например, «Лелека» или «Фурия». Еще у нас есть несколько крыльев зарубежного производства. На этом понемногу научились. Я прошел курсы, получил опыт и там, и непосредственно боевой. Наши коллеги иногда расшифровывают этот материал: иногда мы снимаем онлайн, что-то видим, работаем, а бывает, что чего-то не замечаем. К примеру, заныканный БТР или танчик. А наши коллеги при расшифровке находят эти цели, наносят их на специальные карты и дальше их уже видит артиллерия.

– Изменились ли ваши взгляды на жизнь во время войны?

– Нет. Взгляды на жизнь не изменились. У меня нет того, что люди пишут, мол «перевернулось сознание». Есть люди, в которых я разочаровался, но это ошибка, так как говорят: «Не стоит очаровываться – не будешь разочаровываться». А так в стрессовой ситуации большинство повело себя так, как я от них это ожидал. Чтобы я что-то резко осознал – такого нет. Я всегда жил в парадигме того, что мир не черно-белый и жизнь не черно-белая. Если посмотреть на спортивный лагерь, там есть и богатые, и бедные, злые и добрые, эмоционально настроенные и расстроенные. Так же и в военном формировании, в школе, на работе и т.д. Я видел разное восприятие людей одинаковых вещей. Война может где-то обострила эту историю, но чтобы я что-то резко осознал, такого не было. Все нормально, я себя абсолютно комфортно чувствую в этой войне, как бы странно это ни звучало. Быстро подстраиваюсь под разные обстоятельства. У меня же, как у человека, который в мирной жизни занимается бизнесом, есть цель, к которой я иду. Именно на нашем участке есть цель – уменьшить количество врага. И если я как-то могу эмоционально поддержать людей в социальных сетях, то я это делаю.

– В обществе постоянно идет дискуссия о том, насколько корректно жить нормальной жизнью в городах далеко от линии фронта. Какова ваша позиция по этому вопросу? Где эта грань между тем, что корректно делать, а что нет?

– Здесь как раз очень просто применить мое убеждение, что мир не черно-белый. Невозможно, например, находясь во Львове, заставлять себя страдать. В мае я впервые выехал в другой украинский город, был в Хмельницком на исполкоме Федерации легкой атлетики Украины, город живет совсем в другом режиме. Единственное, там есть сирены. Я понимаю, что если бы я там побыл несколько дней, то тоже спокойно бы ходил в кафе, прогуливался бы по парку, потому что сидеть и грубо говоря, страдать, там сложновато.

Потом я оказался в Мюнхене, у нас там была конференция европейской Федерации лёгкой атлетики. Мне там было очень некомфортно. Потому что когда там есть рабочие дела, встречи, конференции, обеды с коллегами – это одно. А когда ко мне туда приехала сестра, и мы пошли посидеть на террасе ресторана, то я себя очень некомфортно чувствовал. Но это мои сознательные эмоции, я не заставляю себя жить, страдать или постоянно говорить о том, что нужно помогать армии. Поэтому я людей понимаю, тех, кто не живет жизнью постоянного страдания в городах, которые сейчас не испытывают войны. Я их понимаю, стараюсь понимать.

Более того, я понимаю еще одну категорию людей: это те, кто войны не застал и смог уехать в первый день. Или были за границей и вернулись через несколько месяцев. И те обстоятельства, в которых они находятся сейчас, например, в Киеве, они очень похожи на довоенные. У них нет этого маятника, будто что-то случилось. Они ведь не ходят по Киеву конкретно по тем местам, где попали ракеты. Они будут ходить там и ходили. Потому и не видят этой войны. Следовательно, заставлять кого-то жить не так, как это соответствует вызовам времени – нереально.

Тем, кто немного перегибает палку, нужно давать по рукам. Например, я приехал в Киев, и могу заехать в кафе, ресторан, магазин, и видеть там таких «казаков», которые надевают свои «Лора Пиано» и что-то похожее на тактическую военную форму с шевронами, в которой «щеголяют» по городу. Выглядит честно по-клоунски и немного раздражает, но это последствия той жизненной ситуации, в которой оказалась наша страна. Если представить, что мы выиграли чемпионат мира по футболу, многие бы паратизировали бы на этом. Как сейчас люди паразитируют на войне?

«Министр молодежи и спорта не берет от меня трубки»

– Вы возглавили Федерацию легкой атлетики Украины 24 декабря в результате ряда странных, как по мне, событий, которые завершились отставкой Равиля Сафиуллина. Как и почему это произошло, расскажите свою версию? Потому что версию Равиля Сафовича я уже слышал, но впечатление, что не все детали этой картины освещены.

– Здесь нужно понимать мою роль в этой истории. Потому что я со всеми президентами Федерации легкой атлетики, а их у нас было четыре, нахожусь в достаточно хороших взаимоотношениях. И с первым президентом, хоть и знаком ситуативно, и со вторым, Валерием Филипповичем Борзовым, и с Игорем Гоцулом, и с Равилем Сафовичем. Хотя они между собой в разных отношениях. Так как Равиль Сафиуллин заменил Гоцула, Гоцул заменил Борзова и так далее. У меня нет ни с кем из них конфликтов, поэтому мне кажется, что я могу объективно оценить ситуацию.

Скорее всего, я знаю, что вам говорил Равиль Сафович по поводу причин его отставки. Виной ухода из Федерации Сафиуллина, на мой взгляд, очень мощного президента, кроме каких-то внутренних обстоятельств, является позиция министра молодежи и спорта Вадима Гутцайта, позиция президента НОК Сергея Назаровича Бубки и Елены Говоровой, на тот момент первой вице-президентки ФЛАУ. Эти люди допустили те проблемные обстоятельства, которые были в Федерации в момент отставки Равиля Сафовича.

Там было все просто. Равиль Сафович не хотел приходить и становиться президентом этой Федерации, от Донецка тогда делегировалась легендарная украинская атлетка – Ирина Лищинская. Равиля Сафовича уговаривали около месяца, потому что это было не нужно. Во-первых, он, хоть и дважды был министром молодежи и спорта, не был настолько близок к легкой атлетике, как например, к футболу. Для Равиля Сафиуллина это чужой вид спорта. И им пришлось изрядно поработать, чтобы он возглавил Федерацию. Собственно, эта же команда и привела его во ФЛАУ, таким образом, сбросив Гоцула Игоря Евгеньевича. А у Гоцула были достаточно мощные позиции в тот момент. И чтобы у него выиграть, нужно было привести очень сильную личность. И этой личностью оказался Равиль Сафиуллин. И когда он согласился на эту историю, он достаточно близко принял к себе Федерацию. Подключал свои связи, вкладывал свои личные средства. Сафиуллин реально не любит об этом говорить, но я уже как исполняющий обязанности президента Федерации вижу, что нужно вкладывать свои средства. И мы это делаем вместе с двумя вице-президентами. И Равиль Сафович очень быстро попал в материал легкой атлетики. Да, он мог не знать каких-то методологических вещей, особенностей нашего вида спорта, но вот такой человеческий фактор сработал. Он принимал у себя всех, говорил со всеми. И единственное, что он попросил: если вы уговорили меня возглавить эту Федерацию, то, пожалуйста, дайте мне сформировать свою команду. А это команда офиса и вице-президентов и команда тренерского состава. Он сказал: "Я хочу нести ответственность за результат Олимпийского цикла после Парижа-2024". На что ему сказали "хорошо".

И когда осенью Министерство назначило новые конкурсы по избранию главных и старших тренеров на все Федерации, Равиль Сафович сказал: «Дайте мне возможность сформировать мою команду». Ему начали навязывать людей, которых он не хотел. Я вам больше скажу: среди этих кандидатур были люди, против которых было легкоатлетическое сообщество и я лично. Но суть в том, что у них была договоренность. У него позиция проста: «Эти люди могут вам не нравиться, но я отвечаю за результат, потому что я президент Федерации. И дайте мне возможность отвечать за этот результат, а не половинчасто, когда половина людей моя, а половина нет. Как с них что-то спрашивать, если я их не видел в своей команде? И Равиль Сафович поставил четкое условие: если ему не дадут возможность сформировать свою команду, то он уходит из Федерации. Так и вышло. Я так понимаю, что ему там пообещали, что все будет окей, что там будут его люди. Но все равно комиссия во главе с Еленой Говоровой приняла то решение, которое она приняла. Равиль Сафович в тот же день набрал меня и сказал, что будет слагать полномочия, и написал заявление о сложении полномочий.

Это все – политика Министерства молодежи и спорта и Олимпийского комитета, в котором, в том числе, есть Елена Ивановна (Говорова) и Сергей Назарович (Бубка). Затем, после этого конфликта, неделю Елена Ивановна, как первый вице-президент, не брала от меня трубки, хотя она должна была принять на себя функцию руководителя Федерации и руководить ею. От меня она трубку не брала, несмотря на то, что мы с ней были в достаточно неплохих рабочих взаимоотношениях. А у нас там конец года, все горело, нужно принимать решение. Я написал всем, в том числе Елене Ивановне: «Давайте собираться и что-то делать, у нас нет президента». А вместе с Равилем Сафовичем о своем уходе объявили и генеральный секретарь офиса и вице-президент Гринюк. А вместе с ним и несколько сотрудников Офиса. У нас сыпалась Федерация буквально за один день! Уходили ключевые лица, у которых были ключи доступа к счетам, ЕЦП для подписания цифровых документов, все они слагали полномочия. Как минимум, нам нужно было собираться и всем поговорить.

Я написал похожее сообщение Говоровой, Бубке и Гутцайту: о том, что нам нужно собираться. На что мне начали звонить из НОК с контекстом, что нет, не надо собираться, подождите, Сергей Назарович примет решение, он за пределами Украины и через неделю вернется и все решит. У нас не было этой недели. Я человек независимый, у меня есть свой бизнес, я от спорта не получаю прибыли, кроме как гонорары от федераций, с которыми имею контракты на оказание правовой помощи. Я все-таки представитель нового поколения, хоть и уважаю их всех, они большие спортсмены. И все же я принял решение идти ва-банк и не слушать их, а слушать Федерацию и легкоатлетическое сообщество. Нам нужно было где-то искать деньги, от нас уходили спонсоры, которые пришли с Равилем Сафиуллиным. Поэтому на свой страх и риск, я собрал Исполком, затем собрали Совет, на котором приняли решение об отставке Равиля Сафиуллина и о назначении меня исполняющим обязанности. Со стороны недоброжелателей, эти действия назывались едва ли не рейдерским захватом, едва ли не использованием моих юридических знаний в спортивном праве для захвата власти. Но мы взяли на себя эту ответственность, вложили свои личные средства вместе с вице-президентом Рудюком и вице-президентом Гринюком. И начали работать.

Ровно с этого момента мы получили очень много «стопов» в колеса Федерации со стороны Министерства молодежи и спорта. Мы даже делали совместное заявление, что Министерство молодежи и спорта мешает нам работать. Они забрали у нас государственный эксперимент по финансированию государством ФЛАУ, мы раньше были его участником, где на наши нужды государство выделяет средства. Условно, летим мы в Турцию на сборы, Турция выставляет счет, Минмолодежи и спорта оплачивает его за счет средств из госбюджета. Нам нужно поселиться в гостинице на сборах в Испании или Казахстане, Министерство напрямую оплачивало эти средства этой гостинице или спорткомплексу. А сейчас нужно пройти веретено подписей, чтобы они выделили нам средства на автобус условно из Луцка во Львов. Это архаический контроль, абсолютно советский подход и, возможно, коррупционная схема. Я открыто об этом говорю постоянно: мы самая многочисленная Федерация с наибольшим количеством видов спорта, получаем наибольшее сопротивление от Министерства молодежи и спорта в своей работе. От органа, которому мы помогаем развивать этот спорт. Потому что это его функция, мы же просто общественная организация, которая продолжает функцию государства, подставляя плечо, по которому бьют при первой возможности.

Министр молодежи и спорта на мои звонки и сообщения не отвечает. Вот с того момента, когда я вступил в должность. Это нонсенс! Потому что министр должен общаться со всеми руководителями федераций. И он всегда на каких-то онлайн-мероприятиях рассказывает, что к нему все президенты приходят в кабинет, что он со всеми общается, что он берет трубку – это все полная чушь. Он ведет себя как обиженный мальчик. Во-первых, он не берет трубку от меня, руководителя Федерации, во-вторых, он создает большое количество преград для меня, как для руководителя Федерации. Я военнослужащий, однако, должен выезжать заграницу на спортивные мероприятия, потому что это имидж вида спорта, это деньги, спонсоры, договоренности и финансирование, потому что Министерство сейчас не финансирует нашу Федерацию из-за войны. Мы сами находим средства. Для меня каждый выезд за границу – это ад. Есть постановление, в котором говорится, что каждый функционер федерации может уезжать за границу совершенно спокойно за подписью министра. Он просто должен ратифицировать этот выезд. Министерство молодежи и спорта каждый раз как маленькие дети отказывают мне в выезде или игнорируют наши письма. Перед этим у меня был международный саммит в Мюнхене, где мы договорились о создании фонда и обновлении наших спортивных объектов, а мне министр молодежи и спорта не дал разрешения на выезд. И мне приходится проходить огромную глупую бюрократическую процедуру: разрешения от Министерства обороны, от ДФТГ, Пограничной службы… Это все отнимает кучу времени и нервов, но вот такая ситуация.

– Какие проблемы достались вам в наследство, когда вы возглавили Федерацию? Понятно, что нужно было быстро найти замену ушедшим, понятно, что Минмолодежи и спорта вместе с НОК начали подкидывать перед вами преграды. А что происходило в самой Федерации?

– Первое – это кадровый кризис, потому что шесть или семь человек заявили о выходе из Федерации. Первое, что мы сделали для решения этой проблемы, мы просто начали тет-а-тет общаться с людьми, с каждым в индивидуальном порядке, потому что у нас нет кулуарщины, я всегда предлагаю честно поговорить и решить любую проблему. После личных разговоров осталась команда. Генсек и вице-президент, и работники Офиса все работают. Люди получают зарплату, имеют работу, которую любят и команду, которая их уважает. Другой проблемой были деньги. У нас на счетах было примерно 9 тысяч евро, которые нам оставил Равиль Сафиуллин, за что ему тоже благодарность. Он своими усилиями постоянно донатил на Федерацию. От него осталась сумма 9 тысяч евро, но это евровый счет, эти средства нам нужны заграницей, нужно покупать билеты отдельным представителям Офиса, которым это не оплачивает государство и прочее. Поэтому у нас остался вопрос о зарплате. Нам нужно было вносить на счет личные средства как безвозвратную помощь. И мы это делали с двумя другими вице-президентами, с которыми мы договорились поровну донатить деньги на счет федерации. Нужна еще куча бытовых расходов, офис, уборка, электроэнергия, цветы для спортсменов, возвращающихся с соревнований и т.д. И это накапливает достаточно большую сумму ежемесячно.

Итак, первое, что мы получили – функциональный кризис, а второе – финансовый. Но мы решили оба этих вопроса. Мы обязались донатить на Федерацию до новых выборов. И я взял на себя ответственность назначить новые выборы, что хочу сделать как можно скорее.

По моему личному наблюдению, у нас практически никогда не было руководителей федераций, которые бы много общались с международным сообществом без языкового барьера. Постоянно нужно было искать постороннюю помощь. Я достаточно свободно общаюсь на французском и английском языках, поэтому сейчас таких проблем мы не испытываем. Раньше я уезжал за границу, потому что я юрист и мог решать правовые и антидопинговые проблемы, вопросы с дисквалификациями наших спортсменов и организационные проблемы. Из-за понимания иностранного быта и знания языков я быстро могу ментально акклиматизироваться и решать организационные вопросы. Во время этих поездок у меня появилось достаточно контактов с руководством и просто представителями международного легкоатлетического сообщества. А когда уже появился статус исполняющего обязанности президента ФЛАУ, то я получил доступ к (как сегодня модно говорить) центрам принятия решений. Ранее руководство европейской и мировой легкой атлетики получало информацию об украинской федерации от Сергея Назаровича, потому что он в международных спортивных кругах занимает достаточно высокие позиции. Но у них редко было прямое общение с руководством федерации лёгкой атлетики. Деловая переписка – это ок, а вот человеческого общения было мало, теперь достаточно.

На мой взгляд, у нас была определенная узурпационная индульгенция на международное общение. Это право было только у руководителя НОК. Сейчас я каждый день общаюсь с президентами федераций из разных стран, переписываемся или общаемся в FaceTime. Я осознаю, что я им всем гожусь во внуки, наверное, поэтому им интересно поговорить на какие-то современные темы, как и мне, общение легкое и довольно дружеское. Следовательно, мы всегда получаем положительные ответы на все наши просьбы. "Примите наших спортсменов в разных 10-15 странах" - "без проблем, нам это за честь". «Нам нужно разместить на собрании элитную группу бесплатно или за счет вашей федерации» – «без проблем». «Нам нужно организовать перелет» – «без проблем». Это все решается на уровне партнёрских диалогов. Насколько мне известно, Сергей Назарович точно также решает большое количество вопросов.

Когда я возглавил федерацию, то увидел определенный барьер: руководители международных федераций многое о нас не знали. Многие не понимали тонкости наших обстоятельств, в которых мы живем и работаем.

– И что вы начали делать?

– Мы полностью изменили визуал федерации, впервые за 20 лет. Наняли известную украинскую компанию, сделавшую нам ребрединг. Единственное, что нам осталось – проголосовать за финальный вариант нового бренда на Конференции. Чтобы оно все выглядело современно, потому что у нас логотип практически советский. Сейчас нам сделали новый крутой визуал, шрифт, цвета и так далее.

Во-вторых, мы получили новый, лучший контракт с Asics. Это наш единственный формовой спонсор, работающий с нами. Условия нашего контракта были неплохими, но сейчас нам удалось сделать их практически идеальными. Я о них скажу уже после того, как подпишу контракт в Юджине на чемпионате мира.

Затем мы получили меморандум о сотрудничестве, а в будущем – контракт с одним из крупнейших спортивных спонсоров в мире. Не буду говорить кто это, потому что мы пока не объявили, но скоро объявим. Я им сказал: «Господи, да придите уже в легкую атлетику и давайте что-нибудь делать». Они согласились с нами сотрудничать и хорошо помогать легкой атлетике. Спорт должен идти в ногу с коммерцией, бизнес должен быть рядом с нами.

У меня есть две долгосрочные мечты, независимо от того, буду ли я возглавлять федерацию или нет. Я хочу, чтобы в Украине была клубная система спорта, потому что мы до этого уже доросли, чтобы была клубная система, а не советская со СДЮСШОРами, ШВСМами и так далее. Польша пошла по примеру клубной системы развития спорта, и мы сейчас видим, как Польша на 10 голов выше нас практически в любом виде спорта, где мы должны конкурировать. Клубная система спорта должна лечь в основу нового закона. Непосредственно я пригласил Олю Саладуху стать почетным вице-президентом нашей федерации. Она народный депутат Украины, вместе с Жаном Беленюком занимается спортом и у нее аналогичные со мной настройки по поводу того, что нам нужно строить и к чему идти. Это человек нового поколения, равно как и Жан, поэтому я надеюсь, что Верховная Рада сможет проголосовать изменения в закон о физической культуре и спорте, и мы получим скелет формирования клубной системы формирования спорта в Украине. Потому что коммерция должна идти вместе со спортом.

Вторая мечта: как можно больше спонсоров. Я хочу привлечь в федерацию много спонсоров, чтобы у нас были развязанные руки, потому что мы все равно зависим от государства. Вот давайте сравним Украинскую ассоциацию футбола, не получающую финансирование от государства и живущую за счет спонсоров и дотаций от УЕФА, и нами. Мы не столь популярный вид спорта, но и денег нам нужно меньше. В идеале должно быть так, чтобы нам государство вообще ничего не давало. Чтобы мы могли жить за счет спонсоров и других прибылей. Конечно, для Минмолодежьспорта в сегодняшнем состоянии и составе это не ок. И я понимаю, почему и каковы подводные камни такого существования федераций. Но мне все равно. У многих есть «чиновникопочитающий» страх, люди боятся разозлить чиновников. Мне абсолютно все равно, они наши нанятые менеджеры, которые выполняют свою работу на уровне между плохо и преступно плохо, это мое личное мнение. Тем более к тем людям, которые сейчас возглавляют спорт в Украине, я не могу относиться в функциональном плане с уважением. Я уважаю их как великих спортсменов, но то, что сегодня происходит в спорте, в министерстве, в НОК и та позиция, которая была невысказана Сергеем Назаровичем после начала российского вторжения, оно все вызывает очень много противоречивых эмоций. Сергей Назарович для меня с детства был легендой. Но, к сожалению, мое софункционирование с НОКом и Министерством молодежи и спорта оставляет желать лучшего. Не знаю, почему они так из-под коса смотрят на нашу федерацию и ее новое руководство. Видимо, какая-то спецоперация пошла не по плану.

Еще я обратил внимание, что в легкой атлетике была очень большая кулуарщина. Думаю, что в любом виде спорта такое есть. Но смотрите: я открыто веду свой бизнес, жизнь и социальные сети. Если у кого есть вопросы: все собираемся и говорим. Тем более элита нашей сборной сейчас – это люди 1991-1994 года рождения, это люди, с которыми я еще бегал и мы знакомы по 15-20 лет. Мы прекрасно общаемся даже потому, что мы сверстники.

– Выходит, что возраст не имеет значения.

– Вы знаете, я сотрудничал с другими федерациями, ходил в суды по их делам и вижу, что проблемы у всех плюс-минус одинаковые. Поэтому я не новый человек в этой сфере. Как-то я слышал от одной барышни: «Вы – никто в легкой атлетике, вы вообще мальчик и новый человек, который ничего не изменит», я слышал подобные упреки уже десятки раз, это улыбается. Мне 31 год и я понимаю, что я достаточно молод, чтобы, по мнению динозавров, занимать какую-то высокую должность и руководить.

– Сейчас вы исполняете обязанности руководителя ФЛАУ. А когда будут выборы, на которых вы либо утвердите свой статус, либо проигрываете?

– Я бы их завтра провел, если честно. Но здесь нужно определиться. Как говорил Коломойский, когда звонил Вакарчуку: «Ты идешь или не идешь?». Я готов возглавить Федерацию легкой атлетики после следующих выборов, если меня выберут люди. Я даже не знаю, кто может быть другим кандидатом, не потому, что у меня нет потенциальных конкурентов, наверное, есть. А так как мы о них не знаем, не слышали, никто не заявлял о своих амбициях. Об этом говорила Наталья Добринская, она тоже вице-президент федерации, я ее безгранично уважаю и считаю в спорте и жизни своим другом. И это правильно, что она хочет возглавить ФЛАУ: молодые люди должны заявлять о своих амбициях. Но сейчас началась война, и я не знаю, какие у нее планы и амбиции, жизнь украинцев перевернулась с ног на голову. И все же я готов провести выборы хоть завтра.

Технически мы можем назначить конференцию через месяц после определенных юридических шагов. Нам нужно, чтобы новый проголосованный устав зарегистрировали в Минюсте, который только начал работать в более или менее довоенном режиме. Нам регистрируют устав, и мы начинаем работать.

Но перед этим еще собрать свои заседания. Конференция – это сбор делегатов из разных регионов, которые должны приехать и проголосовать. Как я сейчас вытащу на конференцию президента Херсонской или Луганской федерации? Или других, которые находятся в оккупированных городах. И я такую ​​конференцию вижу не совсем легитимной, когда у нас всех есть не совсем равный доступ к конференции. Мне бы хотелось, чтобы война закончилась хотя бы в фазе активных боевых действий, чтобы были деоккупированы территории и смогли съехаться все делегаты, и мы смогли проголосовать за нового президента. В НОК, кажется, зимой новые выборы, вот я хотел бы посмотреть, как они это будут делать.

Неважно, в каком я сейчас статусе: и.о. или президент, у нас одна цель. Чтобы федерация сегодня стала лучше, чем вчера, а завтра стала лучше, чем сегодня. Я не могу взять на себя ответственность и провести сейчас выборы с учетом того, что не у всех делегатов есть равный доступ к конференции.

«Уверен, что Шария экстрадируют»

– Я читал, что ваша адвокатская контора вела много дел известных людей. И мое внимание привлекла история о российском рэпере Элджее, который подал иск в СБУ, запретившую ему пересечение границы. Это дело он выиграл благодаря вашей работе. Сейчас вы не жалеете, что дело завершилось победой вашего клиента?

– Нет. Мы ведь здесь о юриспруденции. Здесь немного нашалила наша СБУ. Суть в чем: Элджею был запрещен въезд на территорию Украины, потому что он вроде бы дал концерт в Крыму, а потом по делу появились данные о том, что он дал интервью какой-то «Российской газете», о том, что Крым – это россия. Во-первых, Элджей никогда физически не находился в Крыму. Если бы он там был, я бы никогда не взял это дело. У меня были аналогичные предложения взять дело Васи Вакуленко (Басты), бывавшего в Крыму, или Ивлеевой Насти, которая была тогда женой Элджея. Она была в Крыму, и мы отказались, потому что это украинская территория, которую оккупировала россия. Все россияне, туда ездившие, получать нашу юридическую помощь не будут.

Леша Узенюк (Элджей) в Крыму не был. СБУ прицепило скрин с YouTube с его концерта в Чебоксарах. По-моему это уже полный правовой нигилизм. Да, СБУ – это наш правоохранительный орган, но тулить доказательства, которые не являются доказательствами, и писать бред, это тоже неправильно. Затем, когда мы приложили оригинал этого видео и показали, что это был концерт в Чебоксарах, а не в Крыму, добавив, что Узенюк никогда не был в Крыму, о чем доказательств у СБУ нет, то в Службе придумали еще одно доказательство, что он дал интервью.

Мы вбиваем эту цитату из интервью в Google и видим, что такая цитата действительно есть, но она принадлежит некоей «единоросской», депутатке муниципального разлива. Просто взяли ее текст, который она говорила, и присобачили к его фамилии. Мы запросили эту газету с просьбой предоставить нам оригинал записи и действительно, это депутатка-единороска. Узенюк, честно говоря, не столь интеллектуально развитый человек, чтобы связать больше двух предложений в текст. А там такое полотно, что сложно представить, что он был. Он, в принципе, никогда интервью не давал. Это было смешно. Мы предоставили суду эти доказательства, и суд СБУ сказал: «Мы все понимаем, но вы немного перегазовали». Мне потом позвонили по телефону из СБУ и предлагали вернуть деньги за судебный сбор. А они должны были это сделать Узенюку. И я им говорю: «Украинское СБУ будет возвращать деньги на российский счет? Давайте никто никому ничего не будет возвращать». Они апелляцию не подавали, признали эту победу. И потом он приезжал в Одессу и Киев, давал концерты.

Как адвокат, я не жалею. То, что все российские артисты позасовывали языки в пятую точку, то для меня там нет ничего удивительного. Они все приспособленцы, и будут бежать туда, куда дует ветер. Поэтому для меня здесь все ясно.

Там мне еще приписывают аналогичное дело Моргенштерна, будто мы его вели. Нет, не вели. Организаторы там решили сэкономить и обратились к другим юристам. Я не адвокат Алишера и еще каких-то российских артистов, я к ним отношения не имею. А Элджей – да, у меня был этот кейс, я его вел.

– Также вы работали по делу Марка Фейгина против Анатолия Шария. Верите ли вы в то, что Шария экстрадируют и он окажется за решеткой?

– Там было много дел. Анатолий Шарий подавал много исков к Марку тогда. Да, я верю. Если мы будем находиться в контексте международной поддержки и сотрудничества правоохранительных органов, я верю, что Шарий приедет по экстрадиции в Украину. Многие говорят, что Испания – это удобная гавань, и что она не выдает людей по экстрадиции. Я хочу напомнить очень известное дело российской, кажется, «ореховской группировки» преступной, где ее руководители также бежали в Испанию, полагаясь на то, что испанское законодательство защищает от экстрадиции. Они прошли очень медленно через всю испанскую тягомотину все бюрократические процедуры и выдали россии эту группировку. Не то что бы я прямо провожу аналогию между преступлениями, но есть юридические факты. У меня есть уверенность, что экстрадиция произойдет, если на это будет политическая и юридическая воля руководства Службы безопасности Украины.

Даниил Вереитин, "ОстроВ"