Известный ученый-религиовед, дончанин Игорь Козловский находится в заключении уже больше года. Козловского, не имевшего возможности покинуть Донецк и, по словам родственников, с осени 2014 года ведшего там "жизнь обычного пенсионера", забрали 27 января 2016 года. В ночь на 27-е неизвестные подорвали памятник Ленину в центре города — для "республики" это стало сигналом для показательных репрессий. Козловский был на тот момент одним из немногих оставшихся в Донецке заметных людей. Это пока единственное логичное объяснение, почему пришли за ним. В чем обвиняют ученого, до сих пор досконально неизвестно, хотя в Донецке прошло уже два заседания "суда" по его делу… Об обстоятельствах этого дела "ОстроВ" расспросил племянника Игоря Анатольевича Дениса Козловского. Денис Козловский вместе с Игорем Козловским. Фото: Facebook — Денис,чем занимался Игорь Анатольевич, скажем, с 2013 года до своего ареста? — Игорь Анатольевич преподавал в Донецком национальном техническом университете. Долгое время он был проректором в Институте проблем искусственного интеллекта. Когда во времена Януковича решили этот институт ликвидировать и присоединить его к Донецкому техническому университету, он стал преподавателем ДНТУ. Еще у него был центр Discovery, которым он руководил и в котором проводил занятия как лектор. У него есть несколько десятков постоянных учеников, к ним присоединялись новые из числа студентов или просто заинтересовавшихся. Там был очень широкий спектр тем, от Откровений Святого Иоанна до аюрведы. Он в этом плане был большим специалистом. Раз в месяц, например, по итогам очередного семинара выходила новая книга о йоге. Он также вел активную религиоведческую деятельность. В частности, был организатором Центра межконфессионального диалога, и в рамках которого проходили "круглые столы" с участием представителей разных конфессий. Регулярно участвовал в научных конференциях. После Майдана он с несколькими единомышленниками организовал Межконфессиональный Молитвенный марафон "За Мир и Единство в Украине", и с марта по октябрь 2014 года, когда уже шла война, этот Молитвенный Марафон шел непрерывно с утра до вечера. Священников оттуда похищали, сажали их "на подвал", мучили по несколько недель, потом отпускали. — Игорю Анатольевичу в этот период кто-то угрожал? — Угрожали, как я понимаю, всем, кто принимал участие в марафоне. Разрушали палатки, срывали флаг Украины. — Как минимум два человека оттуда побывали в плену — Сергей Косяк и Сергей Кульбака. Игоря Анатольевича тогда не тронули. И он не боялся оставаться в Донецке? — Он не боялся оставаться в Донецке, потому что он не вел никакой деятельности, которую можно бы было посчитать враждебной режиму. После того, как стало понятно, что Марафон больше нельзя проводить, что это слишком опасно, он жил жизнью обычного пенсионера. — Почему он не уехал? — Его старший сын наполовину парализован и у него синдром Дауна. Он с 1998 года не выходил на улицу, за ним постоянно нужен специальный уход. Понять, как он перенесет переезд даже на 300-400 километров, было сложно. Игорь Анатольевич не хотел рисковать. — На брифинге его жена сказала, что к тому времени, как его задержали, он сам уже принял решение выезжать из Донецка. — Разговоры об этом велись. Мы с ним виделись в ноябре 2015-го. Он приезжал в Киев на научную конференцию. Каждый раз, когда мы это обсуждали, мы, конечно, говорили, что нужно обязательно выезжать, что находиться в Донецке опасно. — С той стороны не поступало раньше никаких сигналов, что его могут задержать? — Нет. — Задержание произошло вскоре после подрыва памятника Ленину. То есть, его адрес был известен и о нем не забывали. — Мне сложно об этом судить, потому что у меня нет ничего, кроме домыслов. Мы понятия не имеем, как там все устроено и почему так происходит. — Что вам известно об обстоятельствах его ареста? Кто первым об этом узнал? — Одна из его учениц, которая должна была с ним созвониться. Он долгое время не брал трубку и не перезванивал. Такого обычно не бывает. Когда через час, через два он не ответил и не перезвонил, кого-то из друзей, кто был поблизости, отправили узнать, в чем дело. Стало известно, что в квартире чужие люди, проводят обыск. — Как информация попала в СМИ? Я ведь правильно понимаю, что семья хотела сначала избежать огласки? — Из-за того, что он человек, очень известный в Донецке, в СМИ работает много людей, которые либо у него учились, либо приходили на какие-то отдельные занятия. К тому же одновременно с ним задержали "Ответственных граждан". В СМИ это все подавали как связанные события. Поэтому об его аресте стали говорить. — Когда ему впервые дали с вами связаться? — Никогда. — Он ведь звонил вам. — Но это не значит, что ему дали связаться официально. — И посетителей к нему тоже не пускают? — Нет. Только адвоката. — Это человек, которого наняли вы? — Мы наняли. — То есть, они пытаются создать видимость цивилизованного процесса. — Я думаю, с их точки зрения у них там правовое государство. "Каждый имеет право на защиту", и все такое. У них есть несколько адвокатов, которые аккредитованы работать на территории "республики", и это один из них. — И это имеет смысл? — Только с той точки зрения, что к Игорю Анатольевичу есть доступ, хоть какой-то. Это лучшее, что мы имеем. — Я правильно понимаю, что сначала были какие-то формальные попытки добиться его освобождения. — Сначала были как раз неформальные попытки добиться его и освобождения. К сожалению, я не могу о них рассказать. Вскоре стало очевидно, что по неформальным каналам мы не сможем ничего добиться. Ситуация такая, что если ты сразу же включаешь человека в систему, то неформально ты точно уже ничего не добьешься. Мы хотели действовать как можно быстрее. Мы не думали, что дело приобретет такой масштаб. — В чем его обвиняют? Насколько я понимаю, обвинение как-то "эволюционировало". — Это все на уровне разговоров. Подписанных документов мы не видели. Якобы "следствие" обвиняет его в хранении двух гранат, если утрировать. — То есть, по мнению "следствия", Игорь Козловский был членом преступной банды, которая взрывала памятник Ленину. — Об этом вообще ничего не говорится — к чему они хотели это все пришить и как они хотели это подать. — Должно быть какое-то объяснение, зачем держат и не хотят отдавать именно Игоря Козловского. — Это вопрос, на который нет ответа. Нет смысла тиражировать догадки. Это может только навредить. — Они не пытались выходить на родственников, предъявлять какие-то требования, шантажировать? Может быть, чего-то хотели от него? — Чего хотели от него, нам неизвестно, нам же об этом не сообщают. А с родственниками никто никогда не связывался по своей инициативе. Только после того, как его жена обивала пороги МГБ, ей какую-то информацию, маленькими порциями, выдали и подтвердили, что его там удерживают. — В каких условиях он находится? — Я могу говорить только со слов адвоката. Продолжительное время, например, его держали в камере для тех, кто отбывает пожизненное заключение. Это было подвальное помещение с конденсатом на стенах. — У него проблемы со здоровьем? — По всей видимости. Мы ничего не знаем наверняка. — Когда он с вами связывался, он вам об этом не говорил? — Он ни о чем не может говорить. Он постоянно находится в помещении с другими людьми, непонятно, кто его слушает. То есть, все эти разговоры — чтобы просто услышать его голос. — То есть, в камере он не один. — В камере их все время четверо. — Вы не смогли добиться освобождения Игоря Анатольевича неформальными методами, не дождались эффективной помощи от Киева, и поэтому решили все-таки вынести эту тему в СМИ. — Прошел год, и стало очевидно, что усилия с нашей стороны ни к чему не приводят. Проконтролировать огласку было все равно невозможно. Сейчас мы ее не просто не сдерживаем, но и пытаемся добиться огласки в международных СМИ, которые могут поднять эту тему на другой уровень и донести до участников переговорного процесса в Нормандском формате. — Какие-то перемены в его положении, в условиях содержания в связи с этим происходят? — Абсолютно никаких. Сейчас у них идет судебный процесс. Прошло первое заседание, 3 марта должно было быть второе, но его перенесли из-за болезни адвоката. — Есть какая-то надежда, что Игоря Анатольевича включат в списки на обмен после вынесения "приговора". Вы имеете какое-то представление, на какое время может растянуться "суд"? — Нет. На протяжении всего года каждые два месяца ему продлевали арест. Точно так же можно и сколько угодно переносить заседания. Этот процесс может длиться вечность. — Он закрытый? — Так нигде не написано, и наша родственница туда ходила. На последнее заседание, которое перенесли. — То есть, она не видела Игоря Анатольевича? — Не видела. Его и не будут возить на заседания. — Как такое может быть? — Говорят, что это будет в режиме видеоконференции. Беседовала Юлия Абибок, "ОстроВ"
