События конца августа 2014 года в Иловайске стали кульминацией первого этапа российско-украинской войны. Во всех смыслах. Это была первая открытая интервенция российской регулярной армии, первое крупное поражение сил АТО, потеря надежды на скорое освобождение Донбасса. В Иловайской трагедии винили как российскую армию, так и военное руководство Украины. Прошло три года, а ясности в причинах «котла» больше не стало. По официальным данным, в степи под Иловайском погибли около 366 защитников Украины, 429 бойцов были ранены. 128 человек попали в плен, а 158 пропали без вести. Добровольцы батальона «Донбасс» Валерий Маринец и Максим Авраменко на войну попали одинаково: летом 2014 года пытались пойти в армию, не добились ничего в военкоматах, и в июне, когда шло формирование батальонов Нацгвардии, записались в «Донбасс». Для Максима война началась с Артемовска: «…После Артемовска мы поехали освобождать Попасную. Было два захода: первый неудачный, мы потеряли нескольких ребят, и потом, со второго раза взяли город. Потом было освобождение Лисичанска, бои за Первомайск, это все в этот период. И где-то во время боев за Первомайск часть нашего батальона отправилась на выполнение задач по освобождению Иловайска, часть осталась дальше вести операции под Первомайском, я остался под Первомайском. Но потом, в определенный момент, это как раз, когда наши войска в Иловайске уже были в окружении, 20-го числа приехал наш замкомбата и отдал приказ, чтобы все мы собирались и наутро ехали сначала в Курахово, где находилась база, и 23-го числа мы заехали в сам Иловайск». Валерия Маринца сначала отправили в Изюм: « 1-го июля мы заехали в Изюм, потом сразу в Славянск, Артемовск, после Артемовска уже основная часть пошла в Попасное, Лисичанск. Я с небольшой группой, мы пошли по-другому: Карловка, Кутейниково, Пески, Красногоровка. Наша группа в основном содействовала «Правому сектору», «Днепр-1», 93-й бригаде.» По словам Валерия, вначале у добровольцев были трудности с оружием и материальным обеспечением: «Нам Нацгвардия выдала только легкое стрелковое оружие. Остальное: БТРы, БРДМы, «Шмели» — это все было отбито у сепаров. Где-то 17-го июня, последняя рота приехала в АТО, и они уже привезли там ЗУшку или две ЗУшки (зенитные установки, 23мм, спаренная пушка), РПК. Бронежилеты нам дали, каски нам уже там, в зоне АТО привезли. Бронежилеты дали, но бронежилеты в принципе такие... первые наши — украинские, которые себя плохо зарекомендовали в бою. Не потому, что они пробивались, а просто конструкция их не очень удобная. Бежишь, только нагнешься стрелять — оно раскрывалось по бокам. На липучках, и липучки забивались травой. Но потом волонтеры начали подвозить нам и еду, и бронежилеты неплохие. Форму я за свои деньги покупал. Ну дали одну «стекляшку», когда я в зону АТО ехал. А до этого я себе две формы за свои деньги купил. Спальный мешок, коллиматор — все за свои деньги купил. Там уже, в зоне АТО, более лучшую форму «Мультикам» волонтеры привезли, английскую». Валерий попал в Иловайск с первой частью батальона, 18 августа; Максим — 23 числа… По словам Максима, в Донецкой области на тот момент была наибольшая концентрация российских войск, а с той стороны границы шли постоянные артиллерийские обстрелы: «Граница там недалеко, поэтому у них были все возможности, чтобы можно было нормально обстреливать из крупнокалиберной артиллерии. Минометами они нас итак обстреливали. Миномет — это на тот момент самое безобидное из таких обстрелов. Обстрелы крупнокалиберной артиллерией или реактивными системами залпового огня были намного серьезнее». В окружении Бои в Иловайске продолжались до 29 августа. Вот как описывает происходившее Валерий: «18-го числа мы зашли туда, заняли практически без боя. Стрелкотня была, но несущественная. 19-го мы пошли на штурм второй части города. Но, оказалось, что силы не очень равны. Нас зашло 120 человек, нам на помощь никто не пришел. Ждали «Азов», но… «Днепр-1» пришел, ну человек 30, наверно, но уже числа 23-24. А 19-го нас 120 человек, и все. И мы пошли на штурм второй части города. Как мне потом стало известно от сепаратистов, их там было 150 человек, и в процессе боя еще 350 человек подтянулись с Моторолой из Харцызска. Подтянули БТР, подтянули «Нону», САУ. Нам пришлось отступить, конечно. Мы отступили. Потерями у нас были два пропавших без вести, четыре убитых и 26 раненых. Как позже говорили сепаратисты, у них только убитых было 55 человек». Обстановка стала еще более напряженной ближе к 22-му числу: «Потом числа 22-го был очень серьезный обстрел... Уже 24-го нам сообщили, что мы в окружение попали, что россияне перешли границу, и нас в спину подпирают российские регулярные войска. Но мы держались. Где-то 29 августа был приказ — выходим в зеленый коридор, русские нам дают зеленый коридор, и мы колонной построились, поехали». Когда войска стали выходить из окружения, россияне в нарушение условия о «зеленом коридоре» стали их обстреливать: «Русские начали обстреливать из минометов. Не прицельно, а так, вдоль дороги ложили. Только километр где-то отъехали от села Многополье, и они начали точно с ПТУРов и танков расстреливать колонну. Некоторые спешились, стали стрелять по русским, которые окопались вдоль дороги, со стрелкового оружия стали расстреливать колонну, в селе были танки, БМД, БМП. Короче, колонну расстреляли практически полностью, всю уничтожили технику». Во время выхода из окружения Валерий получил пулевое ранение в голову и чудом выжил: «Когда мы выезжали в колонне через «зеленый коридор», пуля пробила броню, инкассаторский броневик, и залетела мне в висок. Я думал, она улетела, голова же сразу опухла, крови полно, но оказалось, она просто в кости застряла. Есть такой у меня товарищ, позывной «Шаман», он заскочил в автобус, выкинул меня с автобуса, и когда он уже выскакивал, в автобус выстрелил танк. Его сильно контузило». После уничтожения колонны, те кто выжил, пешком добрались до села Красносельское и захватили его, взяв в плен находившихся там россиян. «Захватили в плен российских военных — десантников и танкистов Ульяновской танковой бригады. Связались с нашей артиллерией, которая стояла в Старобешево — это где-то километров 20 от нас. Дали координаты, попросили: дайте нам шанс выйти отсюда. Нам они сообщили, что нет приказа, и так никто и не помог. Вечером 29-го вооруженным силам пришел приказ сдаться, они забрали раненых. Мы же окопались». Добровольцы продолжали держаться еще одни сутки. «С нами оставались еще человек 17 или 14 из батальона «Кривбасс» ЗСУшного или кировоградского спецназа. Пацаны сказали: "мы не сдаемся, мы остаемся с вами", и они остались. Мы еще сутки продержались, но там уже просто никак нельзя было держаться, нечем было отстреливаться. Танки ездили и расстреливали нас, как в тире. Они поставили 28 САУ в 10 километрах от нас, и нас расстреливали оттуда, в этом селе ни одного целого дома не осталось, все разбили, все спалили. На следующий день, после 36 часов обороны, мы сдались. Нам еще сказали по рации: если вы не начнете через 5 минут сдаваться, то мы начнем ваших раненых расстреливать. Сдались…». «Когда практически закончились боеприпасы, и состояние наших раненых было на пределе, была достигнута договоренность (у нас на тот момент были уже их военнопленные из РФ): мы меняем их военнопленных на то, чтобы они нас вывели к нашим рубежам. Они постоянно торговались с нами, чтобы регулярные вооруженные силы вывести, а добровольческие батальоны оставить. Но не вышло. В итоге получилось так, что нас всех, со всех направлений, согнали в определенное место, это был у них сборный пункт военнопленных, переночевали там ночь с 30 на 31 августа, и 31-го было распределение. Раненых они погрузили в КАМАЗы и отправили в одну сторону, вооруженные силы и добровольческие батальоны ушли другой колонной, а батальону «Донбасс» была уготована немного другая участь. Впоследствии за нами приехали регулярные части российской армии, нас передали сепаратистам. Насколько мы услышали из разговора, нас просто продали за большую сумму. Они нас продали, нас погрузили в грузовики и отвезли в донецкое СБУ. С 31 августа 2014 года по 26 декабря я находился в плену в донецком СБУ», - рассказывает Максим об обстоятельствах пленения. В плену В здании донецкого СБУ пленные жили в подвале, предназначавшемся под бомбоубежище. «Сказали там, что нас всех расстреляют, но сначала будут судить народным трибуналом «ДНР» за наши преступления. Всех обыскали, всех опускали в подвал, кого-то не то, чтобы очень сильно избивали, но каждый получил, по зубам, куда попало били. Мне тогда выбили мост. Чем-то ударили и выбили мост зубной. Добровольцев держали в подвале, а пленных вооруженных сил - на первом этаже. Самое страшное было не то, что избивали — да, били конечно, избивали, но это можно пережить. А вот голод очень был [невыносимый]. 114 человек сидело. Просто не из чего было есть. Мы поснимали плафоны с потолка, помыли и из них ели. Там стеллажи какие-то были, и мы на стеллажах спали. Не хватало места, по очереди, по два человека спали». Кроме того, что пленных периодически избивали, им устраивали и психологические пытки - "расстрелы": "Завязывали глаза, выводили в какую-то комнату, передергивали прикладами и имитировали расстрел, могли просто так в воздух выстрелить». В октябре 2014 года пленных разделили: часть оставили сидеть в СБУ, а 70 человек отправили на работы в Иловайск. По словам Максима, оставшиеся в Донецке играли роль заложников: если бы находившиеся в Иловайске пленные сбежали, то тех, кто оставался в подвале СБУ расстреляли бы. Кроме того, из сидевших в Донецке боевики пытались формировать «штурмовые команды» для атаки на донецкий аэропорт, ожесточенные бои за который как раз шли в то время. Добровольцы отказывались идти против своих, после чего их снова и снова избивали. Валерий был среди тех, кого отправили в Иловайск. «В Иловайске мы уже сидели в полуподвальном сгоревшем помещении линейного отделения милиции. Нас охраняли 76 человек сепаратистов. Там все были сепаратисты, русских не было, местные: с Донецкой области, с Луганской, с Харькова. Были и такие, что из Тернополя, из Винницы, которые воевали за сепаратистов». В Иловайске пленные стали свидетелями вооруженных столкновений, которые происходили между разными вооруженными формированиями оккупанта: «Там у них между собой еще захваты, разборки были. ГРУ когда захватило комендатуру, я как раз дрова рубил, смотрю: залетают машины с «Утесами» сверху на крыше (это крупнокалиберный пулемет 12.7), выскакивают люди, вооруженные, все в «Горке», как россияне одеты, с шевронами… Всех мордой в песок, и начинают разоружать. А я ж себе дрова руба. Подбегают: ты кто такой? Я говорю: «Я военнопленный». -А вас там много? - Ну, есть немного. -Где вы там сидите? - В подвале. - Заходи в подвал, закройтесь и не выходите оттуда. У них там разборки были, нас тогда не тронули. А вот обычно, когда там захваты какие-то, смешно было всем. Смешно — это сейчас смешно. [В другой раз] Осетины захватили и забежали: «О, военнопленные! Давай, мы расстреляем сейчас десяточек». И такие: «Зачем вы сюда пришли?!», - давай на нас кричать, типа мы пришли на их землю. В комендатуре, где нас держали, стояла машина Volkswagen Boro, с одной стороны разбитая, с другой — вполне даже целая. И они захватили комендатуру, чтобы отжать эту Volkswagen Boro. Они друг на друга кричали: - ты куда смотрел, она ж побитая! - оттуда не видно, что побитая!»… Кроме того, Валерию удалось пообщаться и с кадровыми российскими военными: «С русскими разговаривали, с регулярными войсками. В основном они фыркали, не хотели разговаривать. А некоторые даже извинялись: «Извините, мужики, мы прекрасно понимаем, что мы оккупанты, но нас заставили воевать. Если мы не пойдем, мы дезертиры — приказ». Они рассказывали, что их даже никто не хоронил: "в посадке лежат, нам даже запретили брать их. Пропали без вести — все. Дома они — дезертиры. Те, чьи трупы привезли - семьям компенсацию какую-то заплатили, а те, которые в посадке валяются — это «пропавшие без вести» и «дезертиры», их родственники ничего не получат". Говорили, что им сказали, будто они едут на учения. Говорят: "мы просто в шоке были, когда нас привезли на Украину". Они даже рассказывали, что у них там был бунт, и что зачинщиков бунта просто вывели в посадку и расстреляли»… Когда пленных водили на работы, у них получалось пообщаться с жителями Иловайска. Валерий замечает, что местные в основном поддерживали Украину: «Местное население очень даже помогало нам. Я думаю, что они больше за нас, чем за сепаратистов. Были и те, которые оскорбляли и кричали, но таких мало. Было такое, что нас привели: стоит дом девятиэтажный, недалеко от железной дороги, которая разделяла город на две части — нашу и сепарскую. И сепаратистская сторона дома вся обстреляна с артиллерии. Нас привели там мусор грузить. Сразу российские каналы прибежали и давай нас снимать, люди кричат на нас: посмотрите, что вы наделали! Мы как военнопленные не имели права возмущаться или что-то говорить, но я так тихо говорю женщине: «Я прошу прощения, но мы вообще стояли с другой стороны, с противоположной, снаряды по такой траектории не летают». Она мне тоже тихо говорит: «Так надо». И вот они покричали, мы головы загнули, послушали, журналисты ушли, они давай нам — еду, шапки, рукавицы, носки, курточки... Мы оттуда затаренные такие пошли, ну понесли, конечно, для всех, всем делились — все в одном положении”. В Иловайске пленные добровольцы провели 2,5 месяца. Другая часть пленных все это время продолжала сидеть в донецком СБУ... Флаг Родины и свобода Приближался Новый год, процесс обмена пленными постепенно шел, но батальона «Донбасс» он не касался. И тогда сразу несколько групп пленных, находившихся в Иловайске, независимо друг от друга решили в Новый год бежать и прорываться к своим. «Было много групп. Которые самые лучшие друзья с одного подразделения, те между собой договаривались. Но был у нас старший, мы назначили, что вот ты будешь вести переговоры с сепаратистами, и сепаратисты с нами будут через тебя вести переговоры. Все эти группки каждая сама по себе договаривались, но это все видно было, что планирует каждая побеги. Старший это пытался все удержать, чтобы одной группой уйти, потому что нас предупредили: один убежит — десятерых расстреляют. Пообщались мы с ним и решили, что если нас не обменивают, то самый лучший вариант бежать на Новый год, когда сепаратисты все или под наркотой или пьяные. Может, это и хорошо, что нас обменяли, потому что шансов выйти оттуда было очень мало. Мы хотели разоружить всех, взять БМП (мы знали уже, где стоят их БМП и КАМАЗы) и на БМП прорываться в Донецк, в СБУ, оттуда вызволять наших, которые там остались, и уже вместе прорываться к Донецкому аэропорту или на Пески. Мы понимали, что если это будем делать, то мало кто выживет, но кипишь будет большой, и пользы для обороны, для государства будет много — вреда им наделаем демаршем таким». По свидетельству Максима, аналогичную попытку побега замышляли и те, кто сидел в Донецке: «Мы с ребятами договорились, что, если нас до Нового Года не поменяют, мы в новогоднюю ночь, когда надзиратели напьются, устраиваем диверсию, отбираем оружие, угоняем машину и едем на аэропорт. Что самое интересное, ребята с Илловайска думали так же, хотя связи между нами не было. Связь с родными нам давали буквально два раза, и то один раз нелегально — один из боевиков, который выводил нас по нужде в туалет, просто дал со своего телефона позвонить всем военнопленным. А второй раз — это уже в октябре или ноябре, когда приезжала миссия ОБСЕ проверять, как содержатся военнопленные». Максим рассказал, как ему удалось выкрасть у боевиков снятый со здания СБУ украинский флаг. «В октябре, сначала был очень строгий режим, но нас все равно выводили на работы. И на пороге у входа в наше здание лежал украинский флаг, снятый с СБУ украинский флаг, на который заставляли наступать. Естественно, наши ребята переступали через него, за что неоднократно получали или прикладом, или им простреливали ноги из пневматического оружия. И вот, в одну из смен, когда нас выводили на работы, я воспользовался моментом, пока отвлекся надзиратель, флаг лежал в углу, помятый, грязный, я его за пазуху засунул, поубирал, на выводили на работу, на уборку их помещений, и зашел вниз. Спрятал его в технических помещениях сначала, потому что у нас периодически устраивались обыски на запрещенные предметы. И когда вся шумиха улеглась, и нам привезли теплые вещи, волонтеров иногда пускали к нам, правда, отдавали не все, что они привозили, а часть, но все равно. Тогда привезли теплые вещи уже, куртку, достал это, достал иголку, нитку и вшил в подкладку флаг. И 26 декабря вывез его на свободную территорию Украины». В итоге большой обмен пленными состоялся 26 декабря. Бежать добровольцам, к счастью, не пришлось. К своим вернулись все 112 пленных из «Донбасса», за исключением Андрея Скачкова, уроженца Донецка. Так получилось, что в освобождении Андрея поучаствовал тот самый, спасенный из донецкого СБУ, флаг. «Скачков просидел почти год без двух дней, 364 дня. За него была самая большая борьба, потому что он был из Донецка, а ребята, которые местные, на них очень сильно обижались, считали их предателями и так далее. Так получилось, что флаг, который я вынес, я передал в музей ВСУ в Доме офицеров. И вот год мы бились за Андрея, обошли все инстанции – безрезультатно. А тут, в день Национального флага, была выставка боевых флагов, и мой флаг тоже там принимал участие. Меня пригласили рассказать о нем историю. А на этом флаге, я когда вышел, и когда побратимы выходили, я попросил их всех расписаться. Там расписались все вышедшие из Иловайского котла. Как раз на этой выставке присутствовал президент со своей семьей. Когда он подошел выслушать нашу историю, я сказал, что на этом флаге, который был вынесен из донецкого СБУ, собраны все подписи выживших в Иловайской бойне, кроме одного, который до сих пор находится в плену, и весь батальон готов отказаться от государственных наград ради того, чтобы наш побратим через пару дней, 29 августа [2015 года], стоял вместе с нами на Михайловской площади… И Андрея через два дня поменяли. Он сейчас находится на территории свободной Украины и занимается своими делами». После плена судьба наших героев сложилась по-разному. Валерий не прошел медицинскую комиссию и ему пришлось уволиться из “Донбасса”. Его наградили орденом «За мужество» III степени. Сейчас он учится на юриста. Максим же продолжает службу в армии. Его рассказ мы записали в Киеве, как раз в тот день, когда он, после очередного отпуска, отправлялся в свою воинскую часть... Юрий Изотов, специально для "ОстроВа"
