Почему-то День Независимости Украины ассоциируется у меня с отпуском и абсолютным счастьем. Никакой политики, митингов или собраний. Хорошо помню вечер Дня Независимости, когда мы вернулись с Фиолента. Наполненные морем, солнцем, загаром, с солеными каплями в волосах… Последние дни отпуска. Мы сидели у сцены где-то у Графской пристани и слушали, как поют творческие коллективы. Песни были на русском и украинском. Исполнители получали не меньшее удовольствие, чем мы. Таких, как мы слушателей, было много. Кто-то подпевал, кто-то танцевал у сцены. Кто-то подходил, а кто-то вставал, уступая им место. Все чувствовали себя свободно. Отчего-то День Независимости для меня именно такой – наполненный солнцем, последними медовыми днями августа и свободой выбора, как тебе жить дальше. Может быть, такие мои светлые ассоциации просто не омрачены ничем – меня не заставляли идти в колоне против чего-то или за кого-то. Я могла провести этот день так, как мне хочется. И все то время, пока Украина была на Донбассе, этот день ассоциировался с дополнительным августовским выходным, хорошей концертной программой на театральной площади и возможностью догулять уходящее лето. Когда мы стали серой зоной, я сразу поняла, что лично для моей семьи ближе Россия. И это никак не связано с политикой или нашими убеждениями – наши родственники жили в России. Собственно, даже поводов ехать в Украину у меня не было – там не было никого из семьи, поехать я могла только к кому-то из друзей, а они на тот момент жили сплошь на съёмных квартирах и им было не до гостей. Мой первый выезд в Украину был шоком для меня. Я понимала, что идет война. И я живу по ту сторону войны. На какой-то месяц в сентябре-октябре 2014 года был пущен поезд «Луганск-Киев», чтобы люди могли уехать или перевезти вещи. В наше купе по дороге заходили пару раз люди с оружием, но сама ситуация была абсолютно спокойной. Мы выезжали, когда в «республике» еще не было связи, света, воды. По дороге появилась телефонная связь и посыпались сообщения от друзей – где ты, как ты? А потом, уже ближе к Киеву, все стало казаться полной фантасмагорией. Люди, как и прежде, возятся на своих участках. У них есть свет и вода, они живут мирной жизнью и сядут ужинать при свете, как когда-то мы. Это было как вырваться из плена или выйти на солнце после полной тьмы. Там была совершенно нормальная жизнь, как у нас до всех событий. Еще одним откровением было то, что никто, верите, никто не бросился бить нас как я думала на перроне Киевского вокзала. Я ждала, что как только поезд остановится, нас забросают гранатами или кинутся на нас. Но ничего этого не случилось. Меня встретил на перроне приятель, выехавший чуть раньше, и я так вцепилась в него, будто нас разделяли годы. Я шла, боясь отпустить его руку, и в этом ведь тоже были перемены, которые я поняла намного позже. Везде, где я говорила, что приехала из Луганска, у меня искренне спрашивали, как мы. Я не чувствовала подвоха или ненависти. Обычные люди искренне сочувствовали таким же как они, разделенным войной. И если мне давали советы, то одинаковые: «Уезжайте, зачем вы там?!». А я даже не могла позвонить домой – дома по-прежнему не было телефонной связи. А потом как-то так вышло, что Украина стала отдаляться. Это было похоже на развод. Ты все еще чувствуешь запахи, звуки, помнишь все до мелочей, но понимаешь, что как раньше уже не будет никогда. У нас не было украинских телеканалов. Их в одночасье заменили российские каналы вещания. Местной валютой стал российский рубль. Украину стали упоминать только негативно. Исключительно негативно! Если говорили о чем-то, то лишь в контексте полнейшего абсурда – у военных поголовно дизентерия и белая горячка, поминутно авто врезаются в мирных жителей, процветают грабеж и насилие. Мы стали верить всему, и в ответ на чей-то рассказ о прежней Украине мы переспрашивали: а как же все то, что говорят в новостях? Как же истории о пропавших людях, о безработице, о проданных с молотка тюрьмах и тотальной амнистии уголовников? Собственно, мамины выезды за пенсией только усиливали впечатление – долгие пешие переходы через "границу", обыски на предмет запрещенных ко ввозу вещей, «тыкание». Я поняла, что мама перестала разделять военных на местных и украинских. Ночные переходы слились для нее в один сплошной кошмар, когда они идут, ждут, бегут, боятся чего-то… Накануне Дня Независимости моя подруга случайно узнала, что она есть на «Миротворце». Не знаю, можно ли назвать причину, по которой она попала туда, случайной. Она узнала об этом скорее случайно – собиралась ехать вклеивать фото в украинский паспорт, кто-то посоветовал проверить себя на «Миротворце». Никакого негатива к Украине у нее не было и нет, но это как бы о том, почему она вряд ли попадет теперь в Украину и почему ей в одночасье стали ближе российский паспорт и СНИЛС – получить эти документы намного проще для нее. Хотя большинство продуманных «республиканцев» живет с полным комплектов документов – украинским биометрическим паспортом, российским паспортом, местным. Жить вне политики здесь совершенно нормально. Мои знакомые пару раз в год ездят в Украину пить водичку по санаториям. Другие знакомые строят бизнес и здесь, и там. Точнее здесь, благодаря Украине. Соседи напротив - живут в Киеве, а сюда приезжают как на каникулы к бабушке: попить пивка в друзьями, себя показать, вспомнить прошлое. Никакой войны для большинства нет. Есть просто новая реальность, и люди подстраиваются под нее. Чтобы выжить. Появилась привычка жить так, одним днем. Пока так. А дальше – будет новый день, к которому тоже привыкнут. Ольга Кучер, Луганск, для "ОстроВа"
